Неизвестный Люлька. Пламенные сердца гения - Лидия Кузьмина

Люлька дал указание испытать ТКС совместно с двигателем ТF-3.

И вот запуск. Раздается свист ТКС, а затем грохот самого двигателя. В пультовой стрелка тахометра начинает ползти вправо. Обороты растут. Операторы радостно переглядываются, жмут друг другу руки.

Он считал, что человек или должен стараться быть впереди, или сменить профессию.

Архип Михайлович любил молодежь. В свое время в ХАИ, а теперь в МАИ с большим увлечением преподавал газовую динамику, термодинамику, старался каждому своему студенту привить вкус, интерес к предмету. Случайных людей в технике отличал сразу, не по непонятливости, это грех небольшой и чаще всего поправимый, а по равнодушию. Этот — не из таких. Люлька подошел, подсел. Молодой человек покосился на него и продолжал быстро и ловко орудовать карандашом и линейкой. Кое-что не продуманное Люлька заметил сразу, но не сказал ничего — важно сохранить верное направление, а оно было, конструктор нашел его сам. Несколько минут молчали. Молодой человек словно не замечал «начальства» — работал спокойно и споро. Была у него такая черточка в характере — сторониться больших руководителей. Люлька это угадал.

Ничего плохого в этом нет. Это молодая гордость бунтует. Хочется все взять своими руками.

— А домой нам не пора, скоро десять? — спросил Архип Михайлович.

— Да, пожалуй.

И конструктор положил карандаш в желобок под чертежной доской.

— Машину я отпустил, вы мне компанию не составите прогуляться?

— Хорошо, — скупо ответил тот.

Они вышли на пустынную улицу. Ясный сухой осенний вечер взбодрил обоих заработавшихся конструкторов. Они с удовольствием дышали свежим воздухом, не спеша шагая по пустынному тротуару.

— У меня правило — вне стен КБ о работе не говорить. И все же я хотел спросить, почему ваша компоновка имеет тенденцию к вытягиванию в длину? — спросил Архип Михайлович.

И когда услышал ответ, даже замедлил шаг, настолько он удивился. Оказывается, этот юнец не только отрабатывал конструкцию узла, но и думал, как ее спрятать в двигателе поудачнее. И он дерзновенно решил разместить его в носке двигателя, внутри пустого кока-обтекателя, стоящего впереди компрессора. Стараясь не выказывать своего изумления, Архип Михайлович осторожно выведывал прочие планы молодого специалиста: как он думает вести трансмиссии, сколько будет весить конструкция. Выяснилось, что он, как и сам Люлька, считает, что двигатель ни в коем случае не должен обрастать снаружи агрегатами. Аэродинамика прежде всего. Максимально придерживаться сигарообразной формы. Тогда их двигатель с охотой будут брать конструкторы-самолетчики, потому что они тоже не имеют ни одного лишнего кубического сантиметра пространства на своих самолетах.

Разговор производственный незаметно превратился в разговор о жизни. Настроение у обоих было отличное, как это всегда бывает, когда беседа доставляет взаимное удовольствие. Навстречу простучала каблучками хорошенькая стройная девушка.

— А как у вас на женском фронте? — с улыбкой спросил Архип Михайлович.

Его спутник неопределенно помотал головой.

— Если хотите достичь хороших результатов в творчестве, ни в коем случае не забывайте о большом настоящем чувстве. Это самое лучшее горючее для наших моторов.

— Так ведь, Архип Михайлович, нужно, чтобы терпеливая попалась.

— Это обязательно. Потому что нас выдержать — это нужно уметь. Я ведь тоже всю жизнь раньше десяти-одиннадцати вечера домой не возвращался. Так моя Галина Евгеньевна слова не скажет: все понимает. Повезло мне в жизни. Однолюб я — и попал в самую точку. Никого лучше не надо.

Стали выяснять, кто что читает. Много незнакомых книг Люлька называл как своих хороших знакомых. Он их, видимо, не просто прочитывал, а своим особым способом осваивал. Отдельные места из той или иной книги читал наизусть. Процитировал Теккерея: «Книги просветляют Душу, поднимают и укрепляют человека, пробуждают в нем лучшие стремления, острят его ум и смягчают сердце».

— А Бэкон вот что думал о книгах, — вставил инженер. — «Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению».

Люлька продолжал состязание.

«Дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души» — так думал Цицерон.

Взглянув друг на друга, оба рассмеялись.

— А может быть, вы стихи пишете?

Молодой человек покачал головой.

— Я ведь в молодости писал. Всерьез хотел себя посвятить литературе. Да вот техника пересилила.

В метро расставались очень довольные друг другом. Люлька на прощанье сказал:

— Хорошо прогулялись. И наговорились вдоволь. А знаете, что Дмитрий Иванович Менделеев о разговорах говорил? Разговор и слова нужны, но они только начало, вся суть жизни в делах, в умении перехода от слова к делу, в их согласовании. Здорово, правда? Это призыв быть скупым на трату времени своей жизни…

После этого вечернего разговора у молодого инженера больше не было сомнений относительно выбора места работы — только с Люлькой, на всю жизнь. Вскоре он стал ведущим специалистом, занимал руководящие должности, был директором завода. Герой этого рассказа Анатолий Максимович Хартов.

Револьвер, как известно, сделать легче, чем пушку. Но кропотливого, упорного труда, фантазии, выдумки он может потребовать больше.

ТКС заставил все КБ порядком помучиться. Его доводка стала непрерывной цепью конструктивных нововведений, проб, исправлений, замен, поиска. Но вот двигатель с турбокомпрессорным стартером уже несколько раз благополучно включали и выключали. Мягко, спокойно, уверенно, в заданные секунды двигатель вступал в работу и послушно умолкал, когда ему приказывали. Лица инженеров постепенно прояснялись, светлели. Неужели довели?

Да, основные мучения кончились. Кое-какие мелочи уже можно не считать за препятствия. Их тоже вскоре устранили.

Обработку данных всех испытаний ТКС, анализ полученных результатов и составление отчетов провела бригада С.П. Кувшинникова.

В начале 1950 года турбокомпрессорный стартер Люльки получил известность как самый надежный, малогабаритный, оригинальный. Он был и самый лучший в мире, и на него был выдан патент Люльке, Луссу, Новикову.

Теперь конструкторы из самолетных ОКБ постоянно бывали в конструкторском бюро Люльки уже не наездами, а систематически… Изучали, вникали, осмысливали.

Но и люльковцам было чему поучиться у них.

Особенно всему, что касалось эксплуатации и аэродромного обслуживания.

Ведь тут их опыт весьма скромен: их двигатели только входили в жизнь, а нужно было широко раскрыть глаза, чтобы стать на уровень всех требований, которые предъявят им и конструктор самолета, и испытатели на летных станциях, и механики в строевых частях. Многое приходилось переделывать в обвязке, автоматике и другом после бесед с самолетчиками. Вот что, к примеру, приходилось выслушивать люльковцам:

— Все созданное вами должно быть прежде всего приспособлено для эксплуатации. А она настоящая мачеха для наших детишек: тут и зной, и холод, и пыль, и отсутствие нужных навыков и знаний, а подчас и просто грубое, неумелое обслуживание. Если ваша техника требует для обращения с ней высшего образования — лучше ей не выходить на аэродром. Вот отказал агрегат. Его нужно снять и поставить новый, но это должен суметь средний техник с помощью только отвертки, гаечного ключа. Эксплуатация двигателя должна быть простой, как репа, и еще проще. Нельзя забывать, что за всем этим стоят надежность самолета и жизнь экипажа.

ОКБ Сухого приступило к проектированию первого отечественного сверхзвукового истребителя. Его максимальная скорость должна быть на семь процентов выше скорости звука и достичь 1250 километров в час.

— Тяга 4600 килограммов, которую развивал новый двигатель Архипа Михайловича, — вспоминал главный конструктор Е.С. Фельснер, — позволяла нам надеяться, что удастся построить самолет с заявленными данными.

Летом 1949 года истребитель, получивший название Су-17, выкатили на аэродром. Испытывать его должен был заслуженный летчик-испытатель Герой Советского Союза С.Н. Анохин. Он только что попал в аварию на предыдущем истребителе Сухого Су-15 — подвели, так думали, двигатели, сделанные по образцу английского двигателя НИН.

«На высоте 7000 метров я неожиданно попал в такую тряску, — рассказывал Анохин, — что пришлось бросить машину. Единственный экземпляр опытного самолета погиб. Я тяжело переживал этот случай. И когда мне поручили, несмотря на предыдущую неудачу, испытания Су-17, я очень обрадовался и расценил это как огромное доверие. Особенно нравилось, что на самолете стоят такие мощные турбореактивные двигатели отечественной конструкции. Я верил в них и верил в Архипа Михайловича, который очень часто приезжал на аэродром. Серьезный и простой в обращении с людьми, внимательный и расположенный к шуткам, он вселял в меня уверенность в успехе предстоящих полетов.