Тайны уставшего города - Эдуард Хруцкий

Несмотря на требования рабочих, Анастас Микоян и Фрол Козлов не решились с ними встретиться.

Москва дала команду открыть огонь на поражение.

Мой товарищ Миша Ишутин, замечательный журналист, погибший в 1993 году у Белого дома, в то время командовал пулеметной ротой. Ему приказали установить РП-46 на чердаках домов по Московской улице. Он выполнил приказ, только не взял боезапасы. Поэтому мирную демонстрацию и не скосили пулеметным свинцом.

Его за это уволили из армии, чему он был несказанно рад, променяв пулемет на авторучку.

В середине дня в город прибыла спецбригада под командованием генерала Олешко.

Первый залп был в воздух, второй на поражение.

На площади осталось лежать 25 человек.

В Лабытнанги, «на зоне», кадровый рабочий рассказывал мне:

— Во время следствия подполковник КГБ Щебатненко из Москвы сказал мне, что, стреляя по рабочим, солдаты выполняли волю партии, а значит, и волю народа. А я ответил ему, что в партию вступил под Сталинградом, работал всю жизнь честно и на демонстрацию вышло много коммунистов. Так что же такое воля партии? Он послал меня матом и пообещал сгноить в лагере.

И наступил звездный час Семичастного. Сто сорок лучших оперов и следователей были отправлены на юг для работы по выявлению империалистической агентуры.

Чекисты работали споро и слаженно. Уже 14 августа начался первый открытый процесс (открытый, естественно, для партактива).

Судили людей не по статье 79 УК РСФСР за массовые беспорядки, так как она не предусматривала высшую меру наказания, а по 79-й — за бандитизм.

Семь смертных приговоров вынес суд.

На стол Хрущева легла справка завотделом пропаганды и агитации бюро ЦК КПСС Степакова, что народ радостно встретил суровый приговор, вынесенный распоясавшимся бандитам.

Председатель КГБ Семичастный жал на прокуратуру и суд, требуя увеличить число смертных приговоров.

У нас много говорят и пишут о периоде массовых репрессий, напрочь забывая, что творил верный ленинец Никита Хрущев. Сурово подавленные волнения в Краснодаре в 1961-м, беспорядки в Муроме и Александрове, бунт в Бийске 25 июня 1961 года и, наконец, Новочеркасск.

И во всех карательных мероприятиях ведущая роль отводилась бывшему секретарю обкома ЛКСМ Украины Владимиру Семичастному.

Никита Сергеевич приметил его еще на Украине. Повысил, сделал первым секретарем ЦК комсомола Украины. В 1949 году Хрущев уезжает командовать МК ВКП(б) и тянет за собой Семичастного, пробив его на должность секретаря ЦК ВЛКСМ.

После ухода Шелепина в ЦК КПСС Семичастный ненадолго возглавил советский комсомол.

На этой должности он оказал неоценимую услугу Хрущеву. 29 октября 1958 года на пленуме ЦК ВЛКСМ Семичастный обрушился на Бориса Пастернака. Он громил роман «Доктор Живаго», кричал, что Нобелевская премия не что иное, как плата за предательство. Самое мягкое определение великого поэта было «поганая овца».

Надо сказать, что роман комсомольский вождь не читал, а зубодробительный текст написал ему главный редактор «Комсомольской правды» зять Хрущева Алексей Аджубей, который в годы перестройки напялит на себя ризы страдальца за демократию.

Выступление своего выдвиженца Хрущев оценил. Семичастного забрали в ЦК КПСС, поставив руководить ключевым отделом партийных органов.

Но и на этом посту Владимир Семичастный пробыл недолго. По протекции Александра Шелепина, бывшего председателя КГБ, ставшего секретарем ЦК КПСС, он возглавил самую авторитетную спецслужбу мира.

В КГБ Владимир Семичастный принес все самое худшее, что было в комсомоле и в партии. На прежних постах он прославился как неподражаемый мастер аппаратных интриг.

Одну, самую главную в жизни, он начнет вместе со своим другом Александром Шелепиным. Но это будет не просто аппаратная возня, а полномасштабный заговор.

Александр Шелепин в те годы станет заметной фигурой в политической жизни. А ввиду того что эта самая жизнь заключалась в основном в уничтожении соратников по строительству коммунизма, то в ней он преуспел необычайно.

Председатель КГБ был одним из главных приводных ремней интриг «Железного Шурика», как «ласково» звали его товарищи по Старой площади.

Шелепин не любил Хрущева. И хотя он прекрасно знал, что разоблачения Сталина были для Хрущева вынужденной мерой, борьбой за свою личную безопасность, он жестоко осуждал его за это.

Шелепин хотел восстановить еще более жесткий диктат КПСС над измученной хрущевскими новациями страной.

Безусловно, у Семичастного положение было не простым. Он должен был предать своего благодетеля. Именно Хрущев вытянул обычного комсомольского аппаратчика из безвестности и сделал крупным партийным деятелем.

Но заговор Шелепина поддержали министр обороны маршал Малиновский, Брежнев и Микоян и даже осторожный Суслов. И Семичастный, прикинув все, решил предать Хрущева.

Не думаю, что Семичастный колебался, принимая решение. Механизм предательства прост и незатейлив и определяется количеством сребреников.

Переворот произошел, но не Шелепин стал первым лицом. Его слишком боялись соратники. Генсеком избрали Леонида Брежнева, человека веселого и незлобивого.

Команда Шелепина надеялась разобраться с ним в течение года. Но Леонид Ильич, несмотря на всю кажущуюся мягкость, имел огромный опыт аппаратной борьбы.

Предательство никому не шло на пользу, и Семичастный загремел на Украину зампредом тамошнего Совмина.

Уйдя на пенсию, он давал интервью, рассказывал о том, как боролся за чистоту партийных рядов.

Его спрашивали о заговоре против Хрущева, о Шелепине.

Он охотно отвечал.

Только никто не спросил его о Новочеркасске, об убитых на площади и расстрелянных в спецкамерах.

Я смотрю старую кинохронику, отбираю кадры для телепередачи. Куча стариков, сидящих в президиуме. Сейчас они мне кажутся смешными и не опасными.

Это сейчас. А ведь не так давно именно они санкционировали огонь на поражение.

Как же не хочется, чтобы все повторилось.

Но в нашей стране мы не застрахованы ни от чего. Вспомните осень 1993 года. Кто дал тогда команду «Огонь на поражение!»?

Ночь на краю света

Январь 1963-го в Целинограде был холодным и вьюжным. У касс Аэрофлота в гостинице «Ишим» я встретил собкора КазТа по Целинному краю Володю Шевченко, он летел в Алма-Ату за очередными ценными указаниями.

— Ты куда? — спросил он меня.

— В Тургай.

— На край света, значит, — усмехнулся Володя.

Я очень хорошо помнил копию старой гравюры из учебника географии для пятого класса. Монах добрался до края света, просунул голову в небесный свод и с интересом наблюдает за тем, что происходит по другую сторону.