10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Работать приходилось даже с заключенными. Побывав в такой компании, уже никого и ничего не боишься. О себе Ельцин не без удовольствия говорил: «Вообще мой стиль работы назвали жестким. И это правда». Стройка приучала и к спиртному, и к привычке объясняться исключительно матом. От горячительных напитков Ельцин не отказывался.

Аркадий Вольский работал тогда в отделе машиностроения ЦК КПСС:

– Не раз летал в Свердловск. Наблюдал Бориса Николаевича и в таком виде, и в таком. Иногда после полета в Свердловск надо было три дня отгулов брать. Как навалится: «Ты что, не хочешь за Брежнева выпить? Ты что, за партию не хочешь?»

Свердловская область соревновалась с Днепропетровской. Первый секретарь Днепропетровского обкома Евгений Качаловский, вернувшись домой, с восхищением рассказывал:

– Борис Николаевич мог вечером выпить литр. Утром все в разобранном виде, еле языком ворочают, а он в шесть утра уже на стройке. Уральская натура.

Его приметил и взял на партийную работу первый секретарь Свердловского обкома Яков Рябов. Он же и учил Ельцина азам аппаратной науки:

– Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение.

Это дивный принцип: умри сначала ты, а потом я! Так и делались карьеры. Вверх шли по головам менее ловких и умелых. Ничему иному партийная жизнь и не могла научить Ельцина. Стоило ли потом удивляться и возмущаться, что, став первым секретарем в Москве, он ломал судьбы своих партийных подчиненных, не способных обеспечить ему успех? Он рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто мог ему помочь подняться еще на одну ступеньку. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен.

Ельцин сменил Рябова на посту первого секретаря Свердловского обкома, стал членом ЦК КПСС. Приезжая в Москву, он стучался в самые высокие кабинеты, и его всегда принимали. Первые секретари обкомов – одна из главных опор режима. От них зависел даже генеральный секретарь, потому старался с ними ладить.

Будущую жену Ельцин встретил в институте. Анастасия Иосифовна Гирина на год моложе Бориса Николаевича. Дома ее всегда звали Наей, в школе Наиной. В шестидесятые годы она даже официально поменяла имя и получила новый паспорт на имя Наины. Студенческий роман перерос в крепкое чувство. Наина Ельцина прошла рядом с мужем весь его трудный путь. Он, наверное, по-своему всегда ее любил, но был слишком занят карьерой. Борис Николаевич бывал грубоват, мог прикрикнуть. Сам признавался:

– Я человек жестковатый, не отрицаю. Наине со мной трудновато.

Александр Шохин, вице-премьер в правительстве России, описывал характерную сцену. Кто-то из приближенных наполняет Ельцину рюмку. Жена пытается его остановить:

– Борь, ну не пей!

– Цыц, женщина!

Приносят борщ. Ельцин берет солонку. Наина Иосифовна предостерегает:

– Борь, ты попробуй сначала. Борщ соленый.

Не обращая внимания на ее слова, начинает трясти солонку…

Наина Иосифовна – волевая сильная женщина. Иначе бы она не смогла жить с человеком такого трудного характера. Наина Иосифовна была ему преданна. Никогда не жаловалась и не рассказывала о семейных проблемах.

В 1956 году Наина и Борис поженились, через год родилась Елена, еще через три года – Татьяна. Ельцин хотел сына, но вырастил двух девочек. Отсутствие наследника в семье со временем сделает более обостренным поиск наследника политического…

Бунт, расправа и ножницы

Михаил Сергеевич Горбачев позже старательно уверял, что перевод Ельцина в Москву в 1985 году совершился не по его инициативе: «Лично я знал его мало, а то, что знал, настораживало». Эти слова кажутся странными. Если бы генерального секретаря Горбачева, затеявшего перестройку, что-то настораживало, Ельцина бы в аппарат ЦК не взяли. Горбачев был человеком малопьющим, Лигачев пьяниц на дух не выносил. Если бы им сказали, что Ельцин изрядно закладывает за воротник, он бы не только в Москву не попал, но и в Свердловске не усидел. Но Ельцин был одним из тех, кого Горбачев сразу призвал под свои знамена в Москву. Буквально через десять дней после избрания Михаил Сергеевич приискал Ельцину место в аппарате ЦК.

Бориса Николаевича приметил еще Юрий Андропов в бытность его генеральным секретарем. Может быть, с подачи свердловских чекистов, может, какие-то другие причины заставили его обратить внимание на свердловчанина. Андропов принял решение его выдвинуть. Михаил Сергеевич это сделал. Поначалу ему Ельцин точно нравился. Горбачев сделал его хозяином Москвы.

Москва должна была стать витриной перестройки – и как можно скорее. Горбачев резонно предполагал, что моторный Ельцин, человек со стороны, способен быстро добиться успеха, стать примером для всей страны, продемонстрировать колеблющимся реальные результаты перестройки.

Борис Николаевич не сомневался, что справится с задачей. Принялся за новое дело со всей свойственной ему энергией. Исходил из того, что ключ к решению всех проблем – это кадры. Надо решительно убирать неумелых и разленившихся чиновников, ставить вместо них новых и дельных работников.

На пленуме горкома Ельцин произнес невиданную по тем временам речь – о бюрократизме и показухе, о том, что московская парторганизация оказалась вне зоны критики. Впервые за десятилетия первый секретарь горкома говорил о провалах и о бедственном положении столицы. Назвал причины – старое мышление руководителей и оторванность партийного аппарата от жизни. Его речь напечатала «Московская правда». За скучной городской газетой утром выстроились очереди. Читали, не веря своим глазам.

Вся Москва обсуждала Ельцина, которого еще никто не знал. С этого момента и началась его слава. Как странно: Ельцин никогда не умел говорить так складно и легко, как Горбачев. И речи Михаилу Сергеевичу писали лучшие в стране мастера. Но по прошествии лет никто не вспомнит ни одной речи генерального секретаря, поразившей людей. А выступления Ельцина всякий раз производили неизгладимое впечатление.

Борис Николаевич выступал напористо и смело, а Горбачеву оставалось следить за реакцией общества и либо поддерживать смельчака, либо журить за излишнюю прыть. В таком тандеме они могли бы продержаться долго. Однако скоро выяснилось, что Ельцин не намерен играть роль «горбачевского авангарда» и намерен добиваться собственного места на политическом небосклоне. Одновременно выявился его стиль как политического деятеля: резкие неожиданные шаги, нежелание идти на компромисс, готовность рисковать, ставить все на карту, чтобы не ограничиваться отдельными выигрышами, а «снять весь банк».