Взгляд на жизнь с другой стороны - Дан Борисов

Там ничего не было – это была свернутая многократно газета «Вечерний Киев». Мы долго смеялись. С тех пор я иногда, попадая в подобные ситуации, а они случаются со всеми: многие люди обещают золотые горы, а выполнить не в состояние даже… в таких случаях я просто говорю: «Вечерний Киев». Люди не понимают, но это ничего, главное я понимаю.

Из нашей компании в училище не поступил никто, кроме меня. После окончания вступительных экзаменов, абитуриенты разъехались, в казармах стало тихо. Остались тихие, скромные мальчики в черной форме с красными лампасами, всё время сидевшие, уткнувшись в книжки. Радости от поступления у меня не было совсем. Черное с красным в цветах кадетской формы навевало какие-то похоронные ассоциации. На улице всё время шел дождь. Музыкантский взвод дул в свои трубы, но это уже не радовало.

Человек строит планы на жизнь, чего-то хочет, чего-то нет, к чему-то стремиться всем сердцем, всем своим существом, но судьба все равно поступает по-своему. Я, например, с удовольствием служил бы в армии, всю жизнь. Я несколько раз в дальнейшем делал попытки остаться в кадрах МО, но, видно, не судьба. Хотя из суворовского училища, надо быть честным, я ушел с удовольствием. Это произошло неожиданно. Я сидел в аудитории с развернутой книжкой, как и все, и делал вид, что читаю. Вошел капитан Туманов и пригласил меня с собой. Мы с ним были одни в офицерской комнате, он долго говорил, при этом пряча глаза. Я сразу понял, в чем дело и откуда ноги растут. Суть дела была в том, что мне назначили дополнительную медкомиссию. Капитан Туманов был очень хорошим человеком, и мне в этот момент было его жалко. Он очень корректно, почти незаметно, но все же оправдывался передо мной, курсантом.

Дальше все произошло быстро. Пожилой хирург быстро разглядел у меня сколиоз какой-то степени и признал негодным к строевой службе. Диагноз в дальнейшем ни разу не подтвердился, тем более на военно-медицинских комиссиях, но тогда я ни с кем не спорил и ни на кого не обижался – мне хотелось домой. Не помню, почему я еще несколько дней проторчал в Киеве. Меня уже сняли с довольствия, и мне все время хотелось есть. Но то, что я помню об этих днях, подтверждает известное мнение о божественном промысле, в частности о манне небесной. Бог не дает человеку остаться без самого необходимого.

В один из этих дней я сидел на скамеечке под каштанами Крещатика, когда вдруг на бульваре появились цыганки. Публику вокруг как ветром сдуло. Остались только я и маленький, нервный мужчина лет 35—40. Я демонстративно вывернул карманы, и ко мне тут же потеряли всякий интерес, а вот его третировали долго, но он им так ничего и не дал. Уже уходя, цыганки громко бранили мужчину за жадность и обещали ему всего самого наихудшего. Отделавшись от цыганок, мужчина пересел ко мне поближе и начал оправдываться. Он очень хотел показать мне, что он никакой не жмот, а все это дело принципа. В доказательство он покормил меня вкусным обедом и даже дал с собой немного денег.

Правда, это был мой последний обед в Киеве, еще пару дней я перебивался с хлеба на квас. Когда я, в конце концов, добрался до вокзала, в кармане у меня было двадцать копеек одной монетой. Вокзал был частично закрыт в связи с эпидемией холеры, и к кассе можно было подойти совершенно свободно, без всякой очереди. Я выложил в окошко свое воинское требование, по нему мне был положен билет, не смотря ни на какую холеру.

Поезда шли полупустыми, мест было сколько угодно, и кассирша предложила мне доплатить три рубля и ехать в купе. Я гордо отказался. Тогда мне было предложено за полтора рубля получить плацкарту. Даже если бы я имел эти деньги, какой толк мне был в плацкарте, нужен был бы еще рубль за белье в вагоне. Получив, наконец, маленькую картоночку с дыркой (билет в общий вагон), и узнав, что до поезда еще более трех часов, я пошел тратить деньги.

Трезвый расчет подсказывал, что нужно оставить пять копеек на метро, но я не послушался голоса разума и истратил все деньги сразу. Купил за пять копеек пирожок, на 14 коп. пачку папирос «Север», называемых в простоте гвоздиками, чтобы заглушить приступ голода, который неизбежно возникнет после съедания одинокого маленького пирожка, а на последнюю копейку гульнул стаканом газировки. Время до поезда прошло быстро – в курилке собрался кружок анекдотчиков. Сначала, правда, нас было двое, потом потихоньку дошло человек до двадцати. Даже милиция подходила, привлеченная громким хохотом.

Анекдоты раньше были веселые, не то что ныне. В наше время меня больше всего тревожит отсутствие хороших анекдотов – не к добру это.

