Чаровница из Беккена (СИ) - Рияко Олеся "L.Ree"

Но я не отстранилась; мне было искренне жаль ее и я даже на миг не смела прервать историю, что получала наконец целиком, пусть и из ее уст. Внутри меня все клокотало, точно вулкан. Все слова Луциана, все его поступки постепенно начинали обретать форму и вставать на свои места.

— Ох, Либи, что толку от вечной жизни, если ее нельзя разделить с любимыми… Порой, я думаю, — голос королевы вновь понизился до тревожного шепота, — что если бы дракон убил их всех, то мне было бы легче. Идриэль, Алура и даже Наринэль, мой сенешаль — все они из дома Манамат, пусть и не каждый был свидетелем кровавой расправы в Ильсуре. Напоминают мне о том, что все мы навсегда потеряли и мучаются сами. Что я потеряла! Фариен, если бы он только не погиб тогда, а спасся в числе того десятка, что оставил в живых этот выродок, я бы смогла с этим справиться. Но его нет, есть лишь они.

Мы почти завершили круг по озеру, приблизившись к Идриэль и ее спутнице, но разговор по всей видимости, был еще не окончен — королева эльфов развернулась и направила наше движение в обратную сторону. Прошептала мне на ухо горячо, безумно:

— Я знаю, все случилось не просто так. Ни один эльф бы себе такого не позволил! Каждый бы лучше умер сам, чем поднял руку на кого-то из нас! Да… Банагор увидел что-то в адане, должно быть ту человеческую гниль, что была у него внутри и от того заставил выбирать именно его… И адан выбрал. Малодушно решил оставить в живых своих отца и мать, и в качестве оставшихся взял совсем юных детей Манамат, поровну мальчиков и девочек… ты ведь понимаешь, что он не имел на то никакого права! Видишь, насколько он был слаб? — Внезапно Феовель рассмеялась. — А ведь у колдуна Натаниэля было куда больше мужества, чем у его сына. Он предложил себя в качестве первой жертвы, отказался остаться в числе спасенных. Вот, должно быть, радости было дракону, наблюдать за таким представлением! Как бы там ни было, адану не удалось отговорить отца, и он сам того не зная, замкнул круг своего колдовского перерождения, убив своего магистра- наставника. Идриэль сошла с ума, видя, как собственный сын убивает любовь всей ее жизни… нет, хорошо все же, что мои Фариен и милый Отарэль погибли на стенах. Я бы не вынесла знать… Говорят, в исступлении от горя Идриэль ослепила себя сама.

— А что же было потом? — Я подала голос, едва почувствовала, что молчаливое раздумье Феовель начало затягиваться. Мое лицо было влажным от слез, руки дрожали — теперь мне непременно нужно было знать всю историю до самого конца! Женщина посмотрела на меня, точно впервые видела:

— Потом? Ах, потом… дракон отпустил их. Одиннадцать своих пленников, что остались в живых после кровавой ночи, полнившейся криками тех, кого Луциан вскрывал живьем на потеху этому кровавому ничтожеству. Всем известно, что драконы держат данное слово. За ту то ночь адан и успел поседеть, да к тому же говорят, потерял дар речи. А когда вышел за ворота с остатками своего дома, пытался вскрыть себе горло тем самым ножом, что подарил ему Банагор. Уверена, даже и то было трусостью с его стороны! Вот только не успел — амадеум Луциана начал перерождение от той силы, что он напитался, убивая кровь от своей крови… Адан не приходил в себя еще долго после того, как его доставили в Алдуин. Знаешь, — сказала эльфийка с чувством, — я бы довершила начатое им. Я бы добилась его смерти, если бы не Кадарин. Ты верно не слышала, но его жена и сын также погибла при Ильсуре. Видя, что он принял убийцу возлюбленной в свой дом. И даже назвал своим сыном… Я просто не смогла. Все время думала, каково это будет, после всего отнять у Кадарина еще и этого ребенка.

— Почему же вы не отомстили Банагору? — Мучавший меня вопрос, я едва ли не выкрикнула ей в лицо.

Феовель остановилась и развернула меня к себе лицом.

— Отомстить? — Спросила она, глядя мне прямо в глаза. — Ты хочешь спросить, почему остальные пять эльфийских домов не подняли армии? Не прошли через людские земли, отнятые у нас множество человеческих лет назад? Почему не отправили своих детей погибать под стенами драконьего замка на чужой земле?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эльфийка сощурилась и посмