Меткие стрелки - Теодор Гриц

Родионов нажал на спуск. Красная трасса неторопливо поднялась вверх, и вдруг в темном брюхе самолета вспыхнула белая искра. «Юнкерс» как бы замер на месте, потом качнулся и, оставляя за собой хвост черного дыма, понесся к земле.

От страшного взрыва судорожно дрогнул осенний воздух, дрогнуло голое поле, и над грудой искореженного металла взметнулось высокое пламя.

Винтовочной пулей, кусочком свинца, который весит меньше 10 граммов, Родионов уничтожил громадную быстроходную машину врага. Ему помог охотничий опыт: он стрелял в самолет, как в летящую птицу.

Не думайте, что это легко. Ведь попасть в летящий самолет совсем не то, что в пехотинца, притаившегося на одном месте.

Неопытный стрелок направит свою мушку прямо в самолет и обязательно промахнется. Правда, пуля летит быстро, но все же, чтобы пролететь 500 метров, ей надо потратить восемь десятых секунды. А современный боевой самолет за секунду проходит больше 200 метров. Вот и рассчитайте, насколько же он уйдет от того места, где был в момент выстрела!

Стрелять так — значит без толку тратить патроны. Чтобы попасть, надо целиться не в самый самолет, а в то место, где его еще нет, но где он будет через секунду.

Нелегко угадать тот невидимый перекресток, где летящая пуля встретится с летящей машиной.

Стрелок должен мгновенно определить высоту и скорость самолета, мгновенно сообразить, сколько времени уйдет на полет пули, мгновенно наметить невидимую точку впереди самолета и мгновенно спустить курок.

Целиться прямо в самолет можно только тогда, когда он пикирует на стрелка или уходит после пикирования. А это бывает не так уж часто. Во всех остальных случаях без «упреждения» не попадешь. И чем выше и быстрее летит самолет, тем больше приходится брать упреждение.

Чем выше и быстрее летит самолет, тем больше нужно брать упреждение.

Да, это трудное искусство, и дано оно немногим. И все же в дни Великой Отечественной войны сотни советских бойцов оказались такими же меткими охотниками за воздушным врагом, как Алексей Родионов. Из простой русской «трехлинейки» били они по моторам, по бензобакам, по пилотам, и фашистские самолеты, объятые дымом и пламенем, рушились вниз.

Если по воздушному врагу стреляют, как по летящей птице, то по броневикам, танкеткам и мотоциклам стреляют, как по бегущему зверю. Это тоже не всякий сумеет.

Хорошо, если машина идет прямо на стрелка или прямо от него. Тогда по ней можно бить, как по неподвижной мишени.

Во время боев на западном берегу Немана был такой случай.

Пытаясь задержать наше наступление, фашисты перешли в контратаку. Впереди двигались танки. С ходу открыв огонь, ворвались они на окраину села.

А там — только взвод нашей пехоты. Еще и окопов отрыть не успели. Тут и неробкий человек растеряется.

Достал младший сержант Юрьев из подсумка обойму с бронебойными пулями (у них головки черные) и зарядил винтовку. Ведущая машина ползет прямо на него. Идет, как корабль в море. Из-под широких гусениц взлетают волны жидкой грязи.

Видит уже Юрьев черного бизона, намалеванного на лобовой броне, видит, как поворачивается низкая башня.

Во рту пересохло, сердце бьется звонко и часто, но страха нет, только злость и задор. Прильнул боец щекой к прикладу, выжидает.

Все ближе и ближе бронированная машина.

Сто метров... Девяносто... Восемьдесят... Семьдесят...

Юрьев поймал на мушку смотровую щель и выстрелил.

Танк резко свернул в сторону, как слепой, ткнулся в столетнюю сосну, отскочил и врезался в кирпичный сарай. Густое облако красной пыли поднялось над крышей.

Метким выстрелом Юрьев убил водителя, и танк с черным бизоном, лишенный управления, попал в руки советских бойцов.

Но не всякий раз так везет стрелку. Ведь на войне дороги не заказаны, враг движется в любом направлении: захочет — вправо, захочет — влево, захочет — наискосок.

Под огнем для него шутки плохи: замешкается — погибнет. И самый ленивый увалень, когда над головой посвистывают пули, бежит во всю прыть.

Да вдобавок еще, если местность неровная, то нырнет в ложбину так, что его и не увидишь, то внезапно появится на бугре, чтобы через секунду исчезнуть снова. Вот и попробуй — попади!

