Цыганские глаза - Хелен Диксон

– Я? Пылкая? – ахнула Пруденс, притворившись обиженной, хотя на самом деле ощущала странный душевный подъем.

Лукас рассмеялся.

– В этом нет никаких сомнений. Ты, моя радость, самая пылкая и непокорная женщина из всех, кого мне посчастливилось встретить. А раз уж ты напрашиваешься на комплименты, никакая ты не простушка.

Она зарделась.

– Но я была простушкой.

– Именно что была, – сказал Лукас, с усмешкой глядя на ее красивое лицо. Его намерение ехать прямо в Марлден-Холл сменилось желанием провести время в более тесном общении, чем это позволяла верховая прогулка. Лесная поляна, покрытая цветочным ковром, и зеленые берега ручья показались Лукасу слишком заманчивыми. Он остановился.

– Слезай, – велел Лукас девушке.

– Почему?

– Потому что это прекрасный день для прогулки у ручья, – заявил он, спешившись и медленным шагом двинувшись вперед.

Пруденс насторожилась, заметив его страстный взгляд.

– Я так не думаю, – возразила она, крепче сжав поводья.

Лукас обхватил ее за талию и стащил с лошади. Пруденс ожидала, что он тут же ее поцелует, и была очень удивлена, когда он взял поводья и повел лошадей к огромному дубу. Оглянувшись, он протянул руку.

– Идем.

Девушка побрела за ним по мшистому берегу ручья, глядя на чистый поток, журчащий среди камней, и размышляя об уединенности этого места и собственной уязвимости.

– Я часто приходил сюда в детстве, – признался Лукас. – Это было одно из моих любимых мест.

Пруденс взглянула на него с улыбкой, представив себе высокого паренька с копной блестящих черных волос, шлепающего по воде.

– И что же вы здесь делали?

– То, что обычно делают мальчишки: носился по лесу, сбивая палкой листья, разувался и бродил по ручью до самого впадения в реку. Но чаще всего мечтал.

Лукас остановился и осмотрелся по сторонам, затем подошел к старому дубу и уселся прямо на землю, прижавшись спиной к стволу и подогнув одну ногу. Не сводя глаз со своей спутницы, он похлопал ладонью по земле.

– Садись.

Девушка робко повиновалась, аккуратно расправив юбки, но, словно упрямый ребенок, села не так близко к Лукасу, как ему хотелось.

Он смотрел прямо перед собой, погруженный в раздумья. Пруденс взглянула на его красивое лицо, позолоченное лучом солнца. Узкое и тонко очерченное, оно казалось почти таким же смуглым, как лицо Соломона. Девушка была очарована его взглядом, лишенным обычной насмешливости. Выражение его глаз было тоскливым, словно он пережил какое-то страшное потрясение, и пришел в этот родной, тихий уголок в поисках исцеления. Пруденс никогда не видела его таким. Отбросив ироничную надменность и самоуверенность, он казался до странности уязвимым.

– О чем вы думаете? – тихо спросила она, лениво пощипывая пальцами траву.

– О Стамбуле, – признался Лукас. – О золотых и белых куполах и бескрайней морской синеве за Золотым Рогом.

– О! – удивленно воскликнула Пруденс, не ожидавшая подобного ответа. – Может, расскажете мне?

– Если хочешь. Впервые увидев этот город с Босфора, я был поражен. Зрелище было необыкновенное. Семь его холмов волнами встали на фоне неба, а купола и минареты тонули в туманной дымке, словно мираж в пустыне.

Пруденс с любопытством взглянула на Лукаса.

– Зачем вы поехали на восток? – спросила она, сгорая от желания узнать о его прошлом.

Лукас легкомысленно пожал плечами, не желая посвящать Пруденс во все события последних пяти лет своей жизни, но кое-что решил все-таки рассказать.

– За удовольствиями… за приключениями. Меня манила красота востока, и я намеревался отправиться в Индию.

– И вы были разочарованы?

– Разочарован? Нет. Увидев Стамбул впервые, невозможно не восхититься.

Пруденс вздрогнула: полученные из книг сведения о загадочном востоке внушали ей ужас.

– Вы хотите сказать, что он не погряз в разврате и варварстве, что турки вовсе не кровожадные дикари, обращающие в рабство всех, кто попадается им на пути?

– Некоторые да. Жизнь в Оттоманской империи часто бывает жестокой. Это мужской мир, хотя влияние матери султана или бабушки, как у нынешнего султана, который при первой нашей встрече был семнадцатилетним юношей, поистине безгранично.

– Сколько вы там прожили?

– Почти три года.

– Боже… наверное, вам понравилось.

– Да. Я жил во дворце, – поведал Лукас с улыбкой.

Впечатленная его признанием, Пруденс удивленно моргнула.

– И чем же вы заслужили столь высокое положение?

– Султан отблагодарил меня за спасение его жизни.

Девушка была очарована, словно ребенок, слушающий волшебную сказку.

– О! Как?

– Я находился на судне, которое столкнулось в водах Босфора с баркой султана Мехмеда. В суматохе он и несколько его приближенных попадали за борт. Я всего лишь нырнул следом и вытащил его. Я не видел в своем поступке никакой особой доблести, но султан был благодарен и щедро наградил меня. Его величество почтил меня своей дружбой и предоставил мне свободу в пределах своего дворца.

Неожиданно Пруденс осенило.

– Что же вы делали на судне, идущем в Стамбул, если намеревались отправиться в Индию? Я изучала географию, и, по-моему, вы сбились с курса.

Лукас неожиданно смутился и отвел взгляд.

Пруденс широко раскрыла глаза и буквально подскочила на месте.

– Лукас! Ты был рабом? – Девушка была так захвачена его рассказом, что и не заметила, как впервые назвала его по имени.

Когда он наконец встретился с ней взглядом, его улыбка была почти застенчивой.

– Это правда. Я был рабом. Меня захватили и продали турецкому паше в Алжире. Он отвез меня в Стамбул. – В его глазах появился плутовской блеск. – Итак… что ты теперь думаешь обо мне? Не самая подходящая роль для героя. Я предпочитаю не распространяться об этом. При всей своей репутации храбреца, покрывшего себя славой на полях сражений, я не смогу посмотреть в глаза своим друзьям, если эта история выйдет наружу.

– Да уж, наверняка не сможешь. – Пруденс улыбнулась, почувствовав его настроение. – Но ты не виноват, что тебя захватили, и это приключение стоит того, чтобы о нем рассказывать.

– Иногда все это кажется мне сном.

– Когда ты спас султана, турецкий паша подарил тебя ему?

– Да. Он считал честью преподнести султану подобный подарок, но мне это честью не казалось. А что касается здешних представлений о рабстве, мое положение было вовсе не таким ужасным, как у рабов на западе.

– Но, наверное, это слишком унизительно для воина.

– Я некоторое время служил в турецкой армии, вместе с другими наемниками-христианами. К тому же, я стал одним из фаворитов султана. Он был молод и слишком одинок.