Закон Талиона (СИ) - Пригорский (Волков) Валентин Анатолькович

…Воспоминания, воспоминания. Восемь лет, как с куста. Какие же мысли тогда закрутились? Панические? Пожалуй, да.

Достали! Коготок увяз — комбат вцепился. И какой он, нафиг, комбат? — исполняющий обязанности командира подразделения "Т". Комитетчик. И опять неправильно! КГБ больше нет. И подразделения "Т" нет. Осталась группа неприкаянных людей, которых, в угоду не-понятно чьим интересам, сдали. Что я о них знаю? Тех, кто остался за бугром, по-видимому, вообще вычеркнули. Стёрли. Они даже не эмигранты. Там они имеют легальное прикрытие, документы, статус, а здесь они вне закона. Нету таких граждан в России, и никогда не было. Получается…, что же получается? "Комбат" явно врал, утверждая, что деятельность подразделения прекратилась сама собой. Судя по всему, он продолжает руководить глубоко законспирированной агентурной сетью, работающей…. На кого? Значит, он сам вне закона. А ведь это уникальные профессионалы. В их распоряжении мощные банковские вклады по всему миру. В их руках информация такая…такая, ну, я не знаю…. Верхушка Интерпола, наверное, за её крупицы вся скопом бы удавилась. И не только она.

Стоп! Чего это я расфантазировался? Может быть, ничего подобного и в помине нет? А есть кучка отщепенцев, растерянных, мечущихся, пытающихся подвербовывать сторонни-ков. Не мытьём, так катаньем. А запись нашего разговора для шантажа уже не годится — не актуальна. Но чует моя печёнка: рано этих ребят списали. Судя по компромату, что подогнали на "Слона"…

— Спасибо, капитан. Как поживает…Вячеслав Владимирович?

Капитан пожал плечами.

— Нормально. Не жалуется. Вот, поручил пакет вам передать. Разрешите?

Он, раскрыв офицерскую планшетку, извлёк из неё толстый, напоминающий банде-роль, белый конверт формата А4 и протянул генералу.

Какая мысль мелькнула при виде аккуратной упаковки? Что-то вроде: "Зачем это по-слание? Конверт белый, а возьмёшь в руки — не отмоешься, станешь соучастником. Соуча-стником чего? Не важно!"

Чуть помедлив, ровно столько, чтобы движение не показалось поспешным и суетли-вым, Шершнев потянулся за пакетом. Посылка перешла из рук в руки, став на мгновение связующим звеном, ощутимым и плотным. Капитан разжал пальцы, материальная цепь ра-зорвалась, вместо неё возникла духовная связь, словно конверт послужил проводником осо-бого импульса. В тот миг генерал не понял, не оценил это, без преувеличения, знаковое со-бытие. Он пока ещё жил и мыслил прежними категориями. Понимание пришло значительно позже, в период потерь, когда последовательно: недоумение, обида, гнев по поводу цинич-но-несправедливой кары, переросли в депрессивную ломку, грозившую размазать в кашу его возмущённо кипящий разум.

— Знаешь, что в нём? — спросил Шершнев, взвешивая конверт на ладони, без напряга выбирая новую, приятельскую форму общения.

Полежаев понял, кивнул утвердительно и пояснил:

— Когда вы, Виктор Сергеич, сюда из Москвы прибыли, батя сразу сказал — цитирую по памяти: "В ближайшее время генерала заставят отчитаться по полной программе. Задача, при местном бардаке, провальная, и его руководители об этом знают. Но он их сделает". В общем, здесь черновик вашего будущего отчёта.

Шершнев с трудом удержался от проявления эмоций. Всякие дёргания, посвисты, удивлённые вопли типа: "как?" да "откуда?" в доверительной атмосфере показались неуме-стными. Он вытащил стопу листов — пакет не был запечатан — взял первый, пробежал глаза-ми и всё-таки дёрнулся и удивлённо раскрыл рот. Нет, его взволновало не содержание, его выдержку окончательно подкосила форма: текст был написан от руки, а уж свою-то руку, свой почерк он узнавал и отличал в любых документах.

Я же ничего подобного не писал, да и писать пока не о чем! Нет, ребята, это уже мис-тика!

