Немезида. Война в тенях. - Джеймс Сваллоу

— Через день, — ответил Гиссос, окончательно огорошив Лаймнера. — Может быть, раньше.

Старшина смотрителей нервно облизнул губы.

— Что ж, в таком случае я предлагаю короткий обзор. — Он слабо улыбнулся. — Я лично во всех подробностях доложу обо всем барону, как только он прибудет.

— Простите, — прервал его Гиссос. — Насколько мне известно, ведущие дознаватели в этом деле смотрители Сабрат и Сеган. Разве не так?

— Ну да, — протянул Лаймнер, который никак не мог решить, как вести себя с оперативниками барона Эврота. — Но я старший офицер участка, и…

— Но не непосредственный дознаватель, — решительно возразил Гиссос и взглянул на Лаймнера через свой монокль. — Барон предпочитает получать информацию непосредственно из первых рук. От тех, кто ближе всего знаком с делом.

— Конечно, — сдержанно ответил старшина, сознавая, что его отодвигают в сторону. — Вы можете поступать, как сочтете нужным.

Гиссос коротко кивнул:

— Положитесь на нас, старшина Лаймнер. Перриг и я сделаем все возможное, чтобы помочь Йесте Веракрукс привлечь этого убийцу к ответственности. Прошу вас от моего имени передать эти заверения и верховному смотрителю, и ландграфу.

— Конечно, — повторил Лаймнер с притворной улыбкой.

Не говоря больше ни слова, он покинул комнату, лишь перед самой дверью обернулся и бросил на Йозефа язвительный взгляд.

День еще только начался, а Йозеф уже чувствовал себя измотанным до предела. Он вздохнул и поднял голову, но тотчас поймал на себе взгляд Перриг.

Она заговорила негромким и мелодичным голосом, который совершенно не соответствовал бушевавшему в глазах огню.

— На окраинах восприятия собирается тьма. Обманы и убийства. — Псайкер вздохнула. — Вы все это видели.

Йозеф не без труда отвел от нее взгляд и кивнул Гиссосу.

— С чего вы собираетесь начать?

— Это я хотел бы услышать от вас, — ответил оперативник.

«Ультио» пересек сложную паутину орбит дальних спутников Юпитера и погрузился в зону гравитации газового гиганта. Это была почти Солнечная система в миниатюре, только в центре, вместо пылающей звезды, находился газовый гигант. Тучи вращавшихся вокруг него спутников и троянских[11] астероидов были заняты колониями людей, заводов и фабрик, которые черпали энергию в излучении громадной планеты и поглощали почти истощившиеся за сотни лет добычи запасы полезных ископаемых. Юпитер превратился в верфи Терры, и небо над ним постоянно было заполнено различными кораблями. Доки и мастерские, сосредоточенные вокруг Ганимеда и дюжины меньших спутников, неутомимо выпускали любые типы судов: от управляемых одним пилотом истребителей класса «Ворон» до могучих боевых транспортов класса «Император».

«Ультио» мог легко затеряться в пространстве, до отказа заполненном кораблями и шаттлами, но безопасность здесь была на высоком уровне, и подозрительность стояла на первом месте. На заре мятежа здесь собралась команда изменников из числа Механикум и Астартес Несущих Слово, и тогда в секретной гавани астероида-спутника Туле был построен дредноут «Яростная бездна». Маленькая юпитерианская луна погибла во время бурного старта огромного корабля, и ее осколки до сих пор вращались на окраинах планетарной системы, но последствия этого инцидента ощущались до сих пор.

Поэтому «Ультио» двигался очень осторожно, не допуская ни малейшей неуверенности, не делая ничего, что могло бы привлечь внимание. Под защитой своей обыденности, словно под плащом-невидимкой, «Ультио» проскользнул в тени населенных Иокасты и Ананке, затем спустился на уровень Галилея и миновал мир-океан Европы и пылающую оранжевую массу Ио. Медленно и неуклонно продолжая свой путь, судно пересекло полосы оранжевых, янтарно-желтых и кремово-серых облаков и повернуло к Большому красному пятну[12].

Там, окутанное красным сиянием, парило огромное веретенообразное тело. Саросская станция напоминала по форме хрустальный подсвечник, вырванный из привычной обстановки и заброшенный в космос, где он улавливал и отражал свет звезд. В отличие от большинства своих промышленных собратьев, Сарос был платформой-курортом, где после напряженного труда на верфях и заводах отдыхала и развлекалась элита Юпитера. Многие утверждали, что в роскоши и размахе Сарос уступает только заведениям на орбите Венеры. Золотые и серебряные авеню, акры садов, где не действовала сила тяжести, и великолепный оперный театр не уступали даже Императорскому Дворцу.

Корабль подошел ближе, и станция заполнила весь обзорный иллюминатор.

— Чего ради мы сюда пришли? — с угрюмым безразличием спросила Йота.

— За очередным рекрутом, — ответил Тариил. — Это Койн из круга Каллидус.

В задней части рубки Гарантин нагнул голову, чтобы не удариться о потолок, и хрипло кашлянул.

— А зачем нам понадобился один из этих?

— Так приказал магистр ассасинов, — не оборачиваясь, ответил Келл.

Ванус окинул взглядом несколько дисплеев, развернутых над его браслетом.

— Согласно моим сведениям, внизу происходит крупное культурное событие. Спектакль «Новый Эдип».

— Что? — фыркнул эверсор.

— Театральное представление, сопровождаемое музыкой, пением и танцами, — пояснил Тариил, не обращая внимания на его насмешку. — Это значительное событие для всей юпитерианской зоны.

— Я, должно быть, потерял свое приглашение, — проворчал эверсор.

— И этот Койн находится где-то внизу? — Йота приникла к иллюминатору, прижав к стеклу ладони и глядя на Сарос. — Как же мы среди множества лиц узнаем безликого каллидуса?

Келл заглянул в выданную ему краткую инструкцию о контактах и нахмурился:

— Мы должны… послать цветы.

Гергерра Рей, рыдая, словно дитя, оплакивал смерть Иокасты.

Побелевшими от напряжения пальцами он вцепился в перила передвижной ложи, предоставляемой театром. За его спиной неподвижно и безучастно выстроились механические охранники личной манипулы, тогда как у их господина дрожали губы и вырывались всхлипы. Рей наклонился вперед, словно хотел перехватить стальную петлю и уберечь мягкую шею Иокасты. Крик отчаяния рвался из его горла, он хотел окликнуть ее, но не мог.

Благородный вельможа и раньше слышал эту оперу, и каждый раз она задевала его чувства, но никогда еще не захватывала с такой силой, как в этот вечер. Представление «Новый Эдип» давалось один раз в два года, и это было приятным и пышным событием, сопровождаемым многочисленными вечеринками и торжественными обедами, хотя гвоздем программы, безусловно, являлся сам спектакль. В этом году спектаклю юпитерианской труппы предшествовали серьезные опасения: сначала это были заявления отъявленных скептиков, утверждавших, что представление не состоится из-за разгоревшегося конфликта, а потом, когда в воздушной катастрофе трагически погибла оперная дива Солипис Мун… Многие поклонники считали, что постановку следует отменить в знак уважения к певице.

Но, говоря откровенно, Рея не огорчало отсутствие на сцене Мун. Безусловно, она исполняла партию Иокасты с огромным мастерством и вкусом, однако после множества репетиций ее отношение к героине стало поверхностным. Но сегодня партию вела новая царица, новая Иокаста — певица из венерианских залов, насколько он знал, — и она вдохнула в этот образ новую жизнь. В первом акте она еще пыталась подражать мимике Мун, но вскоре проявилось ее собственное понимание роли, и тогда она настолько затмила предыдущую исполнительницу, что еще до окончания спектакля Рей почти забыл ее предшественницу. Новая актриса привезла с собой и новую инсценировку, и теперь все актеры вместо современных костюмов носили странные одеяния, не относящиеся к какой-то определенной эпохе, мерцающие металлическим отливом, что особенно восхищало Рея.

И вот сцену залил кроваво-красный свет, перемежаемый сверканием молний Большого красного пятна, оркестр зарокотал зловещими аккордами, и Иокаста прощалась с жизнью. Вопреки всякой логике, Рей надеялся, что история хорошо знакомой ему пьесы изменится, но этого не произошло. Тело актрисы исчезло за кулисами, и началась финальная сцена оперы, но Рей вдруг понял, что не может сосредоточиться на страданиях несчастного слепого Эдипа, в которые ведущий актер вкладывал так много чувства, что зрители вскакивали на ноги и зал дрожал от аплодисментов.

И только когда парящая ложа вернулась на уровень верхнего балкона, обитого шелком, Рей смог собраться с мыслями и по достоинству оценить общую композицию.

Она действительно взволновала его. Рею казалось, что новая Иокаста пела только для него одного; он мог поклясться, что даже в момент трагического самоубийства она смотрела прямо на него, и их рыдания звучали в одном ключе.