Собрание сочинений святителя Григория Богослова - Григорий Богослов

Просит не скорбеть о своем изгнании, предсказывая, что торжество еретиков будет не долговременно (ок. 376 г.).

Не очень сокрушайся в скорбях. Ибо чем менее скорбим, тем легче становится скорбь. Нет беды, если еретики отогрелись и с весной осмеливаются выползать из нор, как сам пишешь. Очень знаю, что не долго пошипят, потом спрячутся, низложенные и истиной и временем; и тем скорее, чем с большим упованием предоставим все Богу.

65. К нему же (36)

Подобного с предыдущим содержания.

О чем ты писал, рассуждаю так. Презираемые, мы не огорчаемся и, почитаемые, не радуемся. Ибо одного мы достойны, а другое — дело нашего любочестия. Помолись обо мне. Извини за краткость; хотя и коротко это, однако же, без сомнения, длиннее молчания.

66. К епископу Григорию (142)

Сопутствуя ему своей любовью, обнадеживает его близким прекращением восставшей бури, желает скорого возвращения и просит извещать о себе.

И сидя дома, сопутствую вам любовью, потому что любовь все у нас делает общим; уповая же на человеколюбие Божие и на ваши молитвы, имею великую надежду, что все совершится по нашему желанию. Буря превратится в тихий ветерок, и Бог в награду за православие даст вам превозмочь делающих вам зло. Всего же более желательно — в скором времени видеть и принять вас у себя, как о том молимся. Если же по течению дел замедлите, то не откажитесь, по крайней мере, радовать нас письмами, извещающими о ходе ваших дел, и по обычаю молиться за нас. А благий Бог да сохранит вас, как общую опору Церкви, здоровыми и исполненными всякой радости!

67. К Воспорию, епископу Колонийскому (141)

Смиренно отказывается от предложения Воспориева принять на себя правление Церковью.

Меня приводят в стыд трудности твоего приглашения, но еще более стал бы я стыдиться себя самого, если бы не написал правды. Боюсь, чтобы дело мое не кончилось ничем; так стыжусь своих седин, и общей трапезы, и трудов, понесенных с юности, — стыжусь, потому что перед вами я ниже самых негодных людей и презираем теми, от кого бы менее всего ожидал.

68. К нему же (14)

По настоятельным требованиям Воспория соглашается посвятить себя на служение Церкви.

Думал я, правда, что имею право на ваше извинение и за прежнее; так я прост и недалек. Но поелику не перестаете делать мне выговоры, все еще нападаете за прежнее и к старым оскорблениям придумываете новые, не знаю, по какой именно причине, из ненависти ли ко мне или другим угождая тем, что бесчестите меня, предоставляю узнать это и судить об этом Богу, от Которого, говорит Божественное Писание, ничто не сокрыто, хотя и носим личину правды из благоприличия перед людьми, — то извещаю теперь ваше благоговение, что я побежден, и не обленюсь по мере сил, сколько даст Бог, позаботиться о Церкви; потому что вы настаиваете в этом, и особенно, как сами пишете, по нужде обстоятельств, по причине ожидаемого нападения противников. Да и это смиренное тело, пока его станет и пока будут у меня силы, посвящу на служение Богу, чтобы как мне не иметь на себе бремени, когда и вы осуждаете, и весь клир вопиет, осыпая меня всякими жалобами, и сам вижу, что Церковь остается без попечения, и многие бранят меня, как человека, который ни во что ставит дела церковные, — так и вам не трудиться долее, унижая меня. И это сделаю вашими молитвами, если сами вы, как говорите и как дела уверяют, затрудняетесь принять на себя попечение о Церкви. Ибо лучше умереть для тех забот, нежели для этих, когда необходимо уже бедствовать, потому что так распоряжается делами моими Бог.

69. К Григорию Нисскому (34)

Сего епископа, которому по возвращении из изгнания поручено обозреть отдаленные Церкви, просит не скучать частыми переездами.

Скучаешь переездами с одного места на другое, и тебе кажется, что жизнь твоя так же непостоянна, как и дерева, носимые по воде. Нет, чудный муж, не думай этого. Дерева несутся не по своей воле, а твои переходы с места на место делаются для Бога, и делать добро многим есть самое постоянное дело, хотя сам ты и не стоишь на месте. Разве и солнце станет кто винить, что оно ходит вокруг, изливая лучи и ожитворяя все, что ни озаряет на пути своем; или, хваля неподвижные звезды, будет охуждать планеты, у которых и самые уклонения от правильного течения так стройны?

70. К нему же (37)

Изъявляет ему скорбь свою о кончине Св. Василия и вместе сожаление, что не может быть при его погребении (379 г.).

