Две сестры и Кандинский - Владимир Маканин

Батя запнулся. Заглядывает в маленькую бумажку для памяти:

— Нет в альбоме, к сожалению… Малевича… Но зато парочка Кандинских… Парочка — это не мое, а его, Буянова, выражение. Он филолог. Он иногда разговаривает чудно, шепотом. Прошептал мне — это, мол, личный его подарок невесте.

— Но я…

— Погоди, Ольга. Все слова скажешь, когда Максим придет…

— Но я… Но он…

— Погоди. Это еще не все… — наращивает Батя.

А сестры не определились — не знают, как сразу сказать… С чего начать?

— Может быть, Сергей Сергеич, вы сядете к столу? — нащупывает натужную ситуацию Инна. — Чай? Может быть, кофе?.. Сергей Сергеич. За столом разговаривать удобнее.

— Зови меня Батей. Как и Максимка зовет… Ну-ка… Скажи — Батя.

— Батя.

— Молодец. И не хлопочи, дочка, я долго не задержусь… Кое-что еще передам в руки твоей сестре — и к себе на Арбат… Я сдавал квартиру, прибавка к пенсии. Но теперь я вернулся… Не был в Москве шесть лет.

Инна с некоторым женским сомнением: — Шесть лет — вне дома?

— Шесть лет — у друзей!

Ольга заторможена. Стоит, скрестив руки. Ей уже почти безразлично. Абсурд… Сейчас мы все, кажется, повеселимся.

Тем временем напористый Батя вынимает еще один подарок.

— А вот и она! Небольшая работа твоего Кандинского. Как бы подлинник.

Ольга не выдерживает: — Я не могу принять!

— Как не можешь!.. Написано на обороте — Ольге!.. Одно слово. Но какое значащее!

Инна: — Она не может это принять.

— Может, может… Я прямо из аэропорта. Взял такси и к вам. Я даже к себе домой не заезжал. На Арбат… Я сразу к вам. А почему?.. А потому что подарки. Чтобы не выгружать их там, а после тут…

Инна ищет, пытаясь найти хоть какое-то приличное, без паники, отступление: — Сергей Сергеич… Но как? Откуда в сибирских углах завелся Кандинский?

— А!.. Вот это разговор. Кандинский — подарок Ольге от семьи Рогожиных… Из Иркутска… Есть, есть такой далекий город — Иркутск! Илья Рогожин пять лет потрудился на лесоповале. Руку потерял. Зэк зэком, однако, потеряв руку, придумал для прогресса кое-какое усовершенствование. Отделять ветки от ствола сосны. Срезка идеальная, ветка без хруста. Без подчистки… Но Илюху и слушать не захотели. А за хвойную выдумку дали еще пять лет. Чтоб не скандалил…

— И что?

— И отработал. Лагерникам он запомнился как говорун… Кликуха?.. Его звали Компромисс. Это впечатляло. Но сначала почему-то выбили ему все зубы. Все передние. После лагеря он был жуткий оборванец. От него шарахались нищие. Зато сейчас, едва завязалась перестройка, он организовал предприятие. Сделал бизнес на хитрой своей очистке сосен… Знаешь, дочка… В Сибири всегда были и всегда будут богатые люди. Другое дело, что их путь к богатым угодьям не самый легкий. Не самый светлый… Рогожин, кстати, не богач…

— Подлинный Кандинский?

— …Но состоятелен. Безрукий Илюха! В Сибири его многие знают!.. Кандинского он купил на аукционе аж во Владивостоке… Японцы устроили торги, а Рогожин тут как тут.

— Но ведь подлинный Кандинский это…

— Погоди, Инна, — не обязательно подлинный. Это… это… — Батя опять заглянул в записочку. — Это предполагаемый Кандинский. Его и продавали как сомнительного… Подлинный был бы в другую, в гораздо большую цену…

— Оль. Ты глянешь? — спрашивает Инна.

— Обязательно! — кричит Батя. — В этих японских сомнениях, сказал мне однорукий Илья Рогожин, есть наш российский интерес. Надо копать и копать. Мы это умеем. Вот пусть, мол, твоя Ольга и докопается до подлинника. Кто, если не она?..

Ольга все еще заторможена. Она молчит.

Батя прост и прям: — А от меня, Оля, пока что ничего… Извини… Ты уж подожди. Я пока что не при деньгах. Но мой подарок впереди. Не сомневайся… Время, однако… Скоро ли Максимка придет?

Ольга решилась:

— Максим не придет.

И теперь в свой черед Батя, опустив руки, недоуменно смотрит на Ольгу, на Инну — и снова на Ольгу.

— Он уехал, Сергей Сергеич. Он уехал в Новосибирск. Сказал, что уезжает к вам.

— Уехал?.. Зачем?.. Оля! А если он поехал ко мне, почему не с тобой вместе?

Ольга ищет слова. Какая тяжелая, заезженная, засаленная шутка о сбежавшем женихе. Из комедий…

— У нас все кончено, Сергей Сергеич. Я не знаю, как это назвать. Как по-другому сказать. Мы расстались. Мы расстались с вашим сыном.

