Такое короткое лето - Станислав Васильевич Вторушин

— Сегодня ночью я слышал, как Господь Бог вытащил его, внимательно осмотрел и положил рядом.

— И где же это ребро?

— Вот оно. — Я прижал Машу к себе.

Мне было до того приятно ощущать ее около себя, что от одного прикосновения к ней замирало сердце. Маша отстранилась, оперевшись на локоть, посмотрела на меня и спросила:

— Ты правда не поедешь к себе на Алтай?

Я видел, что ей не хотелось отпускать меня даже на день. Но я понимал, что лететь все равно придется и чем раньше я это сделаю, тем лучше.

— У меня через месяц выходит книга в Праге, — сказал я, глядя ей в глаза и поглаживая пальцами по спине. — Надо лететь в Чехию, а у меня нет заграничного паспорта. Его выдают только по месту жительства. Кроме того, надо решить кое-какие домашние дела.

— Женские? — спросила Маша, отодвигаясь.

— У меня только одна женщина. Это ты. — Я прижал ее к себе и поцеловал в приоткрытые губы. Они были солоноватыми.

— А с кем ты летишь в Прагу? — Маша снова отодвинулась от меня.

— С кем же мне лететь? — спросил я.

— Как с кем? С женщиной.

— Я же сказал, что у меня только одна женщина. Может полетишь со мной? Меня, кстати, приглашали туда с женой.

— Я тебе не жена.

— Кто об этом знает?

— Нет, я так не могу. — Она провела кончиками пальцев по моей щеке.

— Почему? — спросил я, обнимая ее за талию и прижимая к себе.

— Я буду все время не в своей тарелке. Пусть об этом никто не знает, но я-то знаю. Это все равно, что ходить в ворованном платье.

— Глупая. — Я искренне рассмеялся тихим смешком. — Таких старомодных, как ты, сейчас уже не найдешь. Кто тебя воспитывал?

— Дед с бабкой. И, кроме того, у меня нет заграничного паспорта.

— Так сходи и получи.

— Кто мне его даст?

— Глупая ты моя, — повторил я, поглаживая ее по голове, как ребенка. — Сейчас паспорт может получить любой. Напиши заявление, заплати, сколько положено, и тебе его выдадут через две недели.

— Где? — спросила Маша и я почувствовал перемену в ее настроении.

— В районном отделении милиции. В отделе виз и разрешений.

— Ты на самом деле приглашаешь меня в Прагу? — спросила Маша дрогнувшим голосом.

— Конечно, — сказал я. — Ты была там когда-нибудь?

— Я вообще не была за границей, — ответила она.

— Тогда тем более надо слетать.

— А когда это? — спросила она. — Какого числа.

— В конце августа, — ответил я. — Тебя устраивает?

— В конце августа у меня отпуск.

После того, как мы позавтракали, я снова пошел провожать ее на работу. На крыльце больницы мы расстались. Я подождал, пока она скроется за огромной стеклянной дверью и поехал покупать авиабилет до Барнаула.

7

Рассвет на большой высоте совсем не похож на земной. Бесконечно темный горизонт с яркими немигающими звездами вдруг начинает сереть, потом становится светлее и на нем появляется узкая розовая полоска. Она быстро разрастается вширь, в самолете становится светло, но внизу, на земле, еще царит предутренняя мгла. И только когда в самолет начинают проникать первые лучи солнца, на земле становятся различимыми леса, ровные квадраты золотящихся полей и белые клочья притаившегося в низинах тумана. Рассвет в поднебесье приходится встречать всегда, когда летишь на восток. В столицу Алтая самолет из столицы России прилетает ранним утром.

Пассажиры, поеживаясь, спускаются по высокому трапу: после теплого салона утренний воздух кажется прохладным. В дверях аэропорта сгрудилась толпа встречающих. Я прохожу сквозь нее, как сквозь строй. Меня никто не ждет.

У дверей зала частные извозчики стараются перехватить пассажиров. В основном это рослые широкоплечие парни с воровским взглядом. Смотришь в их глаза и чувствуешь: им все равно чем заниматься — крутить баранку автомобиля или стоять с кистенем на лесной дороге. Лишь бы получить деньги. Не будет в руках баранки, возьмут кистени. Я протискиваюсь сквозь них и выбираю глазами небольшого, сухонького старичка, стоящего с краю шоферской братвы. У старичка отменное, почти животное чутье. Стоило бросить на него взгляд, он тут же протиснулся ко мне и тихо спросил:

— Куда?

— Куда поедут колеса, — ответил я.

Старичок, ни слова не говоря, засеменил к выходу. Я едва поспевал за ним, боясь потерять из виду. У старичка оказался древний потрепанный «Жигуленок» первой модели, которую шоферская братва снисходительно называет копейкой. Когда я усаживался в автомобиль, скрипучее сиденье провалилось почти до пола. Водитель не обратил на это внимания, а лишь бросил, показывая глазами на ремень:

— Пристегнись, а то оштрафуют.

Дом, в котором я живу, еще спал, когда машина, скрипнув тормозами, остановилась около него. Городские жители любят поваляться в постели, в воскресный день раньше восьми утра никого не увидишь. Я потянул на себя дверь подъезда. Пружина затрещала, словно гремучая змея, а едва я переступил порог, дверь захлопнулась с такой силой, что содрогнулись стены. «Теперь-то уж обязательно кто-то проснется», — подумал я.

В квартире после моего месячного отсутствия царило запустение. На письменном столе и подоконнике лежал толстый слой пыли. Я поставил на пол сумку с вещами и прошел на кухню. Там тоже не пахло жилым. Я вытер тряпкой стол, ополоснул под краном чайную чашку и включил чайник. Надо было сначала выпить кофе, а затем приводить все в порядок.

Чайник вскоре закипел и, щелкнув терморегулятором, отключился. Я заглянул в шкаф, где хранил кофе, но там была только пустая банка, к дну которой прилипло несколько коричневых пылинок. Я машинально встряхнул банку, словно от этого она могла наполниться, и, покрутив перед глазами, поставил в шкаф. И тут вспомнил, что во время полета не пил кофе. Подумал, что может удастся вздремнуть и поэтому положил пакетик в карман. Я сунул руку в куртку, пакетик оказался там. На нем была изображена фотография лысоватого сияющего брюнета с хорошо ухоженным лицом и стояла подпись: «Довгань». Конечно, было бы приятнее, если бы вместо лоснящегося брюнета красовалась очаровательная девушка, но другого кофе у меня не было. Я разорвал пакетик и высыпал кофе в чашку.

В дверь постучали настойчиво, как водопроводчик, пришедший спасать затопленную квартиру, или контролер электросетей, сверяющий показания счетчика. Я с сожалением посмотрел на чашку кофе и пошел открывать. На площадке стоял сосед Серега Кузнецов, в руках у него была пачка газет и несколько писем. Лицо у Сереги казалось немного припухшим.

— Привет, Иван, — сказал он, отодвигая меня широкой ла-донью в сторону, чтобы переступить порог. — Я услышал шаги за стенкой, думаю, дай проверю. А то,