Никто не знает тебя - Лабускес Брианна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только повзрослев и остепенившись, он начал открывать в Эйнсли многогранную личность.
— А ты, Клэр, дружила с сестрой Деклана, верно? — проговорила Эйнсли, потягивая вино и в упор разглядывая Клэр. — С Тесс?
Виола распахнула глаза, вытянулась и поставила локти на стол.
— Мальчики, идите в свою комнату, — еле слышно пробормотал Рид.
Обычно это срабатывало. Без осечек. Не успел Рид закончить, и Майло сдуло как ветром. Но Себастиан, выпятив подбородок, лишившийся умильной детской припухлости, не двинулся с места. В последнее время он проявлял недюжинное упрямство.
Эйнсли, не дожидаясь ответа Клэр, сардонически ухмыльнулась:
— И такие вы были подруги, прям загляденье. Ты даже увела у нее парня, не дав и простыням остыть.
— Ого, мамуль, ну ты и шлюха! — захлебнулась восторгом Виола.
— Виола! — осадила ее Клэр, давая понять, что дочь преступила все грани возможного.
Клэр редко повышала на дочь голос и требовала от домашних, чтобы на безобразное поведение Виолы они смотрели сквозь пальцы. Дочь криво ухмыльнулась и откинулась на спинку стула, вальяжная и ничуть не смущенная. Окриками ее было не пронять. Клэр глубоко вздохнула, успокаиваясь, и повернулась к Эйнсли. Когда она заговорила, в голосе ее, внезапно лишившемся морозной холодности, послышались нотки непривычной усталости и мягкости.
— Давай не будем ворошить прошлое.
Свет баснословно дорогой люстры мешал Риду разглядеть круги под глазами Клэр. Такие же темные и бездонные, как у него, порожденные бессонными ночами и бесконечными треволнениями. Порой он забывал, что Клэр вовсе не каменная, а их взаимные придирки, обиды, раздоры и борьба за лидерство, воздвигавшие между ними стену непонимания, происходили в основном из-за их страха — страха говорить о Виоле.
Потому что подобные разговоры всегда завершались крахом.
И они, как заведенные, продолжали истязать друг друга. Причинение друг другу боли вошло у них в отвратительную привычку.
— Эйнсли, — тихо, как ранее мальчиков, одернул сестру Рид. Тихо, но разборчиво.
Эйнсли, собиравшаяся устроить Риду и Клэр настоящую головомойку, поперхнулась и свела губы в тонкую линию. Она не пожалела бы разящих слов для родного брата, однако слова эти исторгла бы из ее сердца любовь, а не ненависть.
— Вы никогда не задумывались, почему Тесс унесла ноги? — спросила Эйнсли. — Я вот в последнее время только об этом и размышляю.
Уязвив их на прощание, Эйнсли вскочила, сдернула со стула Себастиана и уволокла его прочь, оставив Клэр, Рида и Виолу сидеть за длинным-предлинным столом и обреченно разглядывать тарелки с почти нетронутой пищей.
— А кто такая Тесс? — прозвенел в тишине голос Виолы.
* * *
Рид валялся на диване в комнате, которую Клэр, иронично сгибая указательный и средний пальцы на обеих руках, величала «его кабинетом». Он хотел укрыться от всех, но Эйнсли его отыскала. Подошла и протянула налитый до краев бокал вина. Он с благодарностью взял его и уставился на рубиново-красную жидкость.
Эйнсли умостилась в кресле напротив, поджала стройные ноги, свернулась в клубочек, положила подбородок на руки и внимательно посмотрела на брата.
— Что ты от меня скрываешь? — спросила она, помолчав.
Рид провел ладонью по лицу и отхлебнул щедрый глоток мерло, стоившего не менее ста пятидесяти долларов за бутылку. Бархатистое вино согрело горло, и нищий мальчишка, до сих пор живший в Риде, затрясся от негодования.
«Интересно, — подумал он, — а что теперь предпочитает Лена?» Вечность миновала с тех пор, как они с ней лакали дешевую водку и водянистое пиво. Столько всего изменилось.
«Что ты от меня скрываешь?»
«Все», — так и подмывало его ответить. Что-то в этой тишине и прятавшихся по углам тенях, в мерном тиканье напольных часов с маятником и самой Эйнсли располагало к откровению. К раскрытию тайн. Но вместо этого Рид сверкнул глазами и выкрикнул зло, намного злее, чем ему бы хотелось:
— А ты? Ты-то с чего заявилась вдруг с бухты-барахты?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Эйнсли не вздрогнула, не оскорбилась.
