Из жизни людей. Полуфантастические рассказы и не только… - Александр Евгеньевич Тулупов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совсем недавно это стало открытием или, точнее, откровением и для меня.
Казалось бы, всё так просто для понимания, но в период поражения несчастьем вашей психике и сердцу бывает очень сложно заметить и отличить друга от равнодушного интересанта, увидеть и разглядеть недоброжелателя или даже врага.
Ловушка в том, что вам видится, будто окружение вам не помогло и не спасло от потери. Близкий человек навсегда вас покинул, а они, такие все живые и здоровые, подвели… Подвели — так и не сумели хоть чем‑то помочь! Теперь же они и вовсе никак не могут его заменить. Образовалась брешь…
И тут является кто‑то новый из совершенно другого мира, как Иван — Царевич или Василиса Прекрасная! Вы наделяете его качествами и талантами сказочного героя. И вся ваша любовь к умершему, и вся энергия ваша начинает перетекать к новоявленному знакомому. Он становится для вас не просто другом, а спасителем вашим и будто бы тем самым — который совсем недавно умер… Если у вас умер отец, то появившийся мужчина перенимает в воображении черты и характер отца. Если умерла мать, а рядом объявилась новая женщина, то она как бы займет её место в образовавшейся пустоте чувств. Они не станут, конечно, и впрямь вашими ушедшими близкими. Но в них вы сами невольно переселите ту неизбывную энергию своей любви, которая, мучая вас, вдруг целиком замкнулась внутри, и нет ей исхода и места где разместиться. И вдруг, вот он — этот новый резервуар.
Далее следует фатальная ошибка вашего организма. Он (организм) обознался, пытаясь найти выход и сбросить тяжесть с души. Доверие к новичку беспредельное. И в этот сложный период объект вашей перетекшей и размещённой любви может сотворить с вами всё что угодно. Вы полностью в его власти. Ведь он, как воскресший покойник, наделён буквально божественным ореолом и пользуется вашим безграничным доверием и любовью.
Хорошо, если этот человек порядочный и честный, который не воспользуется из корыстных соображений таким несоразмерным авансом. Ну, а коли он совершенно иной и глубоко порочный, а вы к нему (к ней) вдруг, как матери (отцу) доверились и прониклись?
Но не столько злого демона вам надо бояться, как себя самого в первую голову… Ведь даже самого приличного человека через пару недель ваша горячность испугает, и потому не сможет он или уже не захочет исполнять возложенные на него надежды, а с ними и обязанности. Неадекватность вашего поведения для вас сокрыта и неочевидна, в то время как для нового друга подчас странна или даже смешна. Он начинает избегать плотных разговоров и выяснения отношений, неуместного предъявления постоянных претензий, требований каких‑то прав, будто вы живёте всю жизнь вместе и на эти претензии полное право имеете… Ужас! Чем больше он для вас «всё», тем мизерней и ничтожной становитесь для него вы…
Процесс мучителен и продолжителен во времени.
Попытки наладить отношения обречены на провал. Вы всё больше грузите общение ненужными тяжеловесными деталями и не можете остановиться.
Следует неминуемый разрыв и затяжная душевная зависимость от переданных полномочий незнакомому человеку и неодолимой тяги к нему.
Девять месяцев длится беременность. Девять месяцев прошло со дня моего расставания с матерью. Я специально не высчитывал дни и ничего не придумывал искусственно. Просто внезапно освободился от наваждения, и всё…
Вдруг выздоровел.
Не повторяйте мою ошибку.
Прессинг, корысть, любовь и Бог
…Однажды змея погналась за бабочкой и преследовала её день и ночь. Страх придавал бабочке сил, она била крыльями и летела всё дальше и дальше. А змея не уставала ползти по пятам. На третий день обессилевшая бабочка почувствовала, что не может больше лететь, она присела на цветок и спросила свою преследовательницу:
— До того, как ты меня убьёшь, можно задать тебе три вопроса?
— Не в моих привычках предоставлять такие возможности жертвам, ну да ладно, будем считать это твоими предсмертными желаниями, можешь спрашивать.
— Ты питаешься бабочками?
— Нет…
Я сделала тебе что-то плохое?
— Нет.
— Тогда почему ты хочешь убить меня?
— Ненавижу смотреть, как ты порхаешь…
(Притча)
Как только мы сели за столик в кафешке, в первые тридцать минут разговора она принялась излагать свою точку зрения на события из моей текущей жизни, мною же ей бегло рассказанные по телефону накануне. Я иногда пытался что‑то вставлять, но напрасно… Мнение было сформировано и, как только я начинал говорить, взгляд её уходил в сторону. Меня не воспринимали. Мотивацией такой реакции были аргументы жёсткие, практические и вполне понятные. Она вещала о том, что я легковесно собрался строить песочный дом или даже воздушный замок, пренебрегая многолетней каменной постройкой; что жизнь на самом‑то деле стоит на прочных основах материального мира, с которыми она (моя визави) хорошо знакома на личном опыте своей собственной жизни, и, более того, вполне информирована путем общения с многочисленными знакомыми, друзьями и пациентами. Но тут в её рассуждениях проявилась вдруг некая несуразность… А именно: имея за плечами длительный брак, где её муж старше на двадцать пять лет, она в то же самое время приводила в пример исключительную корысть, исходящую от молодых женщин в отношениях с престарелыми мужьями и невозможность этих отношений иначе, нежели как «закупив бабу с потрохами» уже в самом начале знакомства. «По-другому не бывает, поверь мне!» — говорила она очень убедительно, глядя на меня, как на младенца, который так и хочет сунуть в электрическую розетку гвоздик.
Я смотрел на неё и всё думал: «А себя она как‑то соотносит с этой категорией корыстных гражданок? Ведь и у неё разница с мужем о-го-го! Само собой невольно выходило, что в рассуждениях о других в первую-то голову был заложен свой личный опыт выбора, и потому эта версия так отзывалась и теребила её душу. А уж потом — доверительные рассказки подруг и знакомых… И не от того ли столь сердечное и пылкое восприятие вопроса?!».
Нет! Себя она, конечно, таковой не считала и свои чувства, видимо, измеряла другими категориями. Даже если и так — если корысть в начале или даже основе твоих отношений, то разве можно признаться в этом себе? Конечно, нельзя, и себе нельзя в самую первую очередь! Иначе такой фундаментальный, такой каменный и такой материальный быт будет выглядеть не очень‑то подобающим образом как для нравоучений, так и для цельности восприятия уже своего
