«Посмотрим, кто кого переупрямит…» - Павел Нерлер

Н. Я. рассказала в своих воспоминаниях о дружбе с семейством Шкловских-Корди, в самые трудные и опасные времена прятавшим в своей квартире или у своих родных нелегальную парочку – Осипа и Надежду Мандельштамов.

Эпистолярным памятником этой дружбы являются сохраненные в семействе Шкловских-Корди[208] письма Н. Я. 1940–1960-х годов. Их первая часть была уже опубликована[209], здесь же представлена заключительная часть – письма Н. Я. Мандельштам 1955–1964 годов.

Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди <11 сентября 1955 г., Чебоксары>

Варюша!

Сегодня первое воскресенье, и я пользуюсь случаем, чтобы написать несколько слов.

С квартирами здесь полная катастрофа, а из-за этого я могу вернуться.

Сняла я комнату у сумасшедшей старухи – Вассы. 200 р. Каждое слово слышно. Проход через нее, и 3 километра до института по мосткам – (это вместо тротуаров). Но старуха уже гонит меня (за папиросы). Форточки нет. Воды нет. Постирать нельзя. Вымыться за 5 верст.

В институте сносно. Тоска дикая. “Жизнь эта дана нам для приготовления к будущей вечности” (разговор из соседней комнаты).

Если я останусь, надо будет послать мне ящик с керосинкой.

Ну вот о себе. Позвоните Жене и Эмме (старшей) – прочтите письмо мое.

Эммочка[210], напишите и телеграфируйте про экзамены.

Дайте Жене, Лене, Эмме старшей – адрес: Пединститут, кафедра английского языка (или факультет иностранных языков).

Где Люся? Уже в городе?

Варюша, мне очень скучно.

Ну, целую. Надя.

Вероятно, я удеру – из-за квартирных условий.

Здесь больно легко задохнуться – в комнатах без форточек.

Н. Я. Мандельштам – В. В. Шкловской-Корди 16 сентября <1955 г., Чебоксары>

Варюшенька! Спасибо за телеграмму. Но приглашение в Воронеж опоздало. Я уже проведена в штат в Чебоксарах. Так примитивно удирать нельзя.

Люсик и Талечка… Подружки – я возвращаюсь в ноябре на целый месяц – студенты будут на практике. На этот раз я оставила у вас две папки и стихи (первый экземпляр у Суркова). Папки пусть возьмет Женя или Соня, если они вам мешают.

Город весь в оврагах, горах и глине. Грязь осенью страшная. Вдоль улиц в центре деревянные лестницы. – Тротуары. Дикая старина. Я еще по такому не ходила. Много плохих яблок. Обедаю в столовой “Дома Советов”. Институт очень серьезный – и пока приятный. Студенты тихие и не улыбаются.

Первые дни – мучение с комнатой. Но сейчас устроилось. Плачу груду денег. Работы у меня очень много, но зато учебный год короткий – только четвертый курс. (20 учебных недель.)

Пишите мне утешительные письма. Варюшку я, можно сказать, почти не видела этим летом.

Тане – она может ко мне приехать отдохнуть. Я буду ей очень рада.

Легче после начала октября, когда уедут хозяева и я останусь в квартире с такими же съемщиками, как сама.

Тане сердечный привет.

Целую вас крепко.

Ефиму привет.

Со мной живет мальчик типа Андрея. Даже похож и мил.

Никитку вспоминаю с нежностью. Ваша старая Надя.

Что делать? – мне необходим ящик, который я бросила у вас – там керосинка. Способны прислать посылкой? Будьте милостивы.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 24 сент<ября 1955 г., Чебоксары>

Люсик! Получили ли вы мое письмо?

Вероятно, да, т. к. двинулась посылка.

Спасибо, Люсик, за всё, а в частности за Эмму. Девочка – молодец. Как она жила у Вас без меня? Она написала мне про экзамен и про роман с Никиткой. Я по нем скучаю.

Пессимизм мой вполне вернулся, но я что-то тоскую. Не можете ли вы позвонить другой Эмме (Григорьевне Герштейн) – В 14339 – чтоб она мне написала. Она знает про Леву, а я тоскую как зверь.

Какую вам диссертацию принесли, да еще под расписку? От Жирмунского? Мою? Он знает, что я у Вас всегда. Или из Инст<итута> языкозн<ания>? Откуда они догадались послать к вам? А может, не мою?

Как здоровье? Напишите о себе. Пришла осень – и это трудно. И еще что-то трудно, но я не знаю что. Впрочем, всё.

А Талечка, родная моя, как она? Как вы, Талечка? Когда приедет Вася? Неужели без Андрея? А. И. – умный мужик, конечно.

А еще кланяюсь Варюшке и Ефиму. Из-за Эммы я почти не видела в этом году Варюшку. Но зато полюбила Никитку. Эмма дикая девочка, но очень хорошая. А я тоскую.

Здесь деревянные тротуары и лестницы. Самый фантастический город-деревня на свете. Грязь доисторическая. Мою хозяйку и ровесницу дворник носил на руках в школу – пройти нельзя было. Сейчас кое-где есть мостовые, а горы из скользкой глины всюду. Таких оврагов я нигде не видела, а в детстве я хотела знать, что такое овраг. Чувашки очень серьезные, без улыбки, как армянки.

Целую вас.

Пишите лучше на дом = Ворошилова, 12, кв. Павловой.

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 2 окт<ября 1955 г., Чебоксары>

Люсик! Письма подругам надо писать заказные – много и часто. А то подруги тоскуют.

Приехала ли Вася? Что у вас? Что-то меняется с пенсиями военным – отразится ли это на Васе?

Как мой Никитушка? Пишите мне, а то я тревожусь и грущу.

Здесь пока хорошо. Хотя есть трудности. Здесь я “зава”, но мне пока не платят за это денег. Девки с кафедры – их 14 – пока что выжили зав. кафедрой (за дело). Сейчас заранее ненавидят меня. Я их собираюсь успокоить. Их 14!!!

Со мной вежливы: сразу видно, что я уже приличная дама. А вы не знали.

Как ваши все дела, что у вас? Ефим, Варюша – пишите обо всем. А то я близко – и вы меня забудете. Но этот город – тоже чудо. Такое вы не видели – весь в горах и оврагах – с мостками и лестницами вместо улиц.

Талечка, как Люсино здоровье? Как Вы?

Как Таня? В ноябре я приеду на 5 недель в Москву.

Заплатила ли Эмма за мои телефоны (я ей оставила 50 р.), или оставила ли вам деньги? Передала ли Таня в Союз писателей мое письмо?

Диссертацию я буду защищать. (А может, всё опять перевернется?) Ведь всё как во сне.

Напишите…

Если вы знаете, что сон, что явь, объясните….

Варюша, вы же умница – объясните…

Н. Я. Мандельштам – В. Г. Шкловской-Корди 15 окт<ября 1955 г., Чебоксары>

Люся дорогая – от вас нет ничего – я очень волнуюсь.

Не заболел ли кто-нибудь? Как Вы, как Талечка? Никитка, Варя…

Напишите мне, не молчите.

Получила письмо от Эммы, в котором она опять пишет о вас. О своей благодарности и о всем таком. Но и о том, что вы особенная и что она поняла мое отношение к вам.

Люсичка, так я вас люблю, а вы молчите – и я чувствую, что что-то неладно, и воображаю всякие ужасы. Сейчас не пишете ни вы, ни Женя.