Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон

Сидя в песке рядом с Фелдманом на дне океана, Робертс проверил свои приборы. Он израсходовал 60 процентов воздуха, пытаясь поднять Фелдмана. Если он пробудет здесь дольше, у него не хватит воздуха, чтобы пройти обязательную декомпрессию. Тело Фелдмана лежало тут же, рот и глаза широко открыты. С усилением наркоза периферийное зрение Робертса сузилось: он мог видеть только прямо перед собой. Он размышлял: "Если я не выберусь отсюда как можно быстрее, мы тут будем лежать вдвоем: два трупа на дне океана". Якорного каната нигде не было видно. Ему придется подниматься самостоятельно, а это означало, что его может отнести на мили от «Искателя», когда он всплывет. Ему оставалось только молиться, что кто-нибудь на поверхности увидит, как он качается на волнах, до того, как его унесет в открытый океан и он в конце концов утонет.

Прежде чем подняться наверх, Робертс привязался веревкой к Фелдману. Таким образом, если кто-нибудь найдет его тело, они смогут найти и Фелдмана. Он неуклюже пытался обернуть веревку вокруг Фелдмана, но его двигательные способности были притуплены, и ему не удавалось сделать хороший узел. Он пробовал снова и снова. Наконец он закрепил веревку и начал подъем.

Робертс не знал точно, как долго он провел на дне. Он шел вверх. На глубине 100 футов к нему сквозь океан пробились первые лучики света, и случилось чудо: каким-то невероятным образом его принесло обратно к якорному канату «Искателя». Он привязал тонкую нейлоновую веревку, которая вела к Фелдману, к якорному канату, потом сымпровизировал декомпрессионную остановку. Бреннан догнал его через несколько секунд. Оба поднимались к поверхности.

Бреннан взобрался на борт «Искателя» первым. Чаттертон и Нэгл видели, как он поднимается по трапу, и поняли, что случилась беда: он пробыл в воде слишком мало.

"Там проблема", — сказал Бреннан, срывая маску. — В обломках погиб парень. Кажется, это Фелдман".

Чаттертон позвал Стива Ломбардо, врача, который собирался нырять, и попросил его остаться. Нэгл выскочил из рулевой рубки. Несколько минут спустя по кормовому трапу поднялся Скибински. Как только он добрался до последней перекладины, он сорвал маску и начал рыдать: "Он умер! Он умер!" Потом, до того как кто-то успел помочь ему, он выбрался из воды, перекинулся через леер и упал лицом на деревянную палубу «Искателя», с высоты трех футов. Чаттертон, Нэгл и Ломбардо бросились к неподвижному ныряльщику, думая, что он сломал себе шею. Они быстро перевернули Скибински на спину, пытаясь стащить с него снаряжение. Скибински едва сумел произнести: "Он мертв! Я не мог дышать! Мой регулятор! Он умер!" Чаттертон снял с него капюшон. Скибински был покрыт рвотой.

— Пол, послушай меня, — сказал Чаттертон. — Ты прошел декомпрессию?

— Не знаю…

— Ты должен мне ответить, — настаивал Чаттертон. — Ты сделал декомпрессию?

— Стив умер! — закричал Скибински прежде, чем его снова вырвало.

— ТЫ ПРОШЕЛ ДЕКОМПРЕССИЮ?

Скибински удалось кивнуть, подтверждая, что он прошел декомпрессию!

Следующим вынырнул Робертс.

— Там внизу Фелдман! Вы должны его вытащить! — закричал он.

Чаттертон не двигался, он смотрел на лицо Робертса. В нем говорила интуиция санитара. "Дай мне свою маску", — скомандовал Чаттертон. — У тебя может быть эмболия".

Чаттертон взял маску. Она была полна крови. Робертс откашлял еще крови через нос и рот. Кто-то закричал: "Вызывайте вертолет!" Чаттертон перешел на другой уровень спокойствия. Он глубже заглянул в рот и нос Робертса. Кровотечение остановилось. "Думаю, у него лопнул кровеносный сосуд, — произнес Чаттертон. — Это не эмболия. Дайте ему кислород на всякий случай. Нам не нужен вертолет".

Подышав кислородом и успокоившись, Робертс подтвердил, что Фелдман был без регулятора почти тридцать минут, что он привязал Фелдмана веревкой из своего мотка и что моток был прикреплен к якорному канату на глубине примерно 100 футов.

Чаттертон позвал Нэгла и Дэнни Кроуэлла.

— Прежде чем мы что-то сделаем, нам надо собрать всех на судне и убедиться, что люди в порядке, никто не ранен, никаких нервных срывов, — сказал Чаттертон. — Потом мы достанем тело.

— Кто пойдет? — спросил Нэгл.

— Пойдем мы с Дэнни, — ответил Чаттертон. — Мы члены команды, мы его и достанем.