— Совсем расстались?

— Да.

Надо бы упростить стариковское недоумение.

— Да сядьте же за стол, — заволновалась, торопится Инна. — Сергей Сергеич! Вы с дороги!.. Посидим как люди. Чай-кофе. Поговорим.

А у Ольги правильных слов все еще нет… Сбивчивые объяснения несостоявшейся невесты: — Нет, Сергей Сергеич… Так что ваши подарки… Кандинский… Ваши подарки теперь…

— Подарки, Ольга, не мои.

— Я?.. Нет… Я не возьму их.

— Но подарки действительно не мои. Не от меня подарки, Ольга.

Батя наконец пересел к столу ближе. Старикан огорчен. Его мысли тоже на миг спутались. Но, человек бывалый, он держит удар:

— Эти подарки, Ольга, от хороших, от достойных людей. Как ни рассуждай… Это подарки тебе, дочка… Подумай сама. Прикинь. Люди для кого их искали и подбирали? Для тебя… Под тебя подстраивали. О тебе думали.

Инна: — Вы с дороги… Чай уже готов. Или, может быть, кофе?

Батя пусть невесело, но смеется: — Ты, Ольга, — скажем — вернешь мне подарки, я их возьму, а дальше?.. а дальше я не буду знать, что с этими подарками делать. Я — не невеста. Возвращать, отсылать их снова в Сибирь — смешно. Прикинь еще… Людям обидно. Люди могут оскорбиться… Есть такая далекая земля — Сибирь. Не обижай. Там хорошие серьезные люди, Ольга… Мне зачем? Зачем старику Кандинский?

Засидевшийся у мольберта Коля Угрюмцев на миг ожил — юнец вставляет свои три слова: — К-кандинский нам н-нужнее.

А Батя ставит выразительную точку: — Дело сделано. Я откланиваюсь и ухожу… Есть такая улица Арбат…

Он вновь наклоняется к своему распахнутому на полу старомодному чемодану и закрывает его, чтобы с ним уйти.

Но тут же Батя спохватывается. Ч-черт!..

— Ч-черт!.. Мне же сегодня некуда деться… Вот склеротик! Человека с такой памятью надо уже держать дома… Оля… Можно мне от вас позвонить?.. Я ведь сдал мою арбатскую квартиру…

Инна: — Я заварила чай.

— Сдал давно уже квартиру… А теперь, по возвращении, я, разумеется, скомандовал жильцам съехать. Я их заранее предупредил. Они сказали — да, да, да, конечно, съедем. Но попросили три дня. Чтоб без спешки… Чтоб по-человечески… Чтоб им съехать спокойно.

Батя взял чемодан. Выпрямился. Стоит в рост, крупный, сильный мужчина. Сохраненная сила заметна. Без тяжести живота. Еще не просевшие плечи.

Сибирский глоток воздуха остается в мужчине надолго. Как тайга. Как шпалы до горизонта. Как обкуренная ветрами и обнюханная там со всех сторон наша свобода.

— Но раз с Максимкой все кончено… Какие еще три дня!.. Я сейчас же им перезвоню. Позвоню по новой. Я их потороплю.

Ольга начинает слышать свою вину. Она и Максим, оба хороши!.. Женишок и невеста! Фату по случаю не достали!.. А старикан — заложник их неудачи. Бедолага.

Этот полусибирский мачо, мыкавшийся по друзьям шесть лет — в самолетах! В вагонах на пахучих верхних полках! Примчавшийся сюда! Еще и с подарками… С пугающим людей громоздким античным чемоданом.

— Сергей Сергеич. — Ольга потеплела к Бате. — Мы вас не гоним. У нас достаточно места. И вы можете здесь спокойно пожить ваши три дня. Бывало, здесь и подолгу гостевали люди.

— Спасибо, Оля. Спасибо, дочка… Однако нет, нет, нет — я сейчас же им позвоню. Три дня… Я понимаю и вижу — ты добрая, милая, чуткая, но я не могу быть в обузу. Три дня! Поминутно напоминать тебе о Максиме…

Батя идет к телефону.

— Знал же! Знал, что мой сынок не сахар… Ай-яй-яй!.. Это мой промах. Это моя самолето-паровозная инерция. Я все еще мыслил как в Иркутске… Приеду повидать невесту. Приеду, как приезжаю к друзьям… Познакомимся. Сядем все за стол. Навалимся на чаек…

Инна приглашает: — А чай давно готов, Сергей Сергеич.

Но Батя заспешил. Уже возле телефона… В отдалении… Ведет переговоры. Слова его, впрочем, уже спокойны и негромки.

В это время Инна быстрым жестом показывает Ольге — мол, мы обязательно посадим его за стол. Чай пить — не дрова рубить… вот сюда?.. Нет, Оля, лучше и достойнее сюда… Да, да, кивает Ольга.

Сестры понимают одна другую без слов.

Как не посочувствовать отцу незадачливого жениха. Отцы не виновны… Инна шепотом у Ольги — не дать ли, не предложить ли старикану выпить? рюмку-две?.. Все-таки человек с дороги…