Два билета в Индию - Кир Булычев

Полотенц шевелил губами, беззвучно повторяя эти слова. Он готов был отдать жизнь за свою цель.

И если бы вы его спросили, зачем эти жертвы, он ответил бы — ради Гоши! Ради его будущего, ради счастья всех детей на Земле.

И это, конечно же, было бы неправдой. Разумеется, Полотенц-старший любил Полотенца-младшего, но больше всего он все же любил самого себя. Только в этом не признавался никому.

— Пробовали пускать мертвую воду? — спросил он, не поворачивая головы.

Василий Кох ответил:

— Был пробный пуск. Относительно небольшой.

— Почему без моего разрешения?

— Мы заготавливаем первую дозу эликсира по омоложению, — ответил начальник работ, который никого не боялся, даже Полотенца. Плевать ему было на начальство. Он уже отсидел и за убийство, и за грабеж, и за компьютерный вирус, и за неприличные стихи — многосторонний Кох. — Куда-то надо было деть отходы. Я и распорядился испытать трубу. Мы прогнали внутрь двадцать пять тонн.

— И куда вода пошла?

— А кто ее знает? Если молчат снизу, значит, все, кому она пролилась на голову, уснули навечно.

— Впрочем, — заметил Георгий Георгиевич, — мне уже докладывали, что в глубинах Земли жизни нет.

— А если и была, то теперь уж наверняка с ней покончено, — заметил Василий Федорович Кох, любимый племянник садистки Эльзы из Освенцима.

Глава тринадцатая

Обжора Юхан

Севе сразу и повезло, и не повезло.

Повезло в том, что гномик Юхан кое-что знал о пути в Подземелье.

Не повезло, потому что у Юхана оказался гадкий характер и он думал, что раз Сева в четыре раза меньше его, значит, должен ему во всем подчиняться. К тому же он убежден в том, что после Колумба он самый великий в мире путешественник.

Надо признать, что вечером того же дня, когда город огневых троллей остался далеко позади, именно гном закричал:

— Стоп! Табань!

А путешествие проходило так: спереди в байдарке плыл Сева, а сзади, кое-где пригнувшись, кое-где на корточках, двигался Юхан. Он непрестанно давал советы, большей частью совершенно ненужные.

Сева придержал байдарку. В том месте стены трещины сходились совсем близко, и гном с трудом протискивался.

Основное русло ручья уходило прямо, но направо под углом ответвлялся небольшой ручеек.

— Нам туда! — закричал гном. — Главное русло придет в озеро, из которого нет выхода. В прошлый раз я попал туда и провел в гроте два дня, пока выбрался назад.

— А что ты ел? — спросил Сева.

— Когда надо, мы, гномы, можем неделю обходиться без пищи.

Новый ручеек вывел их в небольшой зал, и они решили там переночевать. Гном требовал, чтобы Сева отдал ему все, что осталось в мешке.

Но Сева не согласился.

Гном ворчал о том, какая пошла невоспитанная молодежь, какое у Севы каменное сердце, но потом уснул на песочке у ручья. А Сева остался в байдарке. Мешок с остатками еды он положил под голову вместо подушки.

Ночью ему снилось, как он попал в бурю, его бросают и мотают крутые волны.

Он проснулся и не сразу сообразил, что он не в море, а в глубине Земли.

А где его спутник?

Вон храпит!

Сева уселся.

Чего-то не хватало?

Мешок был пуст.

Совсем пуст.

Этот негодяй, как обнаружилось после скандала, сожрал ночью всю еду.

— Честно скажу, не хотел, — оправдывался гном. — Думал, возьму кусочек хлебушка, утолю зверский голод, который так терзает меня. Но потом что-то со мной произошло. Я думал о природе, о лесах и траве, а мои зубы продолжали трудиться, пока не перетрудили некоторое количество пищи…

— Некоторое? Да там ничего не осталось!

Сева понял, что спорить не о чем.

Чуть не плача, он залез в байдарку.

— Ты прости меня, — сказал гномик Юхан. — Но беда — я так много скушал, что не могу подняться.

Сева даже не стал ему отвечать.

Голодный, немытый, злой и отчаявшийся, он дал течению ручейка нести себя дальше.

Теперь-то уж точно домой не вернуться.

И никто его не найдет и не спасет в этой черной дыре.

А ведь подлый гномик как-нибудь выберется. Не исключено, что он может месяц без еды обходиться.

Байдарка плыла неровно, то и дело утыкалась носом в стенку — не вписывалась в повороты. Тогда Сева, даже не думая об этом, отталкивался от стенки веслом и снова погружался в глубокое расстройство.

Наверное, разумный человек на его месте постарался бы возвратиться наверх знакомым путем. Но Сева точно знал, что на том пути нет ни крошки еды, а саламандры не смогут накормить его, даже если он целый день будет слушать их оркестр.

Но когда идешь вперед, всегда остается надежда, что увидишь что-то новое. По крайней мере, королева уверяла, что в Убежище светло.

Если бы у Севы было настоящее оружие, допустим, бластер, как в фантастических фильмах, он бы сначала прикончил подлого гнома. Должна же быть справедливость.

Но оружие — только меч, в лучшем случае им можно уколоть.

…Невозможно сказать, сколько продолжалось это печальное путешествие.

Уж наверное, больше часа.

Потом ручеек так измельчал, что байдарка стала тереться дном о камни, и Сева, мрачный и отупевший, вылез из нее и решил поглядеть, что там впереди.

Он взял с собой только меч.

Он брел по колено в холодной воде, порой выходил на сухие камни, и когда впереди показался серый свет, тусклый сначала и постепенно светлевший, он даже не удивился.

Ну и хорошо, свет так свет…

Свет не был дневным, но электрическим его тоже не назовешь.

Вот еще один поворот…

Перед Севой был выход из туннеля.

Ручеек, обрываясь тонкими струйками, падал вниз, и слышно было, как он стучит по камням.

Глава четырнадцатая

Вот оно, Убежище!

Никто толком не объяснил Севе, что он увидит.

Да и понятно — они же сами этого не знали.

Сева вышел на высокую каменную осыпь, в которой пропал ручеек. Осыпь уходила далеко вниз, словно Сева стоял на вершине горы. Но, конечно же, он не был на вершине, за его спиной тянулась вверх каменная стена и пропадала в тумане.

Пределов долины, на которую глядел Сева, нельзя было увидеть, они тоже терялись в дымке.

Впереди и выше светило солнце.

Севе все объясняли, что в Подземелье есть солнце, но никто не смог сказать, откуда оно там взялось и почему светит. Но оно было, лучи его пробивались сквозь туман. Солнце было поменьше обыкновенного, верхнего, и потому здесь было не так светло, как днем на поверхности Земли.