Хроника времён царя Бориса - Олег Попцов

У ситуации была своя неприятная краска - автором новой структуры правительства был Полторанин - человек, близкий Ельцину. Более того, друг самого Бурбулиса. Кстати сказать, несмотря на внешнюю близость, Бурбулис никогда не открывался Полторанину в полной мере, когда речь шла о его собственных карьерных помыслах. Уже одно это исключало полную искренность в их отношениях.

Перед Бурбулисом стояла непростая задача. Надо было убедить Ельцина в неправильности предложенной структуры будущего правительства. С одной стороны, следовало оттеснить вице-президента, низвести его до роли порученца Ельцина. Уже давал о себе знать темперамент Руцкого. Да и окружение вице-президента активизировалось и не уставало нашептывать: "Вы, Александр Владимирович, второй человек в России". Вице-президента, как человека эмоционального, а значит, внушаемого, не надо было долго убеждать. Ельцин уже сделал, как считал Бурбулис, досадный промах, поручив формирование правительства государственному секретарю и вице-президенту. И вот теперь Полторанин, со своими немыслимыми идеями, в качестве главы правительства.

В личном разговоре с Ельциным Бурбулис атакует сразу две цели. Он дает понять Президенту, что для него крайне нежелательно чрезмерное влияние Полторанина и Руцкого. Он дает понять Президенту, что по темпераменту эти два человека близки друг к другу и в будущем не исключен союз между ними. А это крайне опасно, потому как усложнит положение Президента. Трудно поверить, что сверхосторожный Бурбулис позволил себе высказать столь доверительное толкование ситуации в присутствии руководителя Секретариата Президента. Скорее всего, суть разговора с Бурбулисом Илюшину передал сам Президент. Бурбулис не мог не знать, что Илюшин уже давно уязвлен чрезмерным продвижением Геннадия Эдуардовича, претендующего, ко всему прочему, и на руководство аппаратом Президента, где влияние самого Илюшина было до сих пор подавляющим. Человек, приговоренный быть тенью Президента, а Илюшин в эту роль вжился, не мог смириться с подобной несправедливостью. Так тайное, спустя короткое время, стало явным. Полторанин узнал как о самом разговоре, состоявшемся между Ельциным и Бурбулисом, так и о реакции Президента. Ельцин выслушал соображения Бурбулиса, хотя своего раздражения скрыть не мог. Полторанин посчитал дело сделанным и успокоился. А Бурбулис?!

Мы уже говорили, в политических интригах выигрывает тот, кто хотя бы на метр ближе к вершине власти. С тщательностью крота Бурбулис продолжал рыть свою нору. Равновесие в правительственных структурах было восстановлено. И в один из дней общество было ошарашено указом Президента, объявившего Геннадия Бурбулиса первым вице-премьером.

По-разному истолковывалось данное назначение. Для всех было очевидно, что эта роль не для Бурбулиса, но именно с ним вся вновь набранная команда дала согласие работать. Команду, видимо, устроил бы и Полторанин, но Ельцин, взвешивая возможные жертвы, решил в качестве первой отдать предпочтение Бурбулису. Все это случилось уже после съезда, когда Президент принял руководство правительством на себя.

Итак, человеком, осуществляющим повседневное руководство правительством, или, как говорят в правительственных кулуарах, "пастухом" Кабинета, стал Геннадий Бурбулис. В первый или второй вечер после назначения у меня случился с ним откровенный разговор. Он понимал, что отдан на заклание, но, как человек тщеславный, принял вызов. Более того, процедил сквозь зубы:

- У них ничего не получится.

Кто эти они, у которых ничего не получится, он не уточнил. В жизни Геннадия Бурбулиса началась новая эра. Надо было ответить на немыслимый вопрос: как, оказавшись внутри костра, - не сгореть. Его мало успокаивал довод, что в условиях кризиса временность правительства есть величина постоянная. Надо было не только пройти по "лезвию ножа", рискуя быть рассеченным пополам, но еще, непонятно каким образом, сохранить за собой политическое пространство для будущей карьеры. Задача, практически не имеющая положительного решения. То, что он не отказался, все расценили как факт гипертрофированного тщеславия. Кто-то сочувствовал, кто-то ликовал, предсказывая быстрый кризис. Вывод был общим - в этом качестве Бурбулис ненадолго.

БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Ему тридцать пять. Он обратил на себя внимание уже на I съезде народных депутатов. Невысокого роста, с негромким голосом, неизменно одетый в темно-синий костюм. Однажды, приглашая его на телевидение, кажется, это была передача "Без ретуши", учитывая, что Шахрай брюнет, а в студии предполагался глубокий темный фон, я предложил ему приехать на передачу в сером костюме. Помощник Шахрая ответил:

- Второго костюма у него нет.