Прицелишься прямо в него — промахнешься: пока пуля будет лететь, враг успеет уйти от нее в сторону. Но у хорошего стрелка пуля не опаздывает. Бегущих и едущих он разит быстрее молнии и обязательно с упреждением. Об упреждении он не забывает никогда.

Так чаще всего приходится стрелять по броневикам, автомашинам, мотоциклам, по кавалеристам и перебегающим пехотинцам.

Чем острее угол, под которым движется вражеский мотоциклист, тем меньше упреждение берет стрелок.

Враг приближается к стрелку под острым углом и не особенно скоро — упреждение меньше; враг мчится стремительно под прямым углом — упреждение больше.

По вражеским кавалеристам.

Показался из леса неприятельский кавалерист. Расстояние до него порядочное — метров восемьсот, но он не торопится, едет шагом. Направит стрелок мушку на полторы конские фигуры вперед и свалит всадника на землю.

Появился второй. Этот едет рысью. Тут уж надо целиться на три фигуры вперед. А мчится галопом — и на все шесть.

Конечно, конь бежит быстрее человека, но куда ему до мотоцикла! Тот так промелькнет по дороге, что и заметить не успеешь, а он уже за поворотом исчез.

Но опытный боец всегда настороже. Только услышал шум мотора — приклад в плечо, палец на спуск.

Вот слева, из осиновой рощи, стремительно вырвался отряд неприятельских мотоциклистов. Как свора злых, рычащих гончих, несутся они по проселку, строча из пулеметов. Вихрем клубится пыль. Еще секунда — и стрелять поздно. Но советский боец, прищурив левый глаз, уже мысленно провел прямую линию от переднего мотоцикла и, поймав на мушку правый далекий конец этой линии, спустил курок.

И не спасет врага скорость. Настигнет его пуля нашего бойца. И запрокинется набок быстроходная машина, а колеса еще долго будут вертеться, поднимая желтую пыль.

Как вооружался глаз

Эта битва длится тысячелетиями и не стихает ни на секунду. Силы воюющих не равны. Природа в ярости обрушивается на своего тщедушного противника зноем и холодом, засухами и наводнениями, ураганами, землетрясениями и моровыми поветриями. В ее грандиозном арсенале множество разрушительных средств.

Но человек не сдается. С поразительным мужеством и упорством выбивает он грозного врага из укрепленных рубежей.

Ученые — этот разведывательный отряд человечества — проникают в тайны природы, изучают ее секретное оружие, разгадывают ее смертоубийственные замыслы.

Когда эта схватка начиналась, у человека было лишь оборонительное оружие для того, чтобы защитить свою жизнь. Прежде всего он вооружил руку. Но этого было мало, чтобы перейти в наступление. Без разведки воевать нельзя, а для этого надо было вооружить и другие органы чувств, прежде всего глаз.

Человеческий глаз — сложный и изумительный инструмент. Он воспринимает сто пятьдесят оттенков цвета, днем различает предметы под ничтожным углом зрения, а ночью при совершенно прозрачной атмосфере мог бы увидеть пламя свечи на расстоянии... 27 километров. И все же он далек от совершенства.

Человеческий глаз плохо различает цвета в сумерках и в тумане, становится беспомощным, если имеет дело с мелким и далеким предметом, не воспринимает очень быстрых движений и видит пространство рельефным только на небольшом расстоянии — около 500 метров.

Попытки изобрести оружие для глаз делались уже в глубокой древности.

При раскопке античных городов археологи нашли чечевицы, сделанные из горного хрусталя, берилла и других прозрачных минералов.

В XIII веке были изобретены очки, и шлифование чечевиц стало ремеслом, быстро распространившимся во всех странах.

Мастера, изготовлявшие очки, заметили, что если две или три чечевицы расположить определенным образом, то увеличение получается значительно большее. Такое соединение чечевиц назвали микроскопом.

Первые микроскопы продавали на ярмарках как забавные игрушки и называли их «стеклами для блох и комаров».

Много времени прошло с тех пор, пока наконец привратник городской ратуши Антоний Левенгук не превратил забавные «стекла для блох» в замечательный научный инструмент и не сделал с его помощью величайшее открытие.

В течение двадцати лет он обтачивал и шлифовал линзы и достиг в этом высокого совершенства. Он научился делать мельчайшие стекла размером меньше 1/8 дюйма. Они показывали ему предметы в сказочно огромном и ясном виде. Волосок под микроскопом превращался в ствол дерева, жало блохи — в копье, чешуйка кожи — в панцырь воина.