Он поднял враз ставшие больными глаза.

— Иногда, — сказал Павел, — у меня возникает подозрение, что батя знается с нечистой силой. Потом пропадает, потом снова…

Слова подкреплялись полуулыбкой, но у генерала создалось впечатление, что капитан к своим словам относится достаточно серьёзно.

Отпечаток перстня

Виктор Сергеевич, опираясь на трость, смотрел сквозь оконное стекло на узкую мостовую, постоянно дремлющую в тени и только в полдень принимавшую солнечные ванны. Недалече взрыкивал и лязгал гигантский город, а в переулке царила патриархальная, застойная тишина, которую не могли спугнуть изредка пробегавшие легковушки, лишь придававшие этой тишине бархатистость и особый унылый шарм. Старенький, чистенький и по-своему уютный клочок столицы, нынче таких в центре — раз-два, и обчёлся — Первопрестольная активно обновляется, перестраивается. "Европеизируется", — мысленно сконструировал генерал длинное и корявое слово.

Он, прихрамывая, прошёл к рабочему столу и с удовольствием уселся в обтянутое ко-ричневой кожей, высокое "сталинское" кресло. Обстановка в кабинете сопредседателя, как и во всех других апартаментах и закоулках офиса (кроме туалетных комнат), была выдержана в псевдо-аскетическом стиле министерских кабинетов середины прошлого столетия. Ушлые, совсем ещё не старые, прекрасно образованные и неконсервативные в пристрастиях офицеры единодушно и не без умысла отвергли современный европейский дизайн, равно как и византийскую роскошь представительских залов.

Фасад здания капитально подновили, сохранив первоначальный облик. Посетитель, при взгляде на фасад, ожидал подобия внутри, и не ошибался в своих ожиданиях: паркет, прикрытый классической зелёной дорожкой с бордовыми полосами по краям; дубовые панели; отливающие тёмной бронзой портьеры; тяжёлые филёнчатые двери, оснащённые латунными табличками — на всём отпечаток времён прошедших. У несведущего человека создавалось впечатление, что тут всё так и было спокон веку, и после всяких новомодных интерьеров, попадая в столь консервативную обстановку, он проникался неосознанным доверием к организации, мол, люди не выдрючиваются, не расточительствуют — люди экономят. На самом деле "сталинский" антураж влетел в копеечку, каковая превышала самые неуёмные аппетиты специалистов по современному дизайну. Но вот это-то как раз было не важно — деньги поступали с регулярностью бьющего из каменной трещины камчатского гейзера. Все денежные дела СОТОФ — что являлось предметом тайной гордости Виктора Сергеевича, ведающего финансовыми вопросами организации — всегда были в ажуре.

Союз офицеров не занимался политикой. Оказывая посильную помощь бывшим воен-нослужащим, он впрягся в тот самый воз, который государство благополучно скатило в кю-вет. Сам Виктор Сергеевич, например, баллотировался в Госдуму, как независимый канди-дат. А созданный союзом "СОТОФ-банк" не лез в большую коммерцию, узко специализируясь на кредитовании малого бизнеса — предприятий, основанных отставниками, на выдаче малопроцентных ссуд и на оказании материальной помощи военным пенсионерам. Работа благородная, но не доходная. Понятно, что фискальные органы обходили союз стороной, делая вид, будто его вообще не существует. Кому охота копать там, где много не срубишь, а крышевать вояк — себе дороже. Вот и варились господа офицеры в собственном соку. Раз в год на пленуме союза заслушивался финансовый отчёт, выборная ревизионная комиссия подбивала бабки, верстался бюджет, и на этом все успокаивались. И ни руководители, ни, тем более, рядовые функционеры СОТОФ не подозревали о существовании хорошо законспирированной организации, действующей под его прикрытием: филиале всеми забытого подразделения "Т".

Кресло под Шершневым, стол перед ним и прочая меблировка были всё из той же са-мой дорогой оперы. Исключение составляли компьютер и современный аппарат связи — тут уж ничего не попишешь.

Сопредседатель прикоснулся пальцем к овальной кнопочке и сказал, обращаясь к ап-парату на столе:

— Марина Сергеевна, вы на месте?