Любовь под прикрытием - Маргарита Ардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куда, чёрт возьми, меня занесло?!
Всё было настолько нереальным, что просто не могло случиться со мной. Даже слёзы не навернулись на глаза от фантастичности ситуации. «Сиди, Люба, и жди» – повторяла в голове мама. А кого ждать? Обиженного насмерть Рафа или папу, который уехал на край света? Ждать – самое трудное, особенно для меня. И не поговорить, не выяснить, а так и подмывало. Останавливала только фраза бандита про язык. Я его физически ощутила в собственном рту. Стало дурно. Нет, помолчу, язык мне еще пригодится.
Я пересела на край кушетки и прислушалась.
В голове вертелось столько вопросов! Неизвестность убивает. Впрочем, главное, что пока не убили меня. Значит, я представляю для них ценность. Допустим, как объект для шантажа папы. Балаклавы на головах – тоже хорошо, не хотят быть узнанными. Значит, есть шанс, что они не зарежут меня при любом исходе. Театральный английский на то же указывает. По крайней мере, есть план в каком-то из вариантов меня оставить в живых…
Что еще хорошего? Кроме того, что я пока дышу, хорошего не наблюдалось .
Эх, и ведь нужен был мне телохранитель на самом деле! Α не спас. И вряд ли спасёт. Слово «накаркала» клевало меня в виски. Кто там говорил, что желания нужно держать при себе? А то сбываются…
Дрожа, как осиновый лист, я присмотрелась к приземистому столику: а отворачиваются ли у него ножки?
Где-то вдалеке за окном протяжно запел муэдзин.
12 Дерьмо собачье! Οна просыпается (англ.)
ГЛΑВА 14
Не думал, что в наших камерах для допросов есть большие зеркала , как в американском кино. Я вообще о таком никогда не думал. Сюрреализм. Хоть без наручников обошлись и лампы в лицо, уже хлеб.
Сёмин вышел, сказав, что надо отлучиться по срочному делу. И я остался один на один с серыми стенами и полным ощущением, что меня выдерживают дo готовности, как шашлык в маринаде. Пассивное дзенское самосозерцание, которое требуется от истинно преданного последователя восточных единоборств, успело стухнуть и превратиться в активное самобичевание. В снулой тишине то и дело представлялась Кнопка… Люба…
Теперь она казалась совсем уязвимой и еще более маленькой, как гном на ладошке. А от воспоминания её бодрой, разящей сразу в сердце солнечности теперь это самое сердце сжималось . Его встряхивало, словно кто-то баловался электрическими разрядами. И уже совсем не верилось в твёрдо взятую установку, что меня ничто не способно тронуть в этом мире.
Ещё утром было так: я отдельно, мир отдельно. Но Кнопка обосновалась где-то посередине, упорно, словно лифтёр разжимая захлопнутые дверцы сначала слезами, потом улыбкой,теперь страхом за неё. Похищения хорошим практически не заканчивались. Был опыт с коллегой в Пакистане, потом похороны. В сердце снова щёлкнул разряд. Только не похороны… Как с Ташей…
Я схватился за голову: какой там нахрен дзен? Я не полупросветлённый последователь Бодхидхармы; я полуомрачённый, самовлюблённый лох! Она же говорила об опасности! И что я сделал?! Ушёл. Дебил!
Я стиснул зубы и начал дышать: я обязан успокоиться. Найти её и вернуть. Пока не будет поздно. Я хотел проверки для себя? Медитировал, тренировался и с наглецой спрашивал у Вселенной: «Ну и гдė результат?»
«Вот вам экзамен. Получите, распишитесь», – ответила она мне только что. Лопатой по темечку.
Раскрылась дверь. Вошёл Сёмин с ноутбуком. За ним ещё какой-то невзрачный на лицо, шкафообразный тип в костюме. Сёмин сел напротив меня, облокотился о спинку казённого стула. Я молчал – пусть начнёт первым, от либретто и начнём плясать. Паузы полезны не только в театре, как говорил Бернард Шоу.
– Итак, Раф, о чём вы разговаривали с Любой Соколовой сегодня утром?
– Я её не видел, – ответил я. – Я уже рассказал, что пришёл к её дому на Смоленском проспекте ранее условленного времени, без пятнадцати восемь. Ни автомобиля, ни Любви уже не было там. Я поднялся к квартире, постучал. Затем позвонил. И поехал в её офис, надеясь застать там. Оҗидания были тщетными.
Сёмин развернул ко мне ноутбук экраном.
– Тогда как ты это объяснишь?
– Что это? – Я сначала не понял, что за аналог Гугл-карт он суёт мне в нос.
– Запись спутника Эра-Глонасс. В шесть сорок она подъехала к твоему дому на Пречистенке, пробыла там около десяти минут. Затем направилась в Саларьево. Хочешь сказать, что любовалась на твои окна? – усмехнулся Андрей Сёмин.
Я опешил. И правда, что она делала возле моего дома?
– Может, хотела о чём-то попросить? – пожал я плечами.
– И как, попросила?
– Нет. Она не записала мой телефон, а домофон и дверной звонок я отключаю. Точнее, отключил два года назад и забыл о них.
– С целью?
– Чтобы никто не доставал.
Снова усмешка в ответ.
– Не полностью вышел из немногословного образа?
–Да, – сказал я, понимая, что раздражаться глупо. Потому спросил: – Андрей,ты меня знаешь. Я тебе уже всё рассказал. Про это, – я кивнул на монитор, – могу сказать, что удивлён и раздосадован. Я вижу, что взялся за то, в чём не обладаю профессиональными навыками. Но раз обязался, должен исправить. Тем более, Любовь исчезла в том месте, где мы с ней встретились впервые в Саларьево. Думаю, она продолжила меня искать…
– Α что там у тебя? – прищурился Сёмин.
– Участок в собственности. Додзё строю. Для занятий каратэ.
– Угу.
– Проверить вы можете без проблем, – продолжил я. – За три года тренировок я созрел на собственный клуб, который сам же решил и построить. А главное, я буду благодарен, если поделишься подробностями. И буду рад сотрудничать. Тут главное – результат: освобождение Любви Соколовой. Старые недомолвки побоку.
– Хм…
Мда, Сёмин не был щедр на слова. Шкафообразный отделился от стены и подал голос.
– Андрей Степанович, мы же пробивали несколько дней назад Гарсия-Гомеса, он чист. Ну кроме того случая…
– Пробивали? – удивился я. – Были основания?
– Был интерес. – Сёмин о чём-то задумался, автоматически поглаживая себя по уху.
Помню такой жест: на решение зреет.
– Слушай, Андрей, – жёстко сказал я. – Согласно моим должностным обязанностям я должен искать моего работодателя, Любовь Соколову. Я буду делать