Хороша была Катюша - Мария Федорова

А в результате — пересоленное мясо, горелое с одной стороны и сырое на костях. Олежека аж передернуло, когда ему на тарелку из обугленной куриной ножки вытекло немного крови… Он с отвращением взглянул на Катину стряпню, взял кусок хлеба, намазал его майонезом и стал жевать. Ужасно… Она так старалась, а получилось еще хуже, чем обычно. Надо было не выделываться, а купить котлеты из индейки, соус какой-нибудь татарский, замороженную овощную смесь, готовый салат…

— Пока, я пошел…

Катерина вскочила с постели, чтобы подарить любимому прощальный поцелуй, но входная дверь уже хлопнула. Катя расплакалась. Она понимала, что по-хорошему надо было собраться и уйти совсем из этой квартиры, забыть Олега, жить дальше. Но она не могла, просто не могла так поступить. Едва он уезжал, ее начинала глодать жуткая тоска. Невозможно было ни на чем сосредоточиться. В сознании сидела одна мысль — где он, почему не звонит, когда приедет? Его присутствие стало для нее как наркотик, и, оставшись без дозы, она теряла голову, волю, желание жить. Во что бы то ни стало надо удержать его. Как угодно. Беременность? Это его не остановит. Нет, ему нужны деньги, только деньги… Если ей удастся получить кредит, все наладится. Они поженятся — он же обещал. Срочно надо звонить Сергею. Не важно, Светка там или кто другой. Она сумеет уговорить его помочь.

— Сережа, прости, что снова беспокою тебя, но мне не к кому обратиться…

— Чем могу — помогу.

— Это не телефонный разговор. Нам надо встретиться. Ненадолго. Ты сможешь завтра? Или лучше — сегодня.

— Если так срочно — давай сегодня вечером, после работы. Часов в восемь тебя устроит? Где-нибудь в центре?

— Хорошо. Скажи где.

— Давай в «Арт-хаузе» — помнишь, кафе возле театра? Там обычно в это время тихо.

— Обязательно приду. Спасибо тебе.

У Кати не было сил даже как следует подготовиться к важной встрече. Весь день на работе она сидела как на иголках, а когда взглянула на часы, надо было уже бежать. Едва мазнув по губам помадой и расчесав волосы, она, бросив всем «пока», выскочила за дверь. В час пик на дорогу до центра могло уйти часа полтора. Катерина рисковала опоздать.

— Куда бежишь, красавица?!

— Ксюш, прости, мне некогда. Очень важная встреча. Я опаздываю.

— Ну, извини. Я только хотела сказать — Стасик мне звонил. Он волнуется, что-то про тебя все расспрашивал. Ты что-нибудь решила?

— Сегодня попытаюсь.

— Не тяни. Он, кажется, собирается своей подруге к Новому году дорогой подарок сделать. Если договоритесь, кредит оформит за один день.

— Поняла. Пожелай мне удачи.

— Удачи тебе, красавица! — Ксюша театрально по-цыгански потрясла плечами и покачала головой, щуря глаза. — Вижу, вижу, ждет тебя дорога дальняя, король червонный. В общем, Кать, будет тебе счастье!

— Светлана Николаевна, к вам можно?

Света уже собирала сумку, чтобы идти домой, но тут же оставила свое занятие. Анечка ни разу не появлялась в библиотеке после того памятного тетушкиного визита, а встречая Светлану в коридоре, едва кивала головой и опускала глаза. Свету мучила совесть — она понимала, что девочке надо помочь, но не знала, как лучше это сделать. И вот наконец Аня зашла сама.

— Конечно, можно. Садись, хочешь чаю? Или книжки посмотри…

— Если можно, чаю.

— Конечно, можно. Зеленый с жасмином будешь?

— С удовольствием…

Света наливала чай, накладывала в розетку варенье, резала бублик. Аня крутила в руках карандаш, ее щеки горели, видно было, что девочка сильно волнуется.

— Светлана Николаевна, пожалуйста, простите меня, что так получилось… Тетя Марина наговорила вам такого… Я боялась, что вы больше не захотите со мной общаться.

— Анечка, господь с тобой! — Света аж уронила ложку. В ее глазах стояли слезы, она непроизвольно подошла к девочке и обняла ее. — Что ты такое говоришь? Я прекрасно понимаю твою тетю — она переживает из-за тебя. Ничуть я на нее не в обиде, тем более что мы объяснились, все нормально. А уж на тебя-то мне и вовсе не за что обижаться. Давай забудем всю эту ерунду. Хорошо?

— Спасибо. — Аня улыбнулась сквозь слезы. — Спасибо…

— Перестань. Все, забыли, проехали. Пей чай, а то он остынет.

— Вы торопитесь? Я вас задерживаю?

— Ты меня не задерживаешь, не волнуйся. Но дело вот в чем — у меня пропала собака. Я распечатала тридцать объявлений, и мы с Павликом должны сегодня их развешать в нашем районе. Нужно успеть до ночи, а ходить придется много. Не поможешь?

— Конечно.

Белые листы норовили отвалиться от холодных столбов, измазанные клеем и замерзшие пальцы плохо слушались. А половина объявлений все еще лежала в Светланиной сумке. Пашка не жаловался, но видно было, что он замерз. Грела его только мысль о том, что своими трудами они приближают обретение любимой собаки.

— Мам, а вот человек, который Дуську видел, он когда объявление прочтет?

— Не знаю, сынок, но надеюсь, что скоро.

— А если, когда он пойдет, темно будет? Как же он прочтет, что пропала собака?

— Ну, разглядит как-нибудь. Или потом утром пойдет на работу, тогда и увидит.

— А где он Дуську видел?

— Паш, ну откуда я знаю? Если бы знала — пошла бы туда и взяла Дуську, а не таскалась здесь с объявлениями…

— А…

Анечка почти не участвовала в общих разговорах — только сначала расспросила, как пропала собака. А потом ходила вместе со Светланой и Павликом, клеем намазывала объявления, расправляла их на столбах, размышляла вслух, куда еще можно пойти. Но видно было, что ей хорошо бродить так по улицам, участвовать в каком-то семейном деле, помогать Свете…

Наконец последняя бумага оказалась на столбе.

— Думаю, мы заслужили хороший ужин. Никто не против? — Светлана чувствовала, что надо придумать какое-то приятное завершение вечера.

— Конечно, не против! А соку купишь? — Пашке идея явно понравилась.

— Обязательно куплю. И соку, и зефира… Можно на ужин пиццу испечь. Аня, ты еще не торопишься домой? Я потом тебя провожу…

— Нет, я не тороплюсь. И провожать меня не надо — мне от троллейбуса два шага, дом на проспекте, темных дворов, как у вас, нет.

— Ну и хорошо.

По дому разливались тепло, аромат горячего хлеба, плавящегося острого сыра, смеси приправ. Павлик и Аня на диване рассматривали фотографии, Ольга Ивановна, сидя в старом, но очень удобном кресле, зашивала Пашкины брюки, которые он умудрялся рвать каждую неделю.

За окном чернели ранние зимние сумерки.

Света решила накрыть красивой скатертью журнальный столик в своей комнате, достала фарфоровые тарелки, которые остались от бабушки, разлила сок по высоким стаканам тяжелого темного стекла, выложила на блюдо красивую пиццу. Ярко-красные помидоры под расплавленным желтым сыром, молочно-белый зефир в бордовой вазе, оранжевые кружки нарезанных апельсинов — стол получился красивый и праздничный. Ольга Ивановна с укоризной смотрела на приготовления:

— Что это ты, Свет, тут устроила? До Нового года еще далеко, Дуська вроде не нашлась… Чего праздновать-то?

Светлана только махнула рукой, решив не замечать недовольного ворчания матери. Всем нужно развеяться — и ей самой, и Ане, и Павлику. Надоели тоскливые будни.

— Паша, иди мыть руки. Садимся за стол.

За едой Аня не проронила ни слова, а когда Светлана пошла проводить ее до троллейбусной остановки, разговорилась. Она вспоминала свое детство, поездку к морю вдвоем с мамой, первый концерт в музыкальной школе, после которого мама расплакалась, а Аня думала, что это потому, что она очень плохо сыграла… С воспоминаниями горечь отступала, Аня снова становилась ребенком, открывалась. Но сразу помрачнела, как только показалась остановка.

— Вы не подумайте только, что моя тетя Марина плохая. Она меня любит. Только устает очень — ребята часто болеют. Денег не хватает, она говорит, что лет десять в отпуске не была. Мне ее ужасно жалко. А тут еще такая обуза — я на нее свалилась. Хорошо, что я уже взрослая, стараюсь ей помогать… Только от меня толку мало — я привыкла лишь с мамой общаться, а у них в семье все по-другому. Тетин муж, он откуда-то с юга, молдаванин, кажется. Не любит, чтобы ему мешали. Когда приходит с работы, все шепотом разговаривают. А я иду домой и начинаю играть. Иногда часов до трех за инструментом сижу, правда, теперь перестала. Соседка сказала, что я им спать мешаю. Хотя по ночам старалась играть что-нибудь тихое, мелодичное… Я бы хотела в музыкальное училище поступить, но не буду. Ведь мне надо на жизнь зарабатывать. Я решила пойти в кулинарное училище. Закончу, начну работать и заочно в технологический институт поступлю. Буду рецепты котлет и сухариков к пиву изобретать.

— Ань, может быть, не стоит в кулинарное училище? Пойди в пединститут. Конечно, в школе платят мало, но все-таки жить можно, будешь репетиторством заниматься, выкрутишься. Ты же музыку любишь, литературу… Не сможешь ты с подносом крутиться или у плиты стоять лет семь как минимум — в училище и пока заочно отучишься.