Исход (Том 2) - Стивен Кинг

Стью протестующе помотал головой.

— Да, она старая и уставшая, но она смотрит на проблему темного человека как на крестовый поход. К тому же она отнюдь не единственная. И ты это знаешь.

— Ты хочешь сказать, что она потребует своей доли?

— Может быть, это будет не так уж плохо, — заметил Стью. — В конце концов, нам снилась она, а не Совет Представителей.

Теперь Глен помотал головой.

— Нет, я не приемлю мысли о том, что все мы являемся заложниками некой постапокалипсической схватки добра и зла, будь то сны или что-либо другое. К черту, это иррационально!

Стью пожал плечами.

— Ладно, давай не будем на этом останавливаться. Я считаю, что твоя мысль о предоставлении ей права вето — дельная. Кстати, я считаю, что ее даже следует развить. Наравне с правом отменять мы должны предоставить ей право предлагать.

— Но не абсолютное, если уж на то пошло, — поспешил уточнить Глен.

— Нет, ее предложения должны быть ратифицированы Советом Представителей, — сказал Стью, а затем, хитро улыбнувшись, добавил: — Но мы рискуем превратиться в резиновую печать для нее, а не наоборот.

Наступило долгое молчание. Глен в задумчивости оперся лбом о согнутый кулак. Наконец он сказал:

— Да, ты прав. Она не может быть всего лишь номинальным главой… на худой конец мы должны смириться с возможностью, что она может иметь свое собственное мнение. Здесь мне пора завернуть мой мутнеющий хрустальный шар предвидения, Восточный Техас. Потому что матушка Абигайль является тем, кого мы, оседлавшие своего любимого конька социологии, называем инаконаправленным.

— И что это за иная направленность?

— Бог? Тора? Аллах? Нет, не это. Иная направленность — значит то, что ее речь необязательно направлена на нужды общества или любые другие более важные вещи. Она слушает другой голос. Словно Жанна д'Арк. Своим вопросом ты подвел меня к выводу о том, что мы можем прийти к теократии.

— Тео-что?

— На путь Божий, — сказал Глен. Он не испытывал счастья по этому поводу. — Будучи маленьким, Стью, мечтал ли ты когда-нибудь, что вырастешь и станешь одним из семи епископов и/или епископесс при старой ставосьмилетней негритянке из Небраски?

Стью уставился на него. Наконец он произнес:

— Еще осталось вино?

— Все выпито.

— Вот черт.

— Да, — сказал Глен. В наступившей тишине они изучающе посмотрели друг другу в лицо, а затем внезапно расхохотались.

Это был, конечно, самый красивый дом, в котором когда-либо жила матушка Абигайль, и, сидя здесь на крыльце под навесом, она вдруг почувствовала себя во власти воспоминаний о коммивояжере, который заехал в Хемингфорд давно, в 1936 или 1937 году. Да уж, он был самым сладкоречивым парнем из всех, кого она встречала на своем веку; он мог бы уболтать самих птиц спуститься с деревьев. Она спросила у этого молодого человека по имени Дональд Кинг, по какому делу он пришел к Абби Фриментл, и тот ответил:

— Мое дело, мэм, — удовольствие. Ваше удовольствие. Вы любите читать? Слушать радио от случая к случаю? А может быть, положить своих старых больных собак на подушечку для ног и послушать мир, то, как он катится по великой долине Вселенной?

Она призналась, что месяц тому назад продала мотороллер, чтобы уплатить за девяносто стогов сена.

— Вот именно эти вещи я и продаю, — сказал ей этот сладкоречивый заезжий торговец. — Это можно назвать пылесосом «Электролюкс» со всевозможными насадками, но на самом деле это — ваш досуг. Включите его в розетку, и вы откроете для себя неведомые ранее горизонты расслабления. А выплаты будут почти такими же легкими, какой станет ваша домашняя работа.

Тогда был самый разгар Великой Депрессии, Абигайль не могла наскрести и двадцати центов, чтобы купить ленты для волос внучкам в дни рождения, так что о покупке «Электролюкса» не могло быть и речи. Но как же сладко он пел, этот Дональд Кинг из Перу, штат Индиана! Она никогда больше с ним не встречалась, но до сих пор помнит его имя. Держу пари, думала матушка, что он-таки разбил сердечко какой-нибудь белой леди. У Абигайль так и не появилось никакого пылесоса до окончания войны с нацистами, когда, казалось бы, внезапно любой мог позволить себе все что угодно, и даже у этой «белой швали» из бедных кварталов в уголке комода были припрятаны золотые часы.

А теперь в этом доме, который, как написал ей Ник, находится в лучшей части Боулдера под названием Мэплтон-Хилл (матушка Абигайль готова была поклясться, что немногие черные жили здесь до этой страшной беды), были все приспособления, о которых она когда-либо слышала, а о существовании некоторых даже не подозревала. Посудомоечная машина. Два пылесоса, причем один только для работы на втором этаже. Микроволновая печь. Стиральная машина и сушилка. На кухне было устройство, выглядевшее обычным металлическим ящичком, который приятель Ника Ральф Брентнер назвал ей «мусоросжималкой», — в него можно было загрузить сотни фунтов отходов и получить маленький брикет мусора размером с мяч для игры в регби. Нет конца чудесам. Но подумать только, некоторым из них действительно пришел конец.

Покачиваясь на крыльце в кресле-качалке, матушка Абигайль перевела взгляд на электрическую розетку в стене. Сколько же людей могли выйти сюда жарким летом и послушать радио или даже посмотреть бейсбол по маленькому телевизору! Не было ничего более привычного по всей стране, чем эти маленькие настенные розетки. Даже в Хемингфорде в сарае для скота у нее были такие. Им никогда не придавали значения… пока они не перестали работать. Тогда только люди поняли, какую долю личной жизни те составляли. Весь тот досуг, то удовольствие, о котором разглагольствовал перед ней давнишний Дон Кинг… исходили из этих электрических розеток в стене. А теперь, когда они потеряли свою мощь, на все эти устройства типа микроволновой печи и «мусоросжималки» оставалось только вешать пальто и шляпы.

Подумать только! Ее собственный маленький домик и то был лучше оборудован, чтобы справиться со смертью этих маленьких электрических розеток. Здесь кто-то вместо нее должен был обеспечить подачу воды из ручья и найти способ ее кипячения перед употреблением — так, на всякий случай. Дома же у нее был собственный ручной насос. Здесь Нику и Ральфу пришлось перетягивать это уродливое устройство под названием «Портосан»; они поместили его на заднем дворе. Дома же у нее была своя уборная во дворе. Она в мгновение ока променяла бы эту комбинированную стиральную машину-сушилку «Мэйтэг» на свое собственное корыто, и ей пришлось просить, чтобы Ник нашел ей новое, а Брэд Китчнер раздобыл для нее где-то стиральную доску и кусок доброго старого щелочного мыла. Они, вероятно, подумали, что она просто старая зануда, пожелавшая сама стирать свое белье — кстати, довольно часто, — но, будучи всегда опрятной, она ни разу за всю свою жизнь не отдавала белье в стирку и не собиралась начинать делать это сейчас. У нее, как это часто бывает у всех старых людей, время от времени случались мелкие неприятности, но до тех пор, пока она сама могла справляться со своей стиркой, эти маленькие неприятности были только ее проблемой, а не кого-то другого.