Ванька-ротный - Шумилин Ильич

Вишни

– Ты видно в боях бывал?

Да, в сорок втором под Ржевом. В боях за знаменитый Кирпичный завод, слыхал? Атрподготовку я проспал. Открыл глаза, когда наши пошли в наступление. Я бы не проснулся, да дружок сидевший рядом в окопе стал у меня из под головы вытаскивать свою плащпалатку. Днем жара, а ночью прохладннее. Не то июль, не то август был, точно не помню. Жрать мы хотели страшно. В снабжении была пауза или перерыв. Вобщем считай двое суток не ели.

Перед самым наступлением в окопы принесли махорку. А еду не принесли, жрать было нечего. Сказали, что кухню и склады разбило. Муку по лесу распылило, не будешь же ее собирать. А хлеба почему-то не было. Тут в атаку идти, а славяне занялись делить махорку. Уйдешь вперед, и махорки не достанется. Шум подняли, что-то не поделили. Командир роты бегает, кричит, выгоняет вперед, машет пистолетом, а на него никто внимания не обращает.

– Разделем махорку тады пойдем!

Лейтенант махнул рукой, плюнул и обматерил своих солдат. Сел на земляную ступеньку в проходе землянки, опустил голову и после беготни и ора решил отдышаться и несколько успокоиться.

В них в этот момент из орудия будешь бить по траншее, не выгонешь. Чему быть, тому быть.

Пока он сидел и думал, что ему делать, драка и спор у мешка с махоркой кончился. Мешок не мешок, а так торбочка небольшая. Тридцать человек в роте, каждому по небольшой пригоршни. Десять минут и вся раздача. Получив свои порции, солдаты полезли на бруствер, вылезли из траншеи и недожидаясь вторичного приглошения, неторопясь потопали в сторону немцев. Прошли немного, метров пятьсот. Немец открыл минометный огонь, они дошли до какого-то сада, залегли под вишнями и стали окапываться.

Зарывшись неглубоко в землю, так чтобы задница была не наружи, они сделали остановку и решили осмотреться и перекурить. Вопервых, в атаку они пошли. Территорию у немцев отвоевали. Кто может сказать, что они не выполнили боевой приказ на наступление. Скажем, что был сильный встречный огонь. Наша артиллерия атаку не поддержала, вот и окопались, чтобы переждать обстрел. Теперь до немцев недалеко – рукой подать. Пусть артиллерией ударят еще раз. Нечего снаряды прятать и жалеть.

Окопались, легли, закурили, осмотрелись.

– Глянь ка Ерохин! Вишня какая крупная.

– Красная, спелая! Мать часна! А мы лежим мохорку с голодухи переводим. Лезь на дерево, ломай суки, а я их в одно место буду оттаскивать.

Ерохин, долго не думая, полез на ближнюю вишню. Не успел он лопатой обрубить пару хороших суков, как не удержался и с третьим суком замертво рухнул на землю. Пуля немецкого снайпера сделала быстро свое коварное дело.

Не пришлось молодому солдату попробывать сочной и спелой вишни. Пожадничал, не сорвал ни одной ягоды, торопился побольше суков обламить.

Кровавый след от пули остался на его гимнастерке.

Кроваво красные вишни лопались между пальцев, когда их стали отрывать от веток корявые руки солдат.

Еще один расторопный нашелся. Ни кто его не просил, на этот раз он сам пытался полезть на дерево.

– Ты что, не видишь труп под вишней лежит! Одного убило, другой дурак отыскался. Видите, ему вишенки не досталось.

– Давай назад, куда полез.

Солдат в нерешительности остановился. Постоял, подумал, почесал в затылке закинув голову и посматривая на тяжелые обвисшие от ягод суки, повернул назад и недовольный спрыгнул в свой окопчик.

Рядом просвистела очередь выпущенных из пулемета троссирующих пуль.

– На этот раз пронесло. – заметил кто-то.

Солдаты сидели на корточках в своих наспех отрытых окопчиках. Они забыли про войну, про немцев и наступление. Все их внимание, все их мысли, все их голодные душы были прикованы к спелым, кровавым и мясистым ягодам. Они крутили головами, перекидывались короткими фразами. Все их помыслы вертелись вокруг одного. Как достать с дерева лакомый кусок, не рискуя жизнью.

Лежать и ждать до вечера не один из них не вытерпит. Вот только веревки нет. А то бы сейчас закинуть и вдвоем, втроем налечь и сук бы затрещал.

– Давай братцы, руби ствол лопатами.

– Руби без отдыха по очереди. Авось через часа два и завалим.

Двое подползли к стволу вишни и бойко принялись за дело. Только ствол вишни им не поддавался. Они сбили с дерева кору и измочалили верхнюю древесину. От ударов с дерева то там, то тут на землю срываясь падали свежие сочные ягоды. Ударяясь о землю они оставляли на ней капли кровавого следа.

Видя, что ничего путного из этого не получается солдаты поднялись на ноги и замахав лопатами стали, подрубая, тянуть вниз большие сучки. Немцы не стали терпеть больше такого нахальства. Минометная батарея немцев стала пристреливать то место, где мы лежали.

Командир роты видя, что оставаться здесь нельзя, приказал ползком передвинуться вперед, доползти до оврага, который разделял нейтральную полосу на две части. И там под скатом оврага окопаться и занять оборону.

– Оставить вишню, а самим уйти вперед. Это же не справедливо товарищ лейтенант.

– Немедленно к оврагу, а то он вам сейчас здесь всыпет.

И в подтверждение его слов, снова две пущенные мины разорвались в полуметре от окопа. Солдаты вдрогнули и поныряли в свои убежища.

Чего после взрыва прятаться? Осколки уже пролетели.

– Давай вперед, говорю я вам. За вишней придете, когда стемнеет.

Один из солдат глубоко вздохнул, заохал жалобно, как будто у него кишки вырвало. Поднялся на колени, перевалил окоп и обернувшись к остальным сказал:

– Пошли братцы!

Солдаты, как будто только и ожидали его возгласа. Не командир роты командывал ими. Вот этот простой солдат подал им пример и они не задумываясь последовали за ним.

Немцы вероятно заметили передвижение вперед, когда рота выползла из-под вишневых деревьев. Рота переползла по открытой местности и не успела скатиться в овраг, как немцы по оврагу сосредоточили массированный огонь. Деваться было некуда, здесь ни одной ямки, ни одной расщелины, куда можно было бы забиться и переждать арт огонь.

Солдаты повалились на дно оврага, расплостались на земле, вздрагивая всем телом от каждого нового удара мины или снаряда.

Лейтенанта ранило в бедро. Ординарец в суматохе обстрела бросился на землю где-то в стороне.

– Я пополз обратно, меня ранило. Помкомвзвод Понтелеев останешься за меня.

– Лежи лейтенант, по дороге убет. Немного стихнет, к вечеру тебя вынесем.

– Нет браток, я сам доберусь. По одному человеку они из пушек стрелять не будут.

Сколько я полз, я совсем не помню. Завалился по дороге в воронку и решил в ней отдохнуть. Дно воронки было углублено на метр. Окопчик небольшой, но глубокий. На дне прохладно от сырой глины. А наверху жара, июль, нечем дышать. Пить хотелось, губы и во рту пересохло. Но воды достать негде.

Ординарец с фляжкой остался в овраге. Бок болел, я устроился поудобней на левом, подложил планшет под голову и тут же заснул. От солнца сверху я на лицо положил правую руку. Когда меня ранило, я не заметил, что с двух пальцев руки у меня капала кровь.

Во сне я чувствовал, что кругом стоит грохот и сыплется земля. Мое счастье, что я дополз до углубленной воронки. Земля дрожала и ходила, но ни один осколок не залетал в мое укрытие.

На войне так бывает. Нашел случайно место. Кругом всех побило, а ты в открытом окопчике жив и не вредим.

Несколько раз просыпаясь я видел, что грохот не прекращается. Поворочившись немного я снова закрывал глаза и засыпал. Я проспал почти весь день.

К вечеру решив оглядеться, пока было светло, я поднялся на ноги и выглянул из воронки. Повернулся лицом в сторону нашего тыла и перед собой увидел наше семидесяти шести миллиметровое орудие. Артиллеристы увидели меня, когда я встал. С руки на лицо натекло много крови. Они увидели перед собой окровавленного но живого человека.

– Помогите, братцы!

Трое артиллеристов кинулись ко мне. Они выволокли меня из воронки, подтащили к стоявшим у пушки пустым зарядным ящикам, предложив мне сесть. Но сесть я отказался. Согнуть бедро мешала перевязка, я чувствовал боль в бедре и толком не знал, что там могло быть разбито.

Они притащили носилки, положили меня и отнесли на телегу. Повозочный дернул вожжами, вскочил на передок и поехал в тыл. Сколько и где мы ехали, я не помню. Помню мою повязку осмотрел врач. Что то сказал санитарам и меня переложили на другую телегу. Артиллеристая повозка развенулась и уехала обратно.

Кругом бегали санитары, медсестры. Несколько телег стоявших гужом, были не догружены ранеными. Я просил пить у пробегавших мимо людей. Но они, на меня и на мои просьбы, не обращали ни какого внимания.