Рыцари морских глубин - Геннадий Гусаченко

— Чего же молчишь? Что пишет?

— Как всегда: «Люблю, целую…».

Никак нельзя нам с Петрухой на разные корабли идти!

С подводных лодок подходят офицеры, набирают нужных им специалистов, и наши ряды быстро редеют.

Но вот с понравившейся нам лодки вразвалочку сходит бравый коротышка старлей с повязкой дежурного по кораблю. В лихо заломленной пилотке, с чёрной кобурой, болтающейся на ремешках. Выпускник Ленинградского Высшего военно–морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола старший лейтенант Тушин Николай Алексеевич по прозвищу Помазок.

— Привет, рыцари морских глубин! Я — командир бэче два… Кто ко мне служить? — пыхнул сигареткой просоленный мариман.

Все видели, с какой лодки он явился. Вопрос потонул в криках:

— Я-я! Меня-я! Я хочу! Возьмите! Товарищ старший лейтенант! Я к вам служить! Я пойду! Я-я…

Офицер потушил сигарету о каблук, затоптал окурок в мокрый песок. Поправил на голове пилотку, сдвинув её ещё больше на затылок, чтобы казаться повыше.

— Так, моряки… Короче! Баянисты, гитаристы, фотографы, спортсмены–разрядники, художники, участники самодеятельности и прочие таланты есть?

У меня первый разряд по лыжам, у Петрухи разрядов нет. Я немного рисую. Петруха кисть в руках не держал. Но куда я без него? Других способностей, кроме как бить белку в глаз, выследить в тайге изюбра или поставить капкан на соболя, у Петрухи нет. К сожалению, его охотничьи навыки здесь ни к чему. Стоим, молчим.

Но не могут «бледнолицые» не наступить на одни и те же грабли дважды! Учёные уже все мичманом Загнибородиным! Вечная ему память! Так нет же! Орут:

— Есть таланты, есть!

— Таланты! Выйти из строя!

«Таланты» радостно сделали шаг вперёд, а бесталанные, вздыхая, остались на месте.

— Извините, товарищи таланты! Не сомневаюсь, что вы отличные парни и толковые спецы, но вас на корабле будет постоянно забирать у меня замполит для рисования стенгазет и боевых листков, для выступлений в матросском клубе, на тренировки для соревнований. А мне матросы нужны, работяги в отсеке, а не побегушники на сцену…

И он подошёл к нам.

— Корешки, что ли?

— Так точно! На одну лодку мечтаем попасть.

— Настоящая флотская дружба — это хорошо. Такое качество для подводников в особой цене. Чего ж такие бесталанные?

— Если понадобится сплясать по вашему приказу, товарищ старший лейтенант, мы так сбацаем…

— Понятно… Вижу — смекалистые ребята. Беру к себе.

Так я и Пётр Молчанов оказались на К-136. Вместе с нами на эту лодку, ставшую на три года родным домом, пришли электромеханик Александр Емцов и оператор Михаил Горбунов, электрооператоры Николай Чепель и Валерий Конарев.

Старший лейтенант Тушин не в лодку повёл нас, как думали мы. Он зашагал на плавбазу «Нева», легко взбежал по крутому высокому трапу, привычно козырнул флагу и вахтенному. Следом за офицером то же самое проделали мы, но с волнением и трепетом: первый раз в жизни корабельному флагу честь отдаём!

Командир БЧ‑2 завёл нас в просторный кубрик плавбазы. Познакомил с командирами отделений, со старшиной команды. Те радушно и понимающе улыбнулись:

— Голодные, как бобики? Ничего, в аккурат к обеду подоспели… А пока располагайтесь. Вот ваши койки и рундуки.

Бачковые принесли обед. Моряки с чашками, ложками расселись за столами по боевым частям. Молодые, мы то–есть, стесняемся, побаиваемся усатых, серьёзных подводников со старшинскими нашивками. Но те подталкивают к столу.

— Давайте, парни, смелее…

На столе — глаза разбегаются: белый хлеб, сыр, масло, консервы, плов, борщ, компот, печенье, галеты…

А самое главное — никто ничего не делит, как в учебном отряде. Наливай борща, сколько хочешь. Бери хлеба, сколько хочешь. Набирай в чашку плова, сколько хочешь.

— Ешьте, парни. Мало будет — бачковые за добавкой на камбуз сходят. Наваливайтесь!

Ну, мы навалились! За весь учебный год в учебном отряде подплава, за муторное плавание на «Балхаше» оторвались на борще, плове, сардинах, на компоте с печеньем!

Откинулись на койках: ух! Объелись с жадности. Обожрались, как дурни на поминках. Животы пораздуло.

Старшины смеются, чашки подпихивают, пачки с печеньем подсовывают:

— Рубайте, не стесняйтесь. Сами такими были, знаем…

После обеда — сон–час.

Виктор Деревягин, командир отделения электрооператоров, забираясь в койку, зевнул, пробормотал со смешком:

— После вкусного обеда по закону Архимеда полежать надо часок, чтобы жирок на пузе завязался.

Упал и тотчас захрапел. А мы, сытые как столовские коты, поднялись на верхнюю палубу плавбазы, откуда хорошо видна бухта, корабли у пирсов, дома на берегу. Бухта до недавнего времени называлась Тарья, но переименована в честь географа, исследователя Камчатки Степана Крашенинникова. Посёлок Лахтажный из полутора десятка панельных пятиэтажных домов для офицерских семей. Памятник Герою Советского Союза Николаю Вилкову рядом с матросским клубом и рубка подводной лодки — памятник погибшей в годы войны Л-16.

Плавбаза «Нева» — 1912‑го года постройки, некогда — суперлайнер Трансбалта, а ныне плавказарма экипажей подводных лодок–ракетоносцев. Об этом я узнал от мичмана–сверхсрочника, безделья ради размотавшего удочку. Сделав несколько лёгких, коротких рывков, мичман быстро начал сматывать лесу, размашисто выхватывая её из глубины. На крючке болталась большая ленивая камбала. Мичман снял рыбу с крючка, швырнул в воду.

— Плыви, родная! Мне ты не надо. Мне важен сам процесс…

Он посмотрел на часы, смотал удочку, похлопал меня по плечу.

— Вот здесь тебе и служить, парень! Родине и флоту советскому! Счастливо! Не опоздай на построение экипажа.

И, уходя, подал широченную, как та камбала, ладонь.

— Мичман Гусаров, боцман сто тридцать шестой.

«Ни фига тут порядочки, — подумалось мне, — мичман матросу запросто руку подаёт!».

Вдали, от посёлка Тарья взлетают гидросамолёты, проносятся над бухтой. Уходят на боевое патрулирование советских территориальных вод.

Может, на одном из них летит воздушный стрелок Иван Быков — земляк из Новосибирска, подбивавший меня на службу в авиацию.

Сейчас на том гидросамолёте мог лететь я.

Но я выбрал море…

Я уже забыл, как мучился от качки на развалюхе — «Балхаше», как, безучастный ко всему, смотрел на беснующиеся волны и стонал, сокращаясь в рвотных позывах:

— Ох, и зачем только я выбрал море?

Я снова лежу грудью на железном планшире борта, незыблемого как бетонная стена, и шепчу, неслышно, одними губами: