Остановка на Медленном Году (сборник) - Фредерик Пол

На Гермию — да, на родную дочь!

— Сэнди, напрягись, — умолял Оби.

Сэнди безнадежно покачал головой.

— Остальных можно по радио вызвать, — с надеждой предложил он, но Маргарет покачала головой.

— Не нужно, — сказала она с улыбкой, представление очень ей понравилось.

— Суть и так ясна. В самом деле, замечательная постановка. И таким способом вы изучали английский?

— Это, один из них. Самый лучший, но Чин Текки–то рассердился на Май Тару. Утверждал, что мы заучиваем ненужный диалект.

— А на самом деле ничего подобного, — заметил Сэнди, по–прежнему храня верность Май Таре. — Мы все знали, в чем разница.

— Но имена мы решили оставить, — сказал Оби. — К счастью для вас, Маргарет Дарп, иначе пришлось бы вам учить наши хакхлийские имена. Полли, может быть, еще сыграем кусочек?

Полли отрицательно повела плечом.

— Я ухожу. Передам Тане о вашем обещании прекратить вандализм, — сухо сказала она.

— Она поставит в известность Чин Текки–то. Ты идешь со мной, Оби?

— Нет–нет! Я хочу остаться и поболтать с Маргарет о Нью—Йорке! О Таймс–сквер, Гарлеме, Уолл–стрит… — Заливаясь слезами, он принялся прыгать по дворику

и что–то напевать себе под нос.

Маргарет проводила его взглядом.

— А что он имел в виду, когда упомянул ваши хакхлийские имена? — спросила она Сэнди.

Сэнди сел вполоборота, чтобы видеть Оби, резвившегося среди шезлонгов на почти пустой площадке солярия.

— Видишь ли, хакхлийские имена описательны, по ним многое можно узнать.

И Сэнди объяснил, каким образом в именах хакхлийцев отражается их происхождение и общественное положение, и что номер, стоящий после имени, обозначает серию кладки оплодотворенных яиц в холодильниках, после чего пришлось объяснить, что такое эти самые холодильники и зачем хакхлийцы замораживают яйца, едва они снесены: чтобы не перегрузить корабль, чтобы численность экипажа не превысила количество, которое корабль способен нести.

— Полли считает, что вам, людям, тоже стоило бы подобным образом поступать,

— крикнул Оби через разделявшие их три СТОЛИКА, — и тогда вы не попали бы в беду.

— Поблагодарите ее за добрый совет, — сказала Маргарет.

Сэнди пристально взглянул на нее. Слова и тон, которым они были сказаны, не совпадали.

— Ты иронизируешь, да?

Маргарет хотела ответить, но вдруг чихнула. Сэнди встревожился.

— Тебе плохо?

— Скажи просто: «Будь здорова!» — и все. Я в порядке. Ты что–то спросил?

— Я хотел…

— Погоди, я вспомнила, — перебила его Маргарет. — Ты прав, Сэнди. Это ирония. Твоя подружка Полли гладит против шерсти.

Сэнди взглянул на Маргарет с изумлением.

— Против шерсти? Но у тебя…

— Умоляю тебя, Сэнди! Она меня раздражает, вот что я хотела сказать. Извини.

— За что? Меня она тоже раздражает и всех остальных. Полли любит строить из себя начальника, поэтому ее в когорте никто не любит.

— Правда? — Кажется, Маргарет немного успокойлась. — Ну, хорошо, — сказала она. — Спасибо, что объяснил. А то бы я подумала, что все хакхлийцы такие нахрапистые.

— Нахрапистые?

— Ну, то есть неприятные, недружелюбные. Кстати, вот Оби мне по душе,

— добавила она, глядя в дальний конец террасы, где Оби упражнялся в прыжках в высоту.

— Иногда он ведет себя как мальчишка, но очень мил.

— Оби — мой лучший друг, — сказал Сэнди. Он не совсем понял, что в данном контексте означает «милый», — хотел было спросить, но потом передумал.

— Он и я, мы вместе выросли и всегда были друзьями, понимаешь…

— И он зевнул.

— Ты не высыпаешься?

— Нет, просто я сплю меньше, чем вы, но чаще, — немного обиженно сказал Сэнди.

— На корабле мы спали всего по две двенадцатых, а просто лежать в кровати не могу. Но прошлой ночью, — добавил он, — я не спал, потому что работал.

— Вот как?

— Я написал еще одно стихотворение, — сказал Сэнди и передал листок бумаги Маргарет.

Написано

сие

для

моей

дражайшей Марджи

которую я боготворю

грешной моей душой

с надеждой что мы

много много раз

грехам сим

предадимся, совмест–но, то есть вместе с

моей сладчайшей Маргарет

счастливо и очень часто.

Любовь! Дада!

Любовь! Дада!

Любовь! Дада!

Любовь! Дада!

Да! Ты!

Маргарет посмотрела на Сэнди, но Сэнди так и не смог однозначно истолковать ее взгляд. Некоторое время Маргарет молчала, потом заметила:

— На этот раз у тебя определенно получилась женщина, что уже хорошо. — Она вернула ему стихотворение.

Сэнди рассчитывал на большее.

— Тебе не нравится?

Она взглянула на него с шутливым отчаянием.

— Конечно же, понравилось! В своем роде. Ты решил перейти к сути дела, не так ли? И любой женщине понравится, если для нее сочинят стихотворение, правильно?

— Не знаю. Я надеюсь, что понравится.

— Обязательно. И я не исключение. Но, видишь ли… — Она нерешительно помолчала. — Видишь ли, Сэнди, я боюсь запутаться. Понимаешь? У меня работа, обязанности, и мне не хотелось бы вмешивать сюда личные отношения… Ты понимаешь меня?

— Больше целоваться не будем? — с сомнением произнес Сэнди.

Она засмеялась и пригнула голову, потому что рядом неожиданно приземлился Оби. Он заглянул через ее плечо и спросил:

— Значит, он все–таки показал тебе стихотворение?

— Да, показал.

— По–моему, отличное стихотворение, — как верный друг, похвалил он произведение Сэнди.

— Жаль, что на английском. Если хотите, Сэнди напишет еще лучше, но по–хакхлийски.

— Не оставишь ли ты нас в покое? — резко спросил Сэнди.

Оби обиженно взглянул на него и упрыгал прочь. Сэнди сказал с виноватым видом:

— Он очень обрадовался, что мы летим в Нью—Йорк. Никак не может успокоиться.

— Нью—Йорка, собственно, больше нет. Мы не совсем в Нью—Йорк отправляемся…

— Ну, просто Йорк, хорошо. Или как там еще вы его называете? Все равно. Мы столько старых фильмов смотрели… и Оби еще очень молод.

Забавно, что, услышав собственные слова, Сэнди вдруг осознал, что уже некоторое время действительно считает себя изрядно возмужавшим. Замечание Маргарет угодило прямо в яблочко. Хакхлийцы из когорты Сэнди — игривые, непоседливые, шумные, временами обидчивые и агрессивные — действительно больше напоминали ему детей. Другое дело — он сам, Джон Уильям Вашингтон, он умеет вести себя как взрослый, и, более того, он переживает чувство, недоступное пониманию хакхлийцев — он «влюблен».

Но Оби услышал его замечание.