— Я приехала, чтобы помочь. И ты это знаешь.
Само собой. Само собой, чтобы помочь. Виола выросла, и им требовалось подкрепление, численное преимущество. Возможно, Эйнсли в кои-то веки надумала перебраться в Бостон. Устала небось мотаться туда-обратно. Сколько можно? Рид откинулся на спинку дивана и признался:
— Меня преследует призрак.
— Чей призрак?
Их прервал робкий неуверенный стук.
Майло.
— Входи, малыш, — воскликнула Эйнсли, и Рид тупо уставился на дверь из темного дерева.
Дверь приоткрылась, мелькнула взлохмаченная голова Майло. Убедившись, что все спокойно, Майло тенью скользнул в узкую щель. «Пугливый зверек, не иначе», — подумал Рид, и сердце его защемило от жалости. Оно постоянно щемило, стоило ему только взглянуть на своего младшенького.
Стискивая в руках любимого плюшевого медвежонка, мальчик застенчиво прокрался вдоль стены, приблизился к дивану, одним махом преодолел оставшееся расстояние, прижался к отцу и сунул голову ему под мышку.
Плечи Эйнсли поникли, в глазах застыла печаль. Да и вся она, молодая в общем-то женщина, сразу как-то сгорбилась и постарела, будто прожила не одну тысячу жизней и каждая тысяча оставила на ней неизгладимый отпечаток.
Но вот Эйнсли моргнула, лицо ее разгладилось и расплылось в теплой улыбке.
— Что случилось, Майло?
Майло всхлипнул и, извиваясь, вдавился в подушки, словно мечтал раствориться в них и исчезнуть. Рид осторожно, чтобы Майло видел каждое его движение и не пугался, поднял руку и погладил сына по голове. Майло, изголодавшийся по ласке, затрепетал под отцовской ладонью.
Рид посмотрел на сестру и наткнулся на безжалостную сталь ее глаз.
— Рид, пора положить этому конец, — сказала она.
Рид сглотнул комок в горле, нежно взъерошил вихры Майло и произнес:
— Да, пора.
19. Гретхен. Наши дни…
Гретхен сразу же невзлюбила Деклана Мерфи: ей вообще мало кто нравился с первого взгляда. Главное, что Деклану понравилась она.
Провожая их с Маркони в кабинет, внушительный, как скала, Деклан всю дорогу поигрывал бугрящимися мышцами. Для чего, Гретхен так и не разобрала: то ли чтобы порисоваться перед ней, то ли чтобы напустить страху на Маркони. А может, для всего разом.
— Полагаю, вас интересуют Кенты? — спросил Деклан, усаживаясь в кресло за рабочим столом. — Жуткая трагедия… Бедняга Рид, сочувствую. Потерять жену, остаться с малыми ребятишками…
Он скорбно поник головой, и Гретхен вновь села в лужу, не сумев определить, настоящая это скорбь или фальшивая. Слишком мало она знала Деклана, чтобы сказать наверняка. Те еще прохиндеи, политики, не хуже Гретхен умели носить маски. Что вполне соответствовало солидным медицинским исследованиям, подтверждавшим тягу социопатов, поголовно страдающих манией величия, к политической карьере, которая удовлетворяла их стремление к власти — соблазн, перевешивавший естественное желание держаться подальше от широкой общественности.
Но одно было кристально ясно: Деклан запал на нее, а не на Маркони. Уверенный, что она ни о чем не догадывается, он не спускал с нее вожделеющих глаз, украдкой осматривая ее с головы до ног. Гретхен, в свою очередь, изучала его и удивлялась, почему у него нет обручального кольца. В его возрасте да с его политическими амбициями разумнее было бы обзавестись приличной супругой и с ее помощью добиваться высоких целей. Также ее поразили голые стены и отсутствие картин и фотографий семьи и друзей. Все это совершенно не вязалось с человеком, намеревавшимся растопить сердца избирателей и побудить их развязать кошельки.
Не зная, пригодится ли ей эта информация в дальнейшем, Гретхен занесла ее в мысленную картотеку, куда заносила все, что происходило вокруг.
— Вы росли вместе с Ридом Кентом? — спросила она.