Стрела Аримана - Геннадий Прашкевич

– До вашего Чеди, доктор Хайдари, был Альвиан.

– И он оставил работы? Где можно найти эти работы?

Ага Сафар неприятно усмехнулся.

– Только в моей голове… Какие-то следы, наверное, есть в архиве вашего прадеда, но вряд ли существенные… Ведь Альвиану не дали возможности получить образование, он не был даже допущен к экзаменам… Никогда и нигде своих работ он не публиковал… «И всем свое… – неожиданно процитировал Ага Сафар… Кому везти, кому блистать чужими перлами… Кому же – первыми идти и, обессилев, падать первыми»… Конец двадцатого века… Это не похоже на нашу жизнь, доктор Хайдари… Я знаю, о чем вы думаете; ложная память… Я не собираюсь переубеждать вас… Может, и впрямь ложная… Но я помню, например, оборванного бродягу… Его вели стражники, улица была пыльная и пустая… Бродяга и неудачники всегда были мне не по душе, к тому же я был зол: только что накричал на соседа, побившего камнями моих кур… Этот бродяга хотел присесть… Еще чего не хватало! Я оттолкнул его: скоро, мол, отдохнешь… И он последовал дальше, бросив лишь: «Пусть тебе не придется так отдыхать…»

Доктор Хайдари кивнул. Он знал об этой истории, хотя никогда не думал, что может встретиться с одним из ее участников. «Право, этот Ага Сафар вовсе не самый скучный собеседник», – сказал он себе.

– Я помню белый город… Александрия, Я бежал гуда, кажется, в девяносто восьмом году… Иерусалим уже был разрушен… Я вел морскую торговлю зерном, знал греческий и латынь… Там, в Александрии, стало бросаться в глаза, что я почему-то не старею… Слухи… знаете, как это бывает… Слухи… Я вспомнил и о том оборванном бродяге… – Ага Сафар неприязненно оглядел доктора Хайдари. – Сейчас все это было бы легче объяснить, правда?.. Скажем, неожиданное усиление излучений центрального Разума… Вспышка чуда… Но почему я? Почему именно я?..

Доктор Хайдари промолчал.

– Как бы то ни было, – буркнул Ага Сафар, – я изменился. Я стал подолгу просиживать в александрийской библиотеке… Тщета, тщета… Крохи знаний… Я ничуть не огорчатся, когда в шестом веке арабы сожгли эти крохи знаний… Я пережил много смутных времен… Я путешествовал… Меня бросали в тюрьмы… В одной такой я провел сто три года… Было скучно… Я пережил трех королей и девять надзирателей. При каждом новом короле мне почему-то прибавляли срок. Возможно, меня с кем-то путали, но я был терпелив… Каждый новый надзиратель обязательно обещал отправить меня наконец к праотцам. Но где они? Как правило, они больше преуспевали в этом, чем я…

Ага Сафар умолк. Похоже, он устал. Его крошечные неприятные глаза заволакивала сонная паутина.

– Если усмирите Папия Урса, я посплю… Что бы вы ни думали обо мне, наши главные беседы еще впереди, доктор Хайдари.

Доктор Хайдари задумчиво кивнул. Он смотрел на купающихся в пыли воробьев.

– Хотелось бы мне пройтись по этой дороге…

– Не столь уж приятное занятие, – неодобрительно фыркнул Ага Сафар. – Особенно после дождя. Грязь так и липнет к обуви.

«Какое странное воображение… – Доктор Хайдари встал и отправил Папия Урса в прихожую. – Он переутомлен… Будь он Гумамом, какие бы странные, невозможные реалы мог он создать…»

«Ложная память… – подумал он. – Ждан не случайно не отдает Мнемо либерам. Здесь есть над чем поработать. Хорошо, если это всего лишь случайность…»

Вслух он сказал:

– Поднимайтесь наверх. Там спальня. Папий Урс не станет вас беспокоить, я пригляжу за ним. Вам следует выспаться. В одном вы правы, нам предстоит продолжить эту беседу.

– Спасибо.

Ага Сафар встал. Поднимаясь по лестнице, он обернулся, и доктор Хайдари вопросительно поднял голову.

Доктор Хайдари поднял руку, экран рабочего Инфора вспыхнул.

– Ага Сафар…

Он не успел задать вопрос, диктор (или биоробот) удрученно ответил:

– Сожалеем…

– Не надо сожалеть, я в курсе случившегося… Меня интересует другое… – Доктор Хайдари помолчал, отыскивая точную формулировку. – Могла ли жизнь Ага Сафара, точнее, жизнь его непосредственных предков, пересекаться когда-либо с жизнью моего прадеда? Я имею в виду конец двадцатого века.

Диктор кивнул. Много времени ему не понадобилось.

– Ага Сафар, бывший сотрудник Космической энциклопедии… Да, в обозначенных вами временных рамках встречи Ага Сафара и вашего прадеда случались неоднократно.

– Что значит «случались»?

Диктор бесстрастно пояснил:

– Я не аналитик. Я даю ответ на вопросы.

– Хорошо. Уточняю вопрос. – Доктор Хайдари нахмурился. – Какое имя носил данный Ага Сафар в годы встреч с моим прадедом?

– Близкое к настоящему – Агаспаров.

– Чем конкретно он занимался?

– Разработкой планов социального развития. Дать подробную расшифровку?

– Не надо. Уточняю вопрос. – Доктор Хайдари нахмурился еще больше. – Кто именно из ближайших предков Ага Сафара? Не сам же он встречался с моим прадедом?

Диктор понимающе улыбнулся.

– Вопрос понят. Генеалогическая линия Ага Сафар – Агаспаров никогда не имела перерывов.

– Что это значит?

– Только то, что на любом временном отрезке мы имеем дело с одним и тем же человеком.

– Кому известна эта информация? – быстро спросил доктор Хайдари.

– Только МЭМ.

– Благодарю.

Инфор отключился.

Доктор Хайдари задумчиво подошел к окну.

Как все это понять? «На любом временном отрезке мы имеем дело с одним и тем же человеком…» Он что, бессмертен?

Арктические ребята давно оставили живую скульптуру в покое. Уже успокоившись, она выглядывала из сирени и, завидев в окне доктора Хайдари, призывно помахала рукой.

Доктор Хайдари не ответил. Он ни с кем сейчас не хотел говорить, тем более с живой скульптурой. Он был растерян, ошеломлен. Ведь в его спальне, этажом выше, спал человек, который, похоже, никогда не имел предков.

На южных спорадах

Волна, шурша, мягко накатывалась на берег, валяла, перекатывала по песку забытый кем-то мяч, отступала, опять шурша, оставляла нежную пленку пены. Слева и справа над бухтой возносились к высокому небу голубоватые массы известняков, дыры пещер казались черными. Ночью пещеры вспыхивали багровым тревожным светом – в пещерах жгли костры либеры.

– О чем они говорят? – спросила Зита.

– Они не говорят, они обмениваются мнениями, – улыбнулся Ждан. – Они серьезные люди.

– Хмурые? – не поняла Зита.

– Нет, серьезные.

– Тогда о чем они думают? Ведь не думать трудней, чем молчать.

– О свободе. О мире. О будущем. О МЭМ. Наверное, об Ага Сафаре.

– Почему о нем?

– Пока его не найдут, он для либеров символ свободы. Ведь он выключен из системы МЭМ. Он живет сам по себе. Он один.