Кроуэлл кивнул. Он и Чаттертон рассчитали, что им придется подождать еще два часа, пока азот, накопившийся у них после первого погружения, не выветрится, чтобы можно было снова спокойно входить в воду. Нэгл вернулся в рулевую рубку и запер за собой дверь. Ему надо было принимать еще одно решение.

Правила береговой охраны требовали, чтобы капитаны немедленно сообщали о пропаже ныряльщиков. Но нигде не было сказано, что он должен все бросить, чтобы сообщить по радиосвязи о гибели ныряльщика. В обычных обстоятельствах Нэгл или любой другой капитан сразу сообщил бы о смерти Фелдмана: это поступок порядочного человека, а береговая охрана могла бы ускорить обязательное расследование. Нэгл молча смотрел на радиостанцию. Если он свяжется с береговой охраной сейчас, то еще за пару часов до того, как Чаттертон и Кроуэлл только попытаются достать тело Фелдмана, они раструбят о местоположении останков подводной лодки каждому судну и моряку в радиусе тридцати миль. Каждый из них может использовать радиопеленгатор, чтобы снять координаты и украсть у него место кораблекрушения. Что еще хуже, он полагал, что у Белинды есть осведомители в береговой охране, и если он откроет свое местоположения (сейчас или чуть позже), это вопрос всего лишь времени, когда Белинда найдет субмарину и украдет славу "Искателя".

Нэгл придумал план. Он свяжется по радио с береговой охраной, только когда «Искатель» будет готов поднять якорь и взять курс на берег. Но и тогда он даст им приблизительные координаты места, где произошел несчастный случай. "На кой черт им нужно точно знать, где это случилось? — думал он. — Они в любом случае не придут сюда, чтобы забрать мертвого парня". Он вышел из рулевой рубки, так и не притронувшись к рации.

Через два часа после того, как поднялся Скибински, Чаттертон и Кроуэлл снарядились и отправились за Фелдманом. На глубине примерно 100 футов они нашли веревку Робертса, привязанную к якорному канату. Фелдман должен быть привязан к другому концу веревки на дне океана. Чаттертон спускался, чтобы достать тело. Он достиг дна. К веревке были привязаны маска и трубка Фелдмана. Тела не было.

Чаттертон знал, что случилось: в условиях туннельного зрения и заторможенных двигательных способностей Робертс привязал веревку к голове Фелдмана, а не к снаряжению или баллонам. Течение тащило Фелдмана по песку, как куст перекати-поле, веревка соскочила с головы, зацепив маску и трубку, и освободилась. Фелдман оставался лежать где-то на дне океана. Чаттертон и Кроуэлл, однако, исчерпали лимит времени и не могли продолжать поиски. Они вернулись на судно и собрали остальных пловцов.

"Послушайте, — произнес Чаттертон. — Нам надо спуститься и постараться найти парня. У него отрицательная плавучесть, так что он не может плавать на поверхности. Он в песке в районе затонувшей лодки. Не знаю, найдем мы ли его. Но искать надо".

Ныряльщики задержали дыхание в надежде, что он не скажет то, что он тут же произнес: "Будем прочесывать песок".

Мало что может оказаться более опасным во время погружений к затонувшим судам, чем прочесывание песка. Метод достаточно простой: ныряльщик привязывает конец из мотка своего ориентационного троса к корпусу затонувшего судна, затем отходит от судна по направлению течения. Когда он отойдет на расстояние примерно двадцать футов, он начинает описывать по песку дугу в 180 градусов, выискивая гребешков, предметы с судна… или утонувших пловцов. Если поиск не дает результатов, ныряльщик отпускает еще какую-то длину троса и описывает более широкую дугу. Жизнь ныряльщика зависит от его троса. Если он его потеряет (или он перережется об острые края обломков, или же он выпустит его из рук), он становится скитальцем в безликой стране, без каких-либо указателей, ведущих назад к затонувшему судну. Тогда ему придется всплывать самостоятельно, рискуя пострадать от поспешной декомпрессии, и, вероятно, всплывать на поверхность в милях от судна ныряльщиков, подвергая себя опасности и затеряться в открытом море.

Чаттертон спросил, нет ли добровольцев. Это была не простая просьба. День был на исходе, нервы у всех были натянуты, люди были легкой добычей для азотного наркоза. Да и никто уже ничем не мог помочь Фелдману.

Многие ныряльщики еще должны были ждать по два-три часа, чтобы выветрился азот, и они не могли идти в воду до наступления темноты. Нэгл не был готов физически к тому, чтобы нырять. Оставалось всего четыре-пять кандидатов.

Бреннан покачал головой.

"Парень уже мертв, — сказал он Чаттертону. — Я не хочу заработать кессонку или потеряться, чтобы помочь мертвому парню. Я и так чуть не захлебнулся из-за паники Скибински и сократил время декомпрессии. Течение теперь усилилось. Я ничего не могу сделать для этого парня. Я рисковать не буду".