Заговор против маршалов - Еремей Парнов

—      Зайдите ко мне, Фриц.

Завизировав доклад, он раскрыл личное дело Валь­тера Шелленберга. Вооружившись лупой, тщательно изучил фотографию: удлиненный овал лица, большие светлые глаза, зачесанные на пробор волосы. Вполне ординарная, но не лишенная благообразия внешность. Правильной формы нос, выпуклый лоб, небольшие уши, твердый подбородок, умеренно выраженные над­бровные дуги — все находилось в пределах нормы и полном согласии с антропометрическими измерениями.

Следуя примеру рейхсфюрера, Гейдрих прида­вал большое значение такому обследованию. Для зачис­ления в СС оно было совершенно обязательно, но неред­ко повторялось и при кадровых перемещениях. Шелленбергу покровительствовал сам Гиммлер. Именно он посоветовал Гейдриху взять подающего надежды агента в свой аппарат. Высокая рекомендация, безуслов­но, обязывала, что требовало удвоенной бдительности. Немотивированный отказ исключался.

Поводов для придирок, однако, не нашлось.

Анкета, характеристика, справка о расовой чисто­те — ничто не внушало подозрений. Седьмой сын фаб­риканта роялей, достойная немецкая семья, хорошее воспитание. Закончил юридический факультет универ­ситета, усиленно занимался спортом, отличные успехи в науках, особенно в языках, студенческая корпорация «Боруссия». Участвовал в движении. Зарекомендовал себя способным осведомителем. Непосредственный на­чальник специально отмечает литературный стиль. Казалось бы, чего лучше?

Гейдрих примерно догадывался, через кого двадца­типятилетний пройдоха — такое складывалось пока впечатление — добрался до Гиммлера. Папаша-фабри­кант наверняка имел ходы к фрау Бехштейн, под­державшей фюрера в самое трудное для партии время. Отсюда и высокие знакомства: обеды с Герингом в Каринхале, верховые прогулки с племянницей Круппа. Музыка слишком чиста и возвышенна для карьерист­ских устремлений. Впрочем, между артистом и торгов­цем музыкальными инструментами есть известная раз­ница. Не стоит судить слишком строго.

Все еще раздумывая, Гейдрих отвинтил колпачок авторучки и, слегка промедлив, наложил резолюцию.

Для начала он решил испробовать этого Шелленбер­га на картотеке. Оберштурмфюрер Мельхорн предло­жил оригинальную конструкцию — нечто вроде кару­сели. Нужная карточка выскакивает сама, стоит нажать кнопку. Идея перспективная. Пусть парень поможет доктору Мельхорну по юридической части: рубрики, параграфы и все такое. Посмотрим, каков он в работе.

Гейдрих прошел в заднюю комнату и взял скрипку. Прикрыв глаза, прижал ее костлявым подбородком к плечу. Красиво зажав смычок, провел по струнам и заиграл, покачиваясь в самозабвенном экстазе. Когда штурмбанфюрер Карстенс появился в приемной, из при­открытой двери уже в полную силу лилась рыдающая мелодия. Виртуоз с серебряными генеральскими листь­ями на черных петлицах разнообразил ее игрой флаж­олетами и переборами пиццикато.

Карстенс вопросительно взглянул на привставшего адъютанта. Тот с улыбкой кивнул и гостеприимно распахнул дверь. Осторожно ступая по ковру, штурм­банфюрер приблизился к креслу.

Не раскрывая глаз, Гейдрих благосклонно кивнул. Скрипка стонала и пела в его искусных пальцах. Выдав заключительный аккорд, он положил инструмент и неузнавающим взором кольнул посетителя. Казалось, что возвращение из потусторонних далей потребовало от него неимоверных усилий.

Карстенс, давно изучивший уловки шефа, отклик­нулся восхищенной улыбкой.

—      Божественно, группенфюрер! Что... Что это было?

—      Соната для скрипок и фортепиано Сезара Фран­ка... Садитесь, Фриц. Вас, видимо, удивляет, что мой излюбленный композитор — француз? Но заметьте себе: его вещи навеяны событиями франко-прусской войны. Подумайте, Фриц, этот французик, сластолю­бец и плутократ, захвачен без остатка нашей силой и величием. Он не в силах сдержать восторга.

—      У меня нет слов! — умилился Карстенс.— И я рад, что мне так повезло. Бесподобная музыка.

Величия Пруссии он, правда, не ощутил, а о сущест­вовании Франка знал со слов того же Гейдриха, лю­бившего, когда его «заставали» за скрипкой. Шеф СД, знавший всю подноготную подчиненных, ничуть не за­блуждался на сей счет.

—      Приятно, что вы так утонченно чувствуете му­зыку, Фриц,— сказал он, усаживаясь напротив.— Сле­дует заметить, что Сезар Франк — не совсем француз. Он родом из Льежа, а у бельгийцев, как вы знаете, есть сильная примесь немецкой крови. Его симфони­ческие поэмы — «Эолиды», «Проклятый охотник» — проникнуты истинно нордическим духом... Кстати, Фриц, я звонил вам в тринадцать десять. Где вы были все это время?

—      Прошу прощения, группенфюрер, но у меня сидел граф Траутмансдорф. Не хотелось его выпроваживать. Он прямо из МИДа. Привез важные новости о совет­ской военной делегации в Праге. Создается впечатление, что чехи готовы далеко пойти в сотрудничестве с Крас­ной Армией.

—      Впечатление? — Гейдрих едва акцентировал во­прос.

—      Есть серьезные данные.

—      Между нами говоря, фюрер не придает слишком большого значения двусторонним договорам. У чехов нет общей границы с Россией. Что же касается Франции, то там никто не хочет войны. До сих пор не могут очухаться после четырнадцатого года... В парла­менте складывается внушительная оппозиция. Англий­ский кабинет против изоляции Германии. Лорд Лон­дондерри дал нам такие заверения в самых категори­ческих тонах.

—      Во французском правительстве тоже далеко не все в восторге от договора.

—       Но это не значит, что мы должны сидеть, сложа руки. Напротив, необходимо любой ценой ослабить свя­зи с Советами, особенно военного характера.

—       На днях в Берлине ожидается посол Буллит, проездом в Москву. По нашим сведениям, он оконча­тельно отговорил французов от займа русским. Боюсь, что Литвинов с Крестинским будут сильно разоча­рованы.

—       Превосходная новость! Оказывается, и среди аме­риканцев есть приличные люди. Но я пригласил вас совсем по другому поводу.— Гейдрих потянулся за лис­том с красным грифом.— Распишитесь в правом углу, Фриц, и ознакомьтесь в моем присутствии. Потом ска­жете свое мнение.

13

Божий мир, накрытый дымчатой полусферой твер­ди, цепенел в морозном тумане. Дорога вилась по горно­му склону, укрепленному каменной кладкой. Внизу клокотал незамерзающий белый поток. Сквозь опушен­ные инеем буки грозно темнели слоистые нагроможде­ния скал.

Дальний градек [9] смутно прорисовывался на сизой кайме завороженного леса, словно на ломкой промас­ленной бумаге старого волшебного фонаря.

«Хорьх» с брезентовым верхом и вместительным багажным ящиком, сбавив ход у накренившегося распятия, свернул на узкую дорогу, плотно обсажен­ную неказистыми черными ветлами. Прибитая к ство­лу жестяная табличка указывала направление на Ротенхауз.

Хозяин поместья Макс-Эгон Мария Эрвин Пауль фон Гогенлоэ созвал на охоту друзей. Князь Роган и оба брата д'Эсте уже разместились в замке, остальных ожидали с часу на час.

В машине с комфортом расположились журналист Карл Виттиг, аккредитованный при министерстве ино­странных дел Чехословакии, и его давний знакомый Генрих Родац, бывший пилот. Он только что прибыл из Испании, где представлял концерн «Юнкере», и щед­ро делился местными новостями.

—      Все будет зависеть от выборов в кортесы. Бели красные соберут большинство, фаланга нанесет сокру­шительный удар. Это очень серьезные люди, можешь мне верить. Я бы на твоем месте срочно перебрался в Мадрид.

—      Возможно, я так и сделаю,— согласился Виттиг, дабы лишний раз поддержать репутацию независимого журналиста.

Мысленно он уже прикидывал, как откликнутся на испанские события в Восточной Европе.

—      Кто еще ожидается? — исчерпав тему, осведо­мился Родац.— Советник Траутмансдорф не обещал?

—      Честно говоря, не в курсе,— внутренне вздрог­нув, Виттиг отрицательно помотал головой.

Старина Генрих никак не должен был знать о его связях с советником министерства иностранных дел рейха.

—      Прошлой осенью мы вместе с ним охотились в Беловежской пуще.

—      Говорят, он классный стрелок? — словно бы не­хотя осведомился Виттиг.