Отражение не меня. Сердце Оххарона - Марина Суржевская

Возле Ледяного Полога росли заросли колючих кустарников, и внимательно слушающие его стражи не поняли, почему дарей-ран вдруг замолчал и замер, уставившись на них. А он смотрел, ощущая вкус сладкой ягоды на языке и нежный голос, что звучал в голове: «Открой рот, Шариссар… Вкусно? Какой глупый обычай… Первая ягода…»

Глупый обычай. Часть ритуала избрания. Женщина, отдающая мужчине первый кусочек еды, признает его силу и право ее защищать. Всегда. А он кормит в ответ, обещая беречь и заботиться.

Паладин скрипнул зубами. Он так давно живет войной, что совсем забыл об этих нелепых обычаях. Подобному не было места в его жизни, и сейчас время, проведенное в Хандраш, вызывало смятение внутри него.

Непонимание. И ярость.

Он велел вырубить кусты под корень, уничтожить огнем, чтобы о них не осталось и воспоминания. Он велел спалить все кусты красницы, какие только найдутся вдоль Ледяного Полога. И пообещал вырвать Айку кадык, если он еще раз посмотрит на господина, как на помешанного. Оруженосец весь остаток дня не смотрел на него вовсе и дышал через раз.

Но избавление от кустарников ничем ему не помогло. Под черным мундиром его тело пылало, а внутри поселилась тоска, которую он не мог унять.

И теперь лежал с закрытыми глазами, а сам прислушивался, жадно втягивал воздух, надеясь ощутить ее присутствие. Но Леи не было. И он не понимал, почему это его так злит. Почему это вообще имеет значение. И почему он не может выбросить из головы то, что произошло в Обители Искры.

Да, его тянуло к этой девушке. И ничего странного в этом не было. Она молода и красива, а инстинкты невозможно заглушить полностью. Они брали вверх, когда она была рядом, и паладин отдавал себе в этом отчет.

Всего лишь желание тела. Удовлетворенное желание.

Он взял то, что хотел, получил ее и должен был успокоиться. С ним всегда было так — после первой же близости интерес полностью пропадал. Но эти воспоминания получились слишком яркими. А ведь он намеренно брал Лею грубо, так, как стражи берут блудниц, хмельных от забродившей настойки и давно ко всему равнодушных, словно Бездушные. А он так же поступил с нежной невинной девушкой. Лишь отворачивался, не желая смотреть в ее лучистые, сияющие глаза, от взгляда которых ему хотелось выть. Он должен был просто уничтожить ее, развернуться и уйти. Должен. Но не сдержался.

И совершил ошибку.

Лучше бы он не знал того, как пахнет ее кожа во время близости. От одного запаха ее желания у него отказывал разум, оставляя лишь оголенный инстинкт, сводящий с ума. Она оказалась такой страстной. И такой нежной. И то, что он испытал, погружаясь в податливое и горячее тело, не давало паладину покоя. Память снова и снова подбрасывала воспоминания о ее руках, трогающих, ласкающих… сначала робко, потом все более уверенно. О губах, которые он терзал поцелуем. Хотя трудно назвать то, что он делал, этим словом. Он просто вбивался в ее рот своим языком, желая ощущать этот вкус до бесконечности. С Леей он потерял свой вечный контроль, он перестал сдерживаться, он забылся, ощущая лишь необузданную дикую страсть, что вела его. С ним что-то произошло в этой проклятой Обители, что-то изменилось…

И он укусил Лею.

Шариссар сглотнул, чувствуя, что даже сейчас его клыки удлинились, царапая губу, а слюна наполнила рот. Укусил, когда был в ней, когда вдалбливался в ее тело, с рычанием и безумной похотью, не в силах сдержаться и тем более остановиться. И она отвечала ему. Проклятье! Она ему отвечала!

Почему? Почему не испугалась, не сбежала от него? Почему позволила брать ее? Какого кантаххара она ему отвечала?!

Он снова перекатился на другой бок и встал, не в силах оставаться на месте. Его тело хотело эту девушку. Даже сейчас, когда он лишь думал о ней, нутро выворачивало наизнанку, требуя хоть малейшего прикосновения к ней. Его клыки упирались в нижнюю губу и зудели, слюна наполняла рот, а в паху все стояло колом от неудовлетворенного и болезненного желания. Паладин издал короткий рык и помотал головой. И вновь посмотрел на кровать.

Проклятый Мрак и ненавистная Бездна!

Какого демона он смотрит на эту кровать так, словно сейчас сдохнет, если Лея не появится? Какого смрадного рохра он так себя чувствует?

Паладин ударил кулаком по каменной стене, сбивая костяшки в кровь и приказывая себе не оборачиваться на эту ненавистную кровать!

Обернулся.

Но она была пуста.

Смятое покрывало еще хранило еле уловимый запах ее тела. Но Лея была здесь слишком недолго, чтобы аромат удержался. Шариссар мрачно закрыл глаза. Лучше бы он не знал, какой может быть близость с ней! Лучше бы не испытывал этого. Слишком трудно теперь об этом не думать, не вспоминать, не сходить с ума от невозможности это повторить!

Он мрачно посмотрел вниз и скривился. И с его желанием надо что-то делать. Проклятый Мрак! С самим его существованием надо что-то делать!

Паладин потянулся к изогнутому клинку, провел пальцем по зазубренному лезвию, разодрав кожу. Боль слегка привела его в чувство. Глаза мужчины стали совершенно черными, он в упор смотрел на пустую постель, желая, чтобы девушка появилась. На миг. Ему этого хватит. Один удар — и он избавится от причины своей злости.

— Ну, давай же, — яростно прошептал он, не отрывая глаз от постели. — Давай, кошечка. Иди ко мне. Иди, Лея!

Его метка на спине горела огнем, призывая избранницу сквозь грани миров, а сам Шариссар уже рычал, желая содрать эту отметину вместе с мясом, но понимая, что это ничего не изменит. Метка лишь проявляется на коже, а знак стоит на его сущности, связывая с той, что его… ненавидит.

— Иди ко мне… Прошу…

Но ничего не происходило. Его смятая постель была по-прежнему пуста и холодна, как могильная плита.

— Мрак тебя забери! — закричал он, уже не в силах сдержаться. Острые клыки распороли губу, и паладин сглотнул собственную кровь. — Мрак тебя забери, Лея!

Незабудка

Шариссар вошел в комнату Незабудки, когда рассвет лишь мазнул Колючий Острог солнечным светом.

— Подъем, — хмуро сказал он. Сиера зевнула, показав розовый язык, но глаз не открыла. Во сне она замоталась в меховое покрывало, и теперь на полу лежал один пушистый комок, из которого с одной стороны торчал нос, а с другой — голая пятка.

— Подъем! — рявкнул Шариссар.

— Лея, еще минуточку, — пробурчала Незабудка. Паладин помрачнел еще больше и схватил за розовую пятку, вытаскивая девочку из мехового кокона.

— Я сказал — встать! — он выдернул ее и отпустил, убедившись, что Сиера открыла глаза. Пару минут девочка смотрела на него с недоумением, пытаясь понять, чего хочет от нее этот злой и странный человек. Вспомнив события вчерашнего дня, Незабудка моргнула. Моргнула еще раз. И полезла снова в мягкое и теплое нутро покрывала.