И это было предоставлено бедственной моей жизни — услышать о смерти Василия, об отшествии святой души, которым переселилась она от нас и вселилась ко Господу, целую жизнь употребив на попечение об этом! А я, — поелику доселе еще болен телом, и крайне опасно, — сверх прочего лишен и того, чтобы обнять священный прах, прийти к тебе, любомудрствующему, как и следовало, и утешить общих наших друзей. Ибо видеть одиночество Церкви, которая лишилась такой славы, сложила с себя такой венец, и взору неудобозримо, и слуху невместимо, особенно для имеющих ум. Но ты, кажется мне, хотя много и друзей и слов к утешению, ничем так не можешь быть утешен, как сам собой и памятованием о нем. Вы с ним для всех других были образцом любомудрия и как бы духовным каким уровнем благочиния в счастливых и терпения в несчастных случаях, потому что любомудрие умеет и то и другое — и счастьем пользоваться умеренно, и в бедствиях соблюдать благоприличие. И сие от меня твоей досточестности. А мне, который пишу это, какое время или слово доставит утешение, кроме твоей дружбы и беседы, которые блаженный оставил мне взамен всего, чтобы в тебе, как в прекрасном и прозрачном зеркале, видя его черты, оставаться в той мысли, что и он еще с нами?

71. К Евдоксию ритору (39)

Подобного содержания.

Спрашиваешь, каковы наши дела? Крайне горьки. Не стало у меня Василия, не стало и Кесария, не стало и духовного, и плотского брата. Отец мой и мати моя остависта мя, скажу с Давидом (Пс. 26:10). Телом я болен, старость над головой, забот скопилась куча, дела задавили, в друзьях нет верности, Церкви без пастырей, доброе гибнет, злое наружи; надобно плыть ночью, нигде не светят путеуказательные огни, Христос спит. Что мне надобно претерпеть? Одно для меня избавление от зол — смерть. Но и тамошнее страшно, если гадать по здешнему.

72. К Симпликии (38)

Убедительно просит ее прекратить свой иск, начатый еще при жизни Св. Василия, о поставлении в епископа одного из рабов Симпликии.

Хвалишь святого и общего нашего отца, эту опору веры, это правило истины и образец в Церкви, эту седину, исполненную благоразумия, этого мужа, превзошедшего меру и жизни человеческой и добредетелей, этого верного служителя и великого архиерея, посредника между Богом и человеком, эту обитель Духа. В сем поступаешь справедливо, потому что всякое слово ниже этой святой и блаженной души, если только не обманывают меня любовь или и горесть, срастворенная с любовью. Но крайне удивило меня в тебе, что, хотя хвалишь, как святого, и доселе сколько надлежало чествуешь, однако же намереваешься разрушить его дело, как бы это было сделано кем–либо из неосвещенных, таким человеком, который всего более достоин поругания, как живший и кончивший жизнь без предположенной цели. Ибо, если сопастыря его присвояешь себе, как собственного своего раба, и гонишься за этой мелочной выгодой, то сие весьма недостойно твоего великодушия. Не безрассудно ли чествовать Бога приношением золота и серебра и избытками своего имения (в чем, может быть, более желания показать себя, нежели благочестия), а Церкви желать, чтобы она вовсе утратила иерея, и похищать у нее священнейшее из всех приношений? Если негодуешь на то, что сделали мы это самовластно, а не напомнили твоему благородству и не дали времени твоей щедрости, то скажешь в этом несколько правды, и немощь твоя будет человеческая, по крайней мере человеческая. Но знай, что твое подаяние теперь важнее, нежели в тогдашнее время, поколику более щедрости дозволить взять, нежели самой дать. Подавая сама, по–видимому, приносишь ты дар одному Богу, а дозволяя брать, приносишь и нам, Его служителям, удостоившимся носить на себе Его имя. Поэтому не гневайся на него и на меня. Он поступил, правда, самовластно, но не сделал никакой обиды, и мне удивительно ли было дойти до этого, понадеявшись на твою доброту и вместе поверив общему голосу всей страны, какой подавали иные или от усердия, или злонамеренно, — пусть будет это известно им самим и пусть дадут в том отчет Богу, потому что не наше дело знать сие и входить в расположения каждого; мне же легко ли было отказаться, и как бы я презрел столько слез или сиротство страны, так долго остававшейся без попечения о ней, без пастыря, не имевшей духовного управления? Но тебе больше всех известно, что давшие тогда согласие, а теперь отрекающиеся поступают не благочестиво и не благородно. Гораздо лучше было бы им тогда спорить, чем теперь льстить и разрушать собственное свое дело, боясь более людей, нежели Бога. И думаю, что они по своей уклончивости опять скажут, что переменили мысли, убоявшись тебя; и в этом гораздо более правды, потому что им необходимо как всегда быть поспешными, так хвататься за ложные и хитро придуманные оправдания. А если и по твоему мнению сказано это справедливо, но требуется уважение к хозяйственным расчетам (потому что слышу и это, хотя в письмах не выставляла ты сего на вид), то пусть требование сие будет сделано справедливо и человеколюбиво. Мы не укоряем за сие, потому что нам неприятно лишиться благорасположения владельцев. Что же остается еще? Прибегнуть, может быть, к тому, что человек недостоин, и поэтому нападут на то, что он поставлен, потому что такая жалоба несколько благовиднее. Но мне отвечать на это просто