Художник зыбкого мира - Исигуро Кадзуо

– Оказывается, сегодня в центре города снова состоялись демонстрации. Вы знаете, господин Оно, когда я ехал на трамвае, на одной из остановок в наш вагон вошел человек с огромной ссадиной на лбу. Он сел рядом со мной, и я, естественно, спросил, хорошо ли он себя чувствует и не нужен ли ему врач. Но он, как оказалось, уже побывал у врача и теперь снова собирался присоединиться к своим товарищам, вышедшим на демонстрацию. Как вам это нравится, господин Оно?

Доктор Сайто говорил самым обычным тоном, но у меня в тот миг возникло ощущение, что все за столом – включая Норико – перестали жевать, чтобы не упустить моего ответа. Вполне возможно, конечно, что мне это просто показалось, но что я помню совершенно отчетливо, так это с каким напряженным вниманием наблюдал за мной в эти минуты юный Мицуо.

– Да, очень жаль, – сказал я, – что доходит до увечий. Видимо, чувства у молодежи так и бурлят.

– Ох, как это верно, господин Оно! – вздохнула госпожа Сайто. – Чувства, конечно, могут бурлить, но зачем же доходить до рукопашной! Столько покалеченных! А мой муж еще уверяет, что это даже хорошо. И я, честное слово, не понимаю, что он имеет в виду.

Я ожидал, что доктор Сайто как-то прореагирует на ее слова, однако в разговоре почему-то возникла очередная пауза, и глаза всех присутствующих вновь обратились ко мне.

– Это вы справедливо заметили, – обронил я, – увечий, к сожалению, действительно слишком много.

– Моя жена, как всегда, искажает мои слова, господин Оно, – вмешался наконец доктор Сайто. – Я никогда не утверждал, что уличные потасовки – это так уж хорошо. Хотя и пытался доказать, что во время этих демонстраций люди получают не только увечья, что в них заложен куда более глубокий смысл. Плохо, конечно, что потасовки все же случаются и люди калечат друг друга. Однако в основе этого лежит потребность людей открыто, во всеуслышание выражать свое мнение – вот что действительно важно! А вы разве думаете иначе, господин Оно?

Возможно, я несколько мгновений колебался с ответом, во всяком случае, меня опередил Таро Сайто:

– Нет, отец, сейчас все действительно просто выходит из-под контроля! Демократия – это прекрасно, и все же она отнюдь не означает, что наши граждане имеют право бунтовать, как только они с чем-то не согласны. В этом отношении мы, японцы, пока что похожи на неразумных детей. Нам еще нужно долго учиться, как справляться с той ответственностью, которую налагает на общество демократия.

– Вот уж поистине необычный случай! – рассмеялся доктор Сайто. – Похоже, в нашей семье – во всяком случае, по данному вопросу – отец оказался куда более либеральным, чем сын. Впрочем, Таро, наверное, прав. В настоящий момент наша страна подобна малышу, который только еще учится ходить и бегать. Но уверяю вас: душевное здоровье нации в полном порядке. Ведь, увидев, как подрастающий ребенок на бегу разбивает себе коленку, вы не станете запирать его дома, чтобы он больше не падал, не так ли, господин Оно? Или, может, я действительно чересчур либерален, как утверждают мои жена и сын?

И тут я, возможно, снова совершил ошибку – ибо, как уже говорил, выпил несколько больше, чем собирался, – но мне показалось, что есть некое странное несоответствие в том, что у представителей семейства Сайто столь различные точки зрения на один и тот же вопрос. Кроме того, я заметил, что юный Мицуо опять не сводит с меня глаз.

– Я думаю, вы правы, – сказал я доктору. – Но очень надеюсь, что люди все же перестанут калечить друг друга.

Помнится, тут как раз вмешался Таро Сайто и, решительно сменив тему, спросил у Норико, нравится ли ей один из тех новых больших магазинов, что недавно открылись в городе, и какое-то время разговор шел о вещах малозначимых.

Такая вещь, как «миаи», разумеется, нелегко дается любой потенциальной невесте; даже как-то нечестно, по-моему, требовать от молодой женщины каких-то суждений, которые могут оказаться решающими для всей ее будущей жизни, когда она находится под прицелом стольких внимательных глаз. И все-таки, должен признаться, я никак не ожидал, что для Норико это будет так тяжело. По ходу вечера ее уверенность в себе все таяла и таяла. В итоге на любой вопрос она отвечала лишь «да» или «нет». Я видел, что Таро Сайто изо всех сил старается помочь ей расслабиться. Однако обычаи требовали, чтобы он не проявлял особой настойчивости в беседах с предполагаемой невестой, и его попытки начать шутливую беседу то и дело кончались неловким молчанием. Видя, как моя дочь все глубже погружается в отчаяние, я снова и снова поражался тому, сколь сильно все это отличается от прошлогодних событий. Тогда к нам как раз приехала Сэцуко; она, конечно же, присутствовала на церемонии «миаи» и всячески поддерживала сестру, хотя в тот вечер Норико, похоже, ничья поддержка и не требовалась. Меня, помнится, даже слегка раздражало, что Норико и Дзиро Миякэ все время с улыбкой переглядываются через стол, словно посмеиваясь над необходимостью соблюдать формальности.

– А помните, господин Оно, – услышал я голос доктора Сайто, – когда мы с вами виделись в последний раз, то выяснили, что у нас с вами есть общий знакомый. Некто господин Курода.

К этому времени наш ужин уже подходил к концу.

– Да-да, действительно припоминаю, – сказал я.

– А мой младший сын, – доктор Сайто указал на Мицуо, с которым я пока что не обменялся и парой слов, – учится в школе Уэмати, где как раз и преподает господин Курода.

– Вот как? – Я повернулся к молодому человеку. – Значит, вы хорошо знаете господина Куроду?

– Да нет, не очень, – ответил он. – К сожалению, у меня нет способностей к рисованию, так что мои контакты с преподавателями живописи весьма ограниченны.

– Однако о господине Куроде все отзываются очень хорошо, верно, Мицуо? – спросил доктор Сайто.

– Да, очень хорошо.

– А ты знаешь, что господин Оно был когда-то близко знаком с господином Куродой?

– Да, я слышал, – сказал Мицуо.

И тут опять вмешался Таро Сайто, в очередной раз сменив тему.

– Вы знаете, госпожа Норико, – обратился он к моей дочери, – у меня давно уже возникла одна теория, которая объясняет отчасти, почему у меня такой плохой музыкальный слух. Все дело в том, что мои родители никак не могли как следует настроить фортепиано, и я с раннего детства – каждый день, госпожа Норико! – был вынужден слушать, как мама играет на расстроенном инструменте. Вам не кажется, что именно это и послужило причиной моих несчастий?

– Да, возможно, – тихо ответила Норико, не поднимая глаз от тарелки.

– Ну вот! Я же всегда говорил маме, что это ее вина. А она продолжала упрекать меня в отсутствии слуха. Вы не находите, что со мной обращались в высшей степени несправедливо, госпожа Норико?

Норико улыбнулась, но ничего не сказала.

И тут господин Кио, до сих пор тактично остававшийся на заднем плане, решил рассказать один из своих «очень смешных» анекдотов. Если судить по тому, что рассказывала об этом вечере Норико, то он не успел добраться и до середины, когда я вдруг прервал его и, повернувшись к юному Мицуо Сайто, громко спросил у него:

– Господин Курода ведь наверняка говорил с вами обо мне, не так ли?

Мицуо изумленно вскинул на меня глаза и, слегка запинаясь, переспросил:

– Говорил о вас? Я уверен, он часто упоминает вас, но я, к сожалению, не слишком хорошо знаком с ним, а потому мы… – Он не договорил и умоляюще посмотрел на родителей, словно призывая их на помощь.

– Я не сомневаюсь, – решительно поддержал сына доктор Сайто, – что господин Курода всегда вспоминает господина Оно добрыми словами.

– Вряд ли, – сказал я и снова в упор поглядел на Мицуо, – господин Курода такого уж высокого мнения обо мне.

Юноша опять повернулся к родителям, ища помощи, и на этот раз мне ответила госпожа Сайто:

– Как раз напротив! Я совершенно уверена, что он о вас самого высокого мнения, господин Оно.

– Кое-кто, госпожа Сайто, – сказал я, возможно, чересчур громко, – считает, что я, строя свою карьеру, на многих оказывал отрицательное влияние. Настолько отрицательное, что о нем теперь стараются забыть, словно его и не было. И я прекрасно знаю, каково мнение этих людей о моей персоне. Насколько мне известно, господин Курода как раз подобной точки зрения и придерживается.