Анекдоты в кампании начинались с какой-нибудь ерунды. Кто-то, например, говорит:

– Ну, что ты всё споришь? Слышал про спорщиков? Один другому говорит: «Спорим, я себя за глаз укушу? десять рублей ставлю». Согласились. Он стеклянный глаз достал и укусил – выиграл и тут же предлагает опять уже на сто рублей, что второй глаз укусит. Опять согласились. Он достал изо рта вставную челюсть и за другой глаз укусил.

Все смеются, а кто-то еще говорит:

– Про спорщиков лучше есть. Прокурор вызвал одного к себе и говорит, что посадит его за нетрудовые доходы. С чего, дескать, живете? А гражданин отвечает, спорю, мол, пари заключаю. Ну-ка, говорит прокурор, заключи со мной пари! Пожалуйста, отвечает, поспорим, к примеру, что у вас завтра на заднице прыщ вскочит. Замазали. Приходит гражданин на следующий день, а прокурор уже руки потирает, проспорил говорит, нету прыща! А покажите, говорит гражданин. Прокурор снял штаны – показывает. Что-то темно у вас, пойдемте к окну. Пойдем. Действительно нету. Получите говорит, товарищ прокурор, ваш выигрыш. Вот и врете гражданин, что живете на деньги от споров, вы же проигрываете. Почему? Видите вон толпа под окном. Я с ними с каждым поспорил, что прокурор голую жопу в окно покажет.

Хохот уже пуще. Кто-то по ассоциации вспоминает:

– А про Васю Клячкина слышали? Вызывает Брежнев к себе чекистов и говорит, завелся якобы, какой-то Вася Клячкин, которого все знают и любят, говорят, больше меня уже известен. Те соглашаются, да, мол, известная личность. Пригласили самого, спрашивают, в чем секрет. Да просто, говорит, всех знаю, со всеми в хороших отношениях. Может, ты и папу Римского знаешь? спрашивают. Знаю, отвечает. Повезли его в Рим для проверки, дали в сопровождение агента. Выходит папа на балкон, Вася ему навстречу. Целуются, радуются встрече. Внизу толпа тоже радуется. Вдруг Вася видит – агент в обморок упал. Бежит вниз, что такое случилось? А агент ему: да вот, говорит, итальянец у меня спросил, а с кем это там Вася Клячкин целуется?

Опять хохот. Да нет, говорит еще один, это же про Васильиваныча. И пошла серия про Чапаева.

– Приходит Фурманов к Петьке. Отгадай говорит загадку: что такое без окон, без дверей, полна горница людей? Жопа, отвечает. Да нет же, Петька, это огурец. А что такое: Два конца, два кольца, посередине гвоздик? Жопа, говорит Петька. Дурак ты, Петька, ножницы это, и ушел. Идет Петька к Василь Иванычу. Василь Иваныч, говорит, отгадай загадку: Без окон, без дверей – полна жопа огурцов, что такое? «Фигня какая-то, Петька». Вот и я думаю – фигня, а Фурманов говорит – ножницы.

Потом про чукчей, а еще потом десяток еврейских анекдотов пока кто-то не скажет, что вы всё про евреев, да про евреев, что других что ли нет? Есть, говорят:

– Идут по степи два негра – Абрам и Сара.

Ха. Ха. Ха.

В вагоне я забрался на третью полку, грузовую, положил себе под голову рюкзак и быстро заснул. Мне снилось что-то про еду, утром в полусне я слышал голос:

– Ну, съешь!. съешь хоть кусочек!

Окончательно проснувшись, я глянул вниз. Там необъятных размеров женщина пыталась кормить ребенка лет пяти.

– Ну, не хочешь курочку, съешь хоть помидорчика… смотри який гарный!

В этот момент я с ужасом увидел, что слюна моя свесилась вниз. Еще бы сантиметр и женщине попало бы за шиворот, но, слава богу, пронесло, спас воротник халата. Я скрылся на своей полке и попытался опять заснуть. Но какой тут сон? К тому же в полупустом рюкзаке мне что-то очень мешало. Решив избавиться от досадной помехи, я открыл рюкзак и… о, чудо! То, что мне так мешало, оказалось банкой сгущенки! Откуда она там могла взяться? до сих пор не понимаю. Я быстро проделал ножом две дырки и припал к питательному источнику. И что удивительно? Я смог высосать не больше половины банки. Наелся!

Мы уже подъезжали к Москве. Я спустился вниз. Курочка была предложена и мне (не пропадать же добру). Я отказался, но милостиво принял пятак на метро. И что? Есть бог?

4. Возвращение блудного сына

Как я уже говорил, учителя не очень обрадовались моему возвращению в школу, даже Директор не смог скрыть своего, мягко выражаясь, удивления. И напрасно. Обстановка в классе сильно изменилась. Изменились и мы. Во-первых, исчезли все раздолбаи-переростки. Некоторые вполне приличные ребята ушли в техникумы: мой приятель Сучок, Богомол и еще кто-то. Появились новенькие, в частности, ставшие почти сразу моими друзьями Саша Шика и Сережа С (в дальнейшем СС, как он назвал себя на татуировке). Очень разные, почти диаметрально. Непонятно, почему они попали к нам – жили оба достаточно далеко, на Аэропорте.