Мое роковое влечение (СИ) - Хелен Кир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твое, — бросает через стол мой жетон.
Все. Это все.
Жетон приземляется с тем расчетом, чтобы хорошо рассмотреть. Колобку в меткости не откажешь. Метать ножи только он учит, никому не доверяет. Не всех дрессирует, конечно, только элиту и мне, сука, повезло в нее попасть.
Смятый, пропаленный и давно мной утерянный жетон врезается в мозг, сигналит о том, что мне конец. Просрать свой оберег — это залет номер два. Таким образом падаю все ниже и ниже.
— Мое.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? Отвечай!
— Я действовал по обстоятельствам.
— Ты самовольно и без предупреждения покинул свою зону ответственности, — плюется Колобок словами, как пулями. — Ты не передал сведения о Воронцове, что могло бы изменить ход событий. Где они? Бумаги где? Запись? Что у тебя осталось?
— Ничего, — спокойно вру. — Много времени прошло.
Колобок замолкает. Он медленно постукивает пальцами по полированной поверхности. Поправив очки, склоняется вперед.
— Гюрза, — растягивает гласные. — Ты знаешь почему я с тобой лично вожусь? Ведь обычного бойца давно бы к стенке поставил и по законам времени. Ты пока еще один из лучших воинов, входящих в особое отделение. Я тебя лично воспитывал, лично учил всему, что сам знаю. Так какого выгребываешься? Забудь сейчас, что в кабинете сидим. Давай, я слушаю.
Выхода нет. Поворошим гнилье. Настал момент.
— Кир нарушил приказ. Подставил парней. Он начал операцию раньше времени. Этим воспользовались бородатые. Воронцов переоценил свои возможности, за что пострадали люди. Рота! Вся рота полегла из-за понтореза Кирилла.
— Подожди, — с нажимом тормозит меня Колобок. — Ничего нового. Воронцов был под следствием. Он отсидел свое и вышел с понижением. Простым рядовым пришел в другую структуру. Проще чем наша, но все же. А в целом, Макс, он правильно сделал. Там выхода не было.
— Был, блядь, там выход!
— Не ори!
— Прости, бать. Извини.
Он отворачивается. Вырвалось. Жалею. Когда-то мы его и так называли, но теперь при сегодняшнем размере конторы, старые клички как минимум неуместны.
— Помнишь пятьсот АК заменили на складе? Шаман, сука, гореть ему в аду, — даже сейчас при имени предателя сворачивает кровь. — Перед этой операцией как раз. Наших парней снабдили ими. Так вот Кир знал о замене. Я дорылся. Никаких бумаг не было. Все записано здесь, — стучу по свое голове. — А когда началась перестрелка, у наших просто стволы заклинило, а Воронцова обломками завалило. Нашли потом, когда с пацанами подтянулись. У него АК исправный был, кстати. Так что моя ошибка в том, что не сдал его тебе лично, прыгнул через голову. Иначе расстрел был бы. Вот и все.
Колобок смотрит без эмоций. Взгляд его пуст и мрачен. Тот случай с автоматами имел место быть. Разобрался быстро, наказана была вся цепочка продажных тварей. Структура тогда только набирала обороты. Теперь же все выстроено идеально, все работает, как хорошо смазанная цепь. Просто только что я напомнил бате, что он не всей информацией владел, а Колобок такого не прощает.
— Кир написал о твоем причастии к делу. С Доказательствами. С фотографиями, где именно ты разговариваешь с Шаманом, а не он. Как раз перед операцией. В том, где ты обвиняешь его, Ворон показывает на тебя. Кир хочет вернуться в структуру.
Вот же сука!
Деньги понадобились. Он все просчитал. Меня убирают, а он возвращается весь в белом. Молодец! Впервые в жизни жалею, что не сдал его тогда с потрохами, но теперь поздно.
— Отрицаю. Его слова против моих. С Шаманом тогда все разговаривали. Не было подозрений, что он тварь. Вопрос в том, почему фотографировали именно меня, но я понимаю, что ответа не будет. Как по мне, все очевидно.
— Помолчи сейчас, — нажимает Колобок. — Слушай. Тебе нужно выполнить следующее. Сделаешь, все вопросы сниму. Оставим что было. Каждый уже получил свое, но простить залёты не смогу. Искупай. С бабой своей разберешься позже. Внимай, Макс.
Пока он неспеша рассказывает о поставленной задаче, понимаю, что живым не выбраться. Это задание для смертника. Ошибок мне никто не простит.
28
— Надевай браслет, — на стол летит гибкий каучук. Заторможенно смотрю как обруч вихляясь, утихает на поверхности. — Давай, Макс. И удачи тебе. Лютой удачи.
Что такое страх? Липкая субстанция, парализующая силу воли. Холера, ломающая тело и дух. Чума, парализующая конечности. Припадок, деморализующий нервы и рушащий здравую работу головного мозга.
Никитин угрюмо смотрит, как защелкиваю на запястье метку смертника.
Сукааа… Как же хочу жить… И я выживу. Выживу всем назло.
Мне ли не знать, что значит тонкая резиновая полоска на руке. Сам выдавал много раз такую же. И считал, что такой ход правильный. Дисциплина и порядок номер один в суровой жизни нашей структуры. Пришло моё время отвечать за деструктив.
— Где отряд? — глухо бросаю.
— Ждут.
— Сколько их?
— Двадцать.
Отпущенное время позволяет подойти к окну и обозреть мужиков, которые стоят на улице. Экипа что надо, оружие тоже. Все крепкие проверенные парни. На руках защелкнуты такие же как у меня браслеты. Разница только в цвете.
Глубоко затягиваясь, выдуваю дым в распахнутую форточку. Жарко, твою мать. Как в пекле. Хотя тут и есть пекло, самый настоящий ад.
Бронник надо бы проверить…
— Макс. — Останавливает меня на входе Никитин. Буравит веским взглядом, пронизывает насквозь. — Ты знаешь, что делать, — тяжело бухает и отворачивается.
Сдержанно киваю и аккуратно прикрываю за собой дверь. Разъярённый мат и битое стекло сопровождает меня, пока двигаюсь по коридору. Я тоже переживаю, но ничего не поделать. Такая работа.
Поможет мне Бог сегодня или нет? Сжимаю крест на груди и прячу глубже под футболкой. На войне нет неверующих, нет агностиков. Иной раз такое случается, что уповать, кроме как на хранителя не приходится.
— Гюрза.
Останавливает разбитый голос. Больше всего не ожидал услышать его. Я думал, что Лекс уехал надолго. Но он здесь. С совершенно мертвецким лицом, сидит на лавке. Автомат среди расставленных ног валяется, головой с силой упирается в стенку, покрашенную маслянистой краской. В глазах такая боль, что мне, повидавшему смерть и ужас во всех проявлениях, становится страшно. Кажется, что Булат уже переступил грань.
— Булат.
— Я с тобой.
— Я смертник, Лёх.
— Похуй. Катя… умерла…
Что можно ответить?
Мои слова сейчас будут обесценены и просты, как пробка. Утешение не будет нести свою
