От Пекина до Берлина. 1927–1945 - Василий Чуйков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. Президент – Дениц
2. Канцлер – Геббельс
3. Министр партии – Борман
4. Министр иностранных дел – Зейс-Инкварт
5. Министр внутренних дел – гаулейтер Гислер
6. Военный министр – Дениц
7. Командующий сухопутными войсками – Шернер
8. Командующий военно-морским флотом – Дениц
9. Командующий военно-воздушным флотом – Грейм
10. Рейхсфюрер СС и начальник германской полиции – гаулейтер Ханке
11. Министр хозяйства – Функ
12. Министр сельского хозяйства – Баке
13. Министр юстиции – Тирак
14. Министр просвещения – д-р Шил
15. Министр пропаганды – д-р Науман
16. Министр финансов – Шверин-Крозиг
17. Министр труда – д-р Хурфауэр
18. Министр вооружения – Саур
19. Руководитель германского рабочего фронта и член кабинета, рейхсминистр – Лей.
– Что еще может сказать Кребс? – спросил Жуков. Передаю вопрос Кребсу. Тот пожимает плечами. Тогда я пояснил ему, что мы можем вести переговоры только о полной капитуляции Германии перед союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР, США и Англией. В этом вопросе мы едины.
– Для того чтобы иметь возможность обсудить ваши требования, я прошу о временном прекращении военных действий и о помощи новому правительству собраться здесь, в Берлине. – И подчеркнул: – Именно в Берлине, а не в другом месте.
– Нам понятно, чего хочет ваше новое правительство, – заметил я, – тем более нам известна попытка ваших друзей, Гиммлера и Геринга, зондировать почву у наших союзников. Разве вы об этом не знаете?
Кребс насторожился, видимо, мой вопрос был для него неожиданным. Смутился, начал шарить в боковом кармане мундира и достал карандаш, который ему был совершенно не нужен.
– Я являюсь уполномоченным законного правительства, которое сформировано по завещанию Гитлера, – ответил он наконец. – Может появиться новое правительство на юге, но оно будет незаконным. Пока правительство есть только в Берлине, оно законное, и мы просим перемирия, чтобы собраться всем членам правительства, обсудить положение и заключить выгодный для вас и для нас мир.
– Вопрос о перемирии или мире может решаться только на основе общей капитуляции, – твердо заявил я. – Таково решение наше и наших союзников, и никакими разговорами и обещаниями вам не удастся разорвать этот единый фронт антигитлеровской коалиции.
По лицу Кребса пробегает дрожь, шрам на его щеке порозовел. Заметно, что напрягает всю силу воли, чтобы оправиться от растерянности, и тут же проговаривается.
– Мы думаем, что СССР будет считаться с новым легальным немецким правительством. Для обеих сторон это выгодно и удобно. Если вы завладеете районом, где находится правительство, и уничтожите всех нас, тогда немцы не будут иметь возможности работать с вами и…
Я перебиваю:
– Мы пришли не для того, чтобы уничтожать немцев, а освобождать их от фашизма. И немцы, честные немцы, уже работают с нами, чтобы избежать дальнейшего кровопролития.
Кребс снова продолжает:
– Мы просим признать новое правительство Германии до полной капитуляции, связаться с ним и дать ему возможность войти в сношение с вашим правительством. От этого выгадаете только вы.
Повторив, что у нас одно условие – общая капитуляция, я вышел в соседнюю комнату позвонить командующему фронтом.
В докладе маршалу Жукову я изложил свои соображения:
– Кребс пришел не для переговоров о капитуляции, а, по-видимому, выяснить обстановку и наше настроение – не пойдем ли мы на сепаратные переговоры с новым правительством. Сил у них для дальнейшей борьбы с нами нет. Геббельс и Борман решились на последний ход – завязать переговоры с нашим правительством. Они ищут всякие лазейки и трещины между нами и союзниками, чтобы посеять недоверие. Кребс явно тянет с ответами на вопросы, хочет выиграть время, хотя это не в их пользу, так как наши войска продолжают наступление. Тихо лишь на участке, где перешел Кребс.
Маршал задал несколько вопросов, сказал, что он сейчас доложит обо всем в Москву, и приказал мне продолжать переговоры и добиться от Кребса согласия на общую капитуляцию.
Начальник штаба армии генерал Белявский подает мне на подпись проект приказания за № 2948 от 30 апреля 1945 года. Читаю. Что же, все правильно. Молча визирую этот документ, который по существу стал последним боевым распоряжением по 8‑й гвардейской армии:
«В связи с возможной капитуляцией или массовой сдачей в плен окруженного противника в городе Берлине командарм приказал:
1. Начальнику тыла армии подготовиться к приема 40–50 тысяч пленных, для этого:
а) В полосе армии, вне черты города, но не далее 5–8 км от его окраины, не позднее 1.5.45 г. подготовить достаточной емкости армейский пункт сбора военнопленных (возможно, в районе Дамм);
б) для питания военнопленных подвезти необходимые запасы продовольствия. 2. Командирам корпусов:
а) для надежной охраны пленных и для конвоирования их с армейского пункта во фронтовой лагерь военнопленных подготовить по одному стрелковому батальону;
б) на сличай капитуляции противника в Берлине, заранее наметить места для разоружения и пути вывода частей противника из города на армейский пункт военнопленных. Сюда же принимать военнопленных от 1‑й гвардейской танковой армии.
О готовности к приему пленных донести к 18.00 1.5.45».
Возвращаюсь в комнату переговоров. Время – 4 часа 40 минут. От усталости и бессонницы в голове шум. Непривычная работа быстро утомляет.
Сажусь за стол против Кребса. Чувствую, что за время моего отсутствия он обдумал положение и подготовил какие-то новые аргументы в защиту своих, вернее геббельсовских, предложений. Он заговорил первым, снова настаивая на временном перемирии.
– Я не имею возможности вести иные переговоры, – заявил он, – я только уполномоченный и не могу отвечать за свое правительство. В ваших интересах вести их с новым правительством Германии. Мы знаем, что немецкое правительство – пас (и сам засмеялся). Сильны вы – мы это знаем, и так думаете вы сами…
Это уже ход ферзем. Кребс пускает в дело главную фигуру. Давать ему спуску за навязчивость нельзя. Он явно хочет втянуть меня в обсуждение вопроса о перемирии.
– Вы должны понять, господин генерал, – сказал я, – что мы знаем, чего вы хотите от нас. Вы намереваетесь предупредить, что будете продолжать борьбу, точнее, бессмысленное сопротивление, которое увеличит число напрасных жертв. Я задаю вам прямой вопрос: в чем смысл вашей борьбы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});