Верховный король - Ллойд Александер

Дважды летучие отряды противника нападали на них, оба раза люди Тарена отбивали атаки. Враги откатывались с серьезными потерями и, усвоив горький урок, больше не решались нападать на колонны, идущие под знаменем Белой Свиньи. Войско Тарена быстро и беспрепятственно прошло вдоль подножия Орлиных Гор. Гурджи гордо нес знамя, которое громко трещало и развевалось на резком ветру, приносящемся от дальних вершин. Под плащом Тарен увозил с собой скорбный талисман — осколок разбитой, почерневшей от огня чаши из Коммот Мерин.

При приближении к Каер Датил верховые принесли весть еще об одном войске. Тарен галопом понесся вперед. В авангарде копьеносцев навстречу ему ехал Ффлевддур Пламенный.

— Клянусь Великим Белином,—вскричал бард, пришпоривая Ллиан,— вот уж обрадуется Гвидион! Видишь, северные лорды вооружились до зубов. Когда Ффлевддур Пламенный призывает... впрочем, ладно... я их собрал именем Гвидиона, в противном случае они не пошли бы так охотно. Но это уже не важно, главное — мы в пути. Я слышал, король Прайдери тоже поднял свои армии. Вот когда ты увидишь настоящее боевое войско! Учти, половина западных княжеств находится под его рукой.

Тарен заметил Глю, угнездившегося в седле серой, с тяжелыми короткими ногами лошадки.

— Эге, и великанчик с вами,— улыбнулся он.

Бывший великан, деловито обгладывавший кость,сделал вид, что едва узнает Тарена.

— Я не знал, что с ним делать,— тихо сказал Ффлевддур.—У меня не хватило духу велеть ему собирать свои вещички и топать подальше. Тем более когда все собираются в единую армию. Вот он и здесь. Но не перестает ныть и жаловаться. Сегодня у него болит нога, завтра — раскалывается голова, потом и все части тела по очереди. Когда не ест, то без конца толкует о тех временах, когда он был великаном.

Ффлевддур оглянулся на навострившего уши Глю и заговорил еще тише.

— Самое худшее,—шептал он,—что его историями забиты доверху оба моих уха. Но я почти жалею его. Конечно же, это маленький человечек с таким же маленьким сердцем. Но если ты подумаешь, как много издевались над ним и топтали... Вот когда он был великаном... Тьфу! —Бард перебил себя и хлопнул по лбу.— Довольно! Еще немного подобного кудахтанья, и я стану лопотать его словами. Давай присоединяйся к нам! — вдруг громко закричал он, выпутывая арфу из сплетения луков, колчанов с торчащими из них стрелами, небольших круглых щитов и кожаных ремней, которыми были нагружены его плечи, спина и шея — Все друзья встретились вновь. И я сыграю вам отличную мелодию, чтобы отпраздновать нашу встречу и согреть вас немного!

Повеселевшие от музыки барда спутники поехали вместе. Вскоре невысокая крепость Каер Датил зазолотилась в скупом свете зимнего солнца. Ее мощные бастионы нависли над долиной, как орлы, нетерпеливо порывающиеся взлететь в небо. За стенами, окружавшими крепость, распростерлись большие военные лагеря и стояли украшенные флагами, стягами и знаменами палатки лордов, которые пришли доказать свою верность Королевскому Дому Доны. И все же не эти разноцветные знамена, развевающиеся на ветру, и даже не эмблема — Золотое, Восходящее из Туч Солнце — заставила биться сильнее сердце Тарена. Все его существо было наполнено радостью от того, что он и его войско, воины Свободных Коммотов, добрались наконец до цели своего пути и могут хоть недолго передохнуть в безопасности. В безопасности... Тарен вдруг опечалился, мысли его вернулись к недавним дням. Он вспомнил о Руне, короле Моны, который спал вечным сном около ворот Каер Кадарн, об Аннло Велико-Лепном. И его пальцы сжали осколок глиняной чаши.

Глава десятая ПРИХОД ПРАЙДЕРИ

Каер Датил превратился в военный лагерь. Горящими снежинками кружились в воздухе искры от кузниц, где ковали оружие. Звон железных подков боевых коней наполнял внутренние дворы крепости. Резкими кликами сигнальных рогов прорезался чистый морозный воздух. Хотя все они находились сейчас в безопасности под защитой крепостных стен, Эйлонви все же отказалась поменять свою грубую одежду воина на более подходящий наряд. Самое большее, на что она согласилась, и то неохотно, так это не скрывать своих длинных волос и не мять их под тяжелой кожаной шапкой. Почти всех придворных дам отправили под защиту дальних восточных крепостей, но Эйлонви наотрез отказалась присоединиться к оставшимся женщинам в их прядильных и ткацких мастерских.

— Может быть, Каер Датил и самый великолепный замок в Прайдене,—заявила она,—но придворные дамы везде придворные дамы, и я сыта по горло куриной стайкой королевы Телерии. Слушать их кудахтанье, хихиканье и болтовню... ну, это хуже, чем тыкать глубоко в ухо сухой травинкой. Ради того, чтобы научиться быть принцессой, я чуть не потонула в мыльной воде и потоках пустых слов. Мои волосы, кажется, до сих пор похожи на измочаленные речные водоросли. Что же касается всяких там юбок, оборок и бантов, то я гораздо уютнее чувствую себя в нынешнем виде. Впрочем, я давно растеряла все свои наряды... и вовсе не собираюсь беспокоиться о том, чтобы шить новые. Та одежда, какую я ношу, очень мне подходит.

— А меня,— вдруг раздраженно заметил Глю,— меня никто и не подумал спросить, подходит ли мне та одежда, что на мне? — Он недовольно похлопал себя по куртке, хотя она, как заметил Тарен, выглядела намного лучше и новее, чем у всех остальных.— Но я привык к этому гнусному обращению,— ворчал Глю.— В моей пещере, когда я был великаном, все было по-иному. Ха, благородство! Увы, это ушло навсегда. Теперь я вспоминаю, когда мы с летучими мышами...

У Тарена не было сил ни возражать Эйлонви, ни, тем более, выслушивать тягучее ворчание Глю. Гвидион, узнав о прибытии войска Свободных Коммотов, позвал Тарена в Тронный зал. Тарен последовал на зов, а Колл, Ффлевддур и Гурджи остались разбирать и охранять снаряжение и провизию. Увидев, что Гвидион совещается с королем Матхом, сыном Матонви, Тарен не осмелился подойти ближе. Но Матх кивком подозвал его, и Тарен преклонил колена перед седобородым правителем.

Верховный король коснулся плеча Тарена иссохшей, но твердой рукой и приказал ему встать. Со времени битвы между Сыновьями Доны и армиями Рогатого Короля не видел Тарен Матха, сына Матонви, и теперь заметил, каким тяжким грузом легли годы на главу Королевского Дома. Лицо Матха было истерзано заботами и изборождено морщинами даже больше, чем у Даллбена. Золотая корона Доны, казалось, давила на его лоб тяжелым грузом. И хотя глаза старого короля были проницательны и горели гордым огнем, Тарен уловил в них глубоко затаенную печаль. Та же печаль была и у него в сердце, и он опустил голову.