День очищения (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

— Спасибо, можете выключить звук, — сказал ревизор. — Я услышал достаточно.

— Рад был помочь, — кивнул я, протирая стакан. — Хотите ещё шерри?

— Пожалуй, хватит, — отказался тот. — Мне пора. Удачного вечера.

— Издевается, косоглазый, — фыркнула Швабра, когда он вышел. — Тоже мне, удачный вечер. При пустом-то зале…

— Да лан те, жаба, — оптимистично ответил Говночел, — вечер только начинается!

Глава 29. Палач Абсент

— Пустовато у вас, — сказал вошедший. — Совсем запустили бизнес. А ведь бойкое было место.

Он похож и не похож на того, с кем я общался в кафе. То же лицо с другими глазами. Глаза всё меняют, а эти смотрят как стволы дробовика.

— Вы здешний бармен, — констатирую я.

— Это вы здешний бармен, — качает головой гость, — а я здешний Палач.

Швабра делает два шага в сторону, загораживая собой побледневшую подружку.

— Отец, — тихо говорит блонда.

— Я не отец тебе. Твой отец не смог поступить правильно. Подлый, слабый, эгоистичный человек. Такой же, каким был я. Теперь мне придётся исправлять его ошибку.

— Слы, чел, — тихо спросил меня панк, — эт чо за стрёмный мэн? Типа рили предок блонди или как?

— Всё сложно, — так же тихо ответил я ему и обратился к пришедшему:

— Что будете пить? Ром?

— Ром пусть пьёт тот, другой. Я, пожалуй, выпью абсента. Не надо воды и сахара, мне нравятся крепость и горечь.

— Как скажете, — я налил зелёную жидкость в рюмку.

Он покрутил её в пальцах, понюхал, поставил обратно.

— Зашёл посмотреть на тебя, отродье, — сказал он блондинке.

— Посмотрел? Теперь проваливай! — зашипела на него Швабра.

— Ты дружила с моей дочерью, — кивнул он, — помню. Не всё помню, что было, но тебя — да. Пролезла в подвал, хотела спасти. Дурочка. Понравилось, как она кричала? Я бы ещё тогда спросил, но ты быстро бегаешь.

— Мне понравилось, как ты рыдал.

— Я был слаб. Я был глуп. Я думал, что жалею дочь, но жалел себя. Люди оплакивают не тех, кто ушёл, а свою потерю. Слёзы по умершим — вопль жадности и эгоизма. Они были правы, я должен был пройти через это, чтобы прозреть. Теперь я Палач и помогаю другим. Я думал, что придётся заняться тобой, но Ведьма говорит, ты чужачка. Значит, разберутся без меня.

— Общаетесь с Ведьмой? Я думал, у вас конфликт интересов. Разве вы не убиваете её детей?

— Почему ты думаешь, что это не в её интересах? — Палач взял со стойки рюмку, снова понюхал её, и, помедлив, решительно опустошил. Абсент в чистом виде — та ещё гадость, но он даже не моргнул. — Отродья должны умирать. Иначе их станет слишком много. Силы Ведьмы не беспредельны, она приносит больше потомства, чем может вырастить. Поэтому позволяет нам убивать друг друга.

— То есть ты знаешь, что тоже отродье? — уточнил я.

— Все знают. Но мне, в отличие от них, всё равно. Я не делаю вид, что это не так. Мы похожи на близнецов, пожирающих друг друга в материнской утробе, и каждый, переживший восемнадцатый сентябрь, знает цену.

— У меня не было сестры, — сказала блонда тихо. — Я никого не убила, выжив.

— Ты не выжила, — ответил ей Палач. — День Очищения завтра. Ты избранное дитя, ты похожа на неё, ты могла бы стать новой Ведьмой, наверное. Поэтому у тебя нет сестры и поэтому ты должна умереть. Они — отходы, ты — жертва, цени. Я не буду запирать тебя в подвал, привязывать и мучить. Я просто приду за тобой завтра. У тебя есть ночь, чтобы подумать об этом.

Он поставил пустую рюмку, которую до этого крутил в руках. И встал с табурета.

— Так это вы утащили набор Юного Потрошителя из моей комнаты? — спросил я.

— Это моя комната и мой набор. И он мне нужен. Впереди много работы.

— Слы, чел, — озадаченно спросил панк, когда Палач вышел, — я чот не вдуплил. Он чо, рили хочет порешить блонди?