Неплохое свидетельство. Кажется, мы переживаем новизну во всем: политики не только новые, не только молодые, но и не обремененные достатком. Профессионалы, которые никогда не были властью, ибо не вкусили её обеспеченности. Они поднялись на первой волне демократии, составив успешную конкуренцию на митингах и диспутах большевизму со стертыми деснами. И ещё одна особенность, характерная для этой генерации. Если все мы вышли из прошлого, то они, в силу возраста, им 35, выходцы из почти настоящего. Их воззрения сформировались в период застоя, когда чистота помыслов уже не числилась как достоинство, скорее анахронизм. Они грамотны, холодны, рациональны и циничны. Попадись им навстречу уже сошедшие с Олимпа, им их удел не в зависть: "Мы, - говорят они, - возьмем сполна..." Они убеждены, что настал их час, отсюда такое нетерпение. Другая жизнь, значит, другие лидеры. Шахрай один из них. Его наиболее яркая черта работоспособность. Не просто юрист, юрист-аппаратчик, и здесь ему нет равных. Как оратор он не ахти. Речь слишком выверенная, гладкая, юридически отточенная. О таких говорят - законодательно одарен. Неплохой полемист. Не блестящий, нет, но цепкий, всегда может переиграть оппонента в анализе. В политике чувствует себя свободно. Для юриста преимущество завидное. По роду обязанностей занимается политикой, по роду пристрастий - увлекается ею. Всякому избытку политической энергии ищет применения. Мастер интриги. Его умные карие глаза на миг замирают, и вы чувствуете, как взгляд прощупывает вас. Выражение лица не меняется, гримаса выжидательной внимательности на нем. Так обычно ведут себя люди, которым дано понять много больше сказанного их собеседником. Странно, что, при всей внешней спокойности, Шахрай крайне эмоциональный и чувственно предвзятый человек. Пожалуй, эта чувственная предвзятость мешает Шахраю соединить точность анализа, которая ему присуща, со столь же выверенным собственным поведением. Его взаимоотношения с Хасбулатовым, Бабуриным, министром юстиции Федоровым в этом смысле чрезвычайно показательны. Шахрай желает быть значимым. И эти его претензии не беспочвенны. Его способности как юриста, правоведа, законодателя можно назвать заметными. Он не Демосфен, это очевидно, скорее Макиавелли, Талейран. Вязкий полемист, король закулисного действия. Страсть быть власть творящим распыляет его натуру, но, как человек волевой, он способен скрыть эту страсть, побороть её. Сначала он возглавил Комитет по законодательству и практически вытеснил из него своего соперника Сергея Бабурина, почти сверстника, человека с иной профессиональной амплитудой оратора, адвоката-златоуста для небольшого зала судебного заседания. Очень скоро, в силу своей работоспособности и в силу законодательной непросвещенности депутатского корпуса, Шахрай делает свой комитет ключевым. Без визы этого комитета не может появиться практически ни один законодательный акт. Ненавязчиво, но почти сразу он становится человеком, незаменимым для Ельцина.

Еще будучи Председателем Верховного Совета, Ельцин сделал две рискованные попытки избрать Сергея Шахрая на пост заместителя Председателя Верховного Совета. Обе попытки не принесли успеха. Это был тот случай, когда признание профессионального авторитета не перерастает во всеобщую любовь. Шахрай и сам неоднократно нацеливался на штурм должностного Олимпа. Сначала это был пост заместителя Председателя Верховного Совета. На III съезде он выставлял свою кандидатуру в состав Конституционного суда. На IV - был соперником Хасбулатова на пост спикера парламента. Именно он и Лукин разъединили демократов, оттянули на себя часть голосов и практически блокировали выборы. Проиграв в первом туре, Шахрай отказался обратиться к своим сторонникам с призывом отдать свой голос во втором туре за Руслана Хасбулатова. Для Шахрая оказалось предпочтительнее унизить своего соперника, но ни в коем случае не помочь ему выстоять в этом изнуряющем выборном марафоне.

Съезд пять раз проводил голосование. Хасбулатов так и не набрал нужных голосов. Кажется, на II или даже на III съезде, успокаивая его, а Шахрай не мог простить измены демократам, которые, опустив глаза, частично проголосовали против, так вот, успокаивая его, я что-то говорил ему о временности чувств. А затем - какое шило укололо меня? - я вдруг сказал: