Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа - Михаил Зефиров

Помимо этого, завод набрал себе еще и кучу коммерческих заказов: несколько тысяч бочек для керосина, контейнера, котлы, мостовые опоры, землечерпалки и другую продукцию. Тем самым директор и главный инженер надеялись заработать живые деньги и хоть как-то выправить финансовую ситуацию. Однако получилось только хуже. С большей частью заказов завод так и не справился, зато партийное руководство узрело в этом сознательное вредительство: «Ясно, что враги народа, сидящие в руководстве Главка и Наркоммаша, навязывая заводу эти заказы, стремились вытеснить и затереть ими спецсудостроение».

Топлива катастрофически не хватало. 14 января тогдашний директор завода И. В. Михалев писал в Горьковский обком партии, что на заводе сложилось тяжелое положение с топливом и рядом других материалов. Писал он и в другие инстанции. Однако все оказалось бесполезно, и в итоге впервые со времен разрухи 20-х годов на «Красном Сормове» погасли мартеновские печи.

Между тем в марте 1938 г. на завод приехала экспертно-техническая комиссия 2-го экономического управления УНКВД Горьковской области. В ходе ее работы были выявлены многочисленные факты «вредительства». В течение 1934–1937 гг. на заводе велось строительство без смет и плана, с большими непроизводственными затратами. Часть цехов при этом сдавалась с недоделками. Так, при сдаче кузнечно-прессового цеха не были укреплены металлические конструкции, не проведена гидроизоляция фундамента.

Порой происходили и совершенно безобразные случаи. Например, в марте 1937 г. на завод прибыла цистерна серной кислоты. «По ошибке» эту кислоту слили в емкость с нефтепродуктами, предназначенными для работы электростанции. Зная об этом, руководство все равно использовало нефть, смешанную с серной кислотой, по назначению! В результате произошла серьезная авария, и «Красное Сормово» осталось без электричества. В самой электросети завода вместо трансформаторов использовалось 50 % времянок, отсутствовало резервное питание. Постоянно происходили аварии, в 1934 г. завод отключался от электроэнергии 22 раза, а в 1936 г. – уже 36 раз.

Оставлял желать лучшего и производственный процесс. Так, энкавэдэшники обнаружили отсутствие технологического процесса у металлургов, которые работали просто «наобум». В процессе ковки отсутствовал один из промежуточных этапов. Грубо нарушался технологический процесс закалки снарядов – вместо масла их калили в воде.[194] Постоянно не выполнялся производственный план.

Все это было обусловлено многими объективными причинами. Однако комиссия сделала выводы, что в данной ситуации виноваты: уже расстрелянный бывший нарком тяжелой промышленности Пятаков, начальник Главречпрома Березин, директор завода «Красное Сормово» Сурков, его заместитель Тюрин и главный инженер завода Волынский.[195] Все они были репрессированы. Новым директором завода стал Михалев, а потом его сменил Мочалов.

В разгар этих событий в апреле 1938 г. были спущены на воду в заводском затоне сразу шесть субмарин IX серии. В июле на достроечной базе в Кронштадте были спущены лодки XII серии № 247 и 249 (М-96 и М-97). Однако степень готовности всех их была очень низкой. Требовалось проделать огромный объем доделочных работ и внести массу конструкционных изменений. В результате, например, лодка № 245 (С-11), спущенная на воду 20 апреля 1938 г., была окончательно сдана флоту уже во время начавшейся войны – в июне 1941 г.!

Это и неудивительно, если учесть, что собирали подлодки из всего, что было под рукой. Так, для двух «малюток» не хватало килевых листов, а подходящий металл заводу не поставили. Выход нашли простой: один лист изготовили из материалов, оставшихся от серии «Щука», а второй – из металла, ранее забракованного по расслоению.[196]

15 июня завод получает приказ НКОП: срочно приступить к закладке еще восьми подлодок. Однако технические возможности не позволили выполнить его в срок. В августе – сентябре были заложены только пять субмарин XI и XII серий и затем еще две заложили 13 ноября.

В целом 1938 г. был завершен заводом неудовлетворительно. Впервые флоту не было сдано ни одной подводной лодки. План по товарной продукции выполнили всего на 60 %. Значительно выросли убытки от брака, составившие за год 5 713 000 рублей. Впрочем, эта официальная цифра не учитывала многочисленный скрытый брак. Например, начали обработку вала, и на одной из последних стадий обнаружили брак. Операция, на которой его выявили, засчитывалась в брак, а все остальные просто включались в выпуск валовой продукции. В итоге получалось, что деталь выброшена, а затраты труда и оборудования шли в выпуск готовой продукции.

Еще одной поистине неразрешимой проблемой стало огромное незавершенное производство, к концу 1938 г. достигшее суммы в 207 млн. рублей! Это было следствием хаотичной и бессистемной работы. Например, началось строительство дизельного двигателя. Выполнение доходит до 70–80 %, потом по какой-то причине работы сворачиваются. Дизель стоит несколько месяцев, детали растаскиваются, а затраченные деньги пополняют список «незавершенки».

Фактически, по рыночным меркам, завод № 112 полностью обанкротился. Это объяснялось нереальными плановыми заданиями, плохой подготовкой производства, неудовлетворительным состоянием заводского и межцехового планирования. Сказывалась несогласованность в работе заготовительных и обрабатывающих цехов и диспропорции в их развитии.

Огромное количество сверхурочных часов вело к большому перерасходу фонда заработной платы. В итоге завод оказался в финансовом затруднении и был не в состоянии заплатить 30 млн. рулей за топливо, оборудование и другие материалы. И потому в течение года предприятие не получило ни одного нового станка.

При этом простои на «Красном Сормове» за год составили 9 216 человеко-дней, а число прогулов вообще достигло астрономической цифры – 18 268 человеко-дней![197] Вот она «железная сталинская дисциплина». Некоторые скажут, мол, не может быть, за это жестко наказывали. Да, иногда наказывали, но, как это обычно бывает в России, не тех, кого надо. Вот один типичный пример.

В те годы в СССР новогодних праздников не было. 31 декабря и 1 января люди работали в обычном режиме. Но многие все же отмечали. Так, 1 января 1939 г. в 20.00 в мартеновском цехе напились водки слесари Герасимов, Чугреин и помощник машиниста Зимин. Дойдя до нужной кондиции, они устроили дебош, в ходе которого Зимин запустил молотком в мастера Семенова, сделавшего пьяницам замечание. В итоге уволили лишь одного Зимина. В то же время мастер Чкалов, проработавший в цехе 43 года, имевший 15 наград и грамот и ни одного взыскания, опоздал по семейным обстоятельствам на работу и сразу же был уволен.

1 ноября 1938 г. на завод № 112 приехал секретарь Горьковского обкома ВКП(б) Яков (Юлий) Каганович. В своей пламенной речи он, в частности, отметил большие трудности в работе завода, как то: слабость трудовой дисциплины, пьянки, прогулы и «доброту» директора. Далее Яков Моисеевич призвал всех брать пример с Красной Армии: «Мы, товарищи, с Вами возьмем пример с озера Хасан, где мы имели немало фактов, когда отдельные отделения, отдельные командиры и политруки сумели противопоставить себя против целых батальонов и победить». А случившуюся ранее остановку мартеновских печей Каганович объяснил отсутствием в начальниках цехов и мастерах «большевистского огонька», коим, видимо, и надо было плавить металл в отсутствие углеводородов.

Даешь «артиллерийско-судостроительный» завод!

Руководство завода за годы первой и второй сталинских пятилеток уже привыкло к неожиданностям, однако очередное задание партии все же повергло всех в шок. В 1938 г. завод получил приказ срочно организовать производство 76-мм орудий образца 1927 г.![198] Данный пример показывает, насколько мало в вышестоящих инстанциях учитывались реальные производственные возможности предприятий. «Красное Сормово», едва справлявшееся с постройкой подводных лодок и еле спихнувшее с себя производство надводных боевых кораблей, теперь ежегодно должно было выпускать еще 1100 орудий и 800 стволов к ним!

После просчета мощностей выяснилось, что для этого потребуется задействовать не менее 338 станков при затратах 1200 станко-часов на одно изделие. И это при условии, что работа будет вестись в три смены. Для производства деталей и узлов пушки требовалось не менее 6400 кв. метров площадей и 2500 кв. метров для сборки, а всего 12 000 кв. метров. Минимальное число дополнительно необходимых рабочих оценивалось приблизительно в 1000–1100 человек.

После этих расчетов стало ясно, что разместить производство пушки в существующих цехах и при имеющемся контингенте рабочей силы невозможно. Выделение станков, и без того дефицитных, могло произойти только за счет сокращения других производств. Кроме того, выпуск орудий требовал организовать крупную молотовую штамповку, сборочный участок производства мелких пружин, поставить трехтонный паровой штамповочный молот, 800-тонный гидравлический пресс, винтовой фрикционный пресс и т. д. и т. п.[199]