— Да.

— И он рили ей как бы папахен?

— Нечто вроде того.

— Какой кринж. Блин, я типа против, чел!

— Пусть только попробует её тронуть! — сказала воинственно Швабра.

— Он попробует, — ответила блондинка грустно. — И не только он. И не только меня. Вы чужаки и тоже должны быть очищены, забыли?

— Ага, — почесала нос об швабру Швабра, — юмор в том, что я так хорошо прикинулась местной, что меня порешат не как чужачку, а как отродье. То-то я похохочу напоследок!

— Слы, пиплз, — Говночел совсем растерялся, — если вы так прикалываетесь, то мне чот не по фану совсем. А если не прикалываетесь, то это рили крэйзи. Какой-то стрёмный чел решил нас всех грохнуть, и вы такие типа: «Ну, норм, бывает». Я много говна видел, гёлз, я сам говночел, рили, но это прям конкретно говнямба какая-то. Не верю, что это говорю, но, может, нам полиса позвать? Типа самое то для полиса тема.

— Не думаю, что нам придётся его звать, — ответил я, посмотрев в окно.

Депутатор вошёл в бар стремительно и уверенно, но притормозил, увидев пустой зал.

— А где все? — спросил он с удивлением.

— Директор распугал, — пояснил я. — Виски?

— Некогда. Роберт, вы мне нужны, срочно.

— Похоже, бар сегодня придётся закрыть, — я подошёл к стойке и достал из-под неё дробовик, — кто-нибудь из вас умеет пользоваться этой гром-палкой?

— Я умею, — кивнула блонда. — Меня отец учил. Ну, тот отец, который мой.

— Не уверен, что ты сможешь выстрелить в его ипостась.

— Я его зубами загрызу, босс! — кровожадно сказала Швабра. — Пусть только сунется!

— Он дал время до завтра и вряд ли нарушит обещание, но, если кто-то попробует вломиться в бар, палите смело. Думаю, полиция вас поймёт.

— Я буду максимально снисходителен, — подтвердил Депутатор. — Но только в случае самообороны. Поэтому заприте двери и не выходите.

— Я впишусь за герлиц, чел, зуб даю, — заявил панк. — А ты не боишься идти без этой штуки?

— Без ружья я опаснее.

— Вот рили верю, чел, без бэ.

***

Депутатор шагает так, что еле за ним успеваю.

— Что случилось? — спросил я.

— Дети. Которых вы привели вчера. Они… ведут себя очень странно. Я не знаю, что делать.

— В чём это выражается?

— Проще показать. Почти пришли.

Я впервые у него в доме. Он выглядит не вполне обжитым: никаких личных вещей, никаких предметов быта, кроме самых утилитарных. Уверен, что здесь ничего не изменилось с тех пор, как город выдал ему ключи. Как будто он приходит с работы и выключает себя тумблером. Хотя, может быть, именно так он и делает.

— В подвал, — показал он на люк.

— Тут тоже есть?

— Да. Я не знал, пока они туда не полезли. Просто не смотрел. Тут пять комнат, но в четыре из них я не заходил. Мне просто не нужно столько пространства.

— А зачем они туда полезли?

— Пусть сами расскажут.

Подростки лежат и сидят на полу, горят свечи. Почти то же самое, что я видел в шахте, но никто не привязан и нет крови.

— Это он! — обрадовалась мне светленькая девушка. — Тот страшный человек!

Остальные посмотрели на меня. В глазах их странное выражение — не то страх, не то надежда, не то тоска…

— Вы пришли убить нас? — спросила она.

— Зачем мне вас убивать? — удивился я.

— Потому что мы отродья. Отродья должны умереть.

— Поэтому вы залезли в подвал?

— Конечно. Так заведено. Подвал, свечи, мучения, смерть.

— Мучения не обязательно, — возразил ей чернявый парень. — Я слышал, что можно просто убить.

— Просто всем нравится мучить, — добавил другой. — Если бы отродьем оказался брат…

— И что бы ты с ним сделал? — заинтересованно спросила черноволосая девушка, сидящая на полу.

— Лучше не спрашивай. Стошнит.

— А тебя бы не стошнило?

— Ещё чего. Я столько лет себе это представлял! Каждый момент, в деталях. Ну почему отродьем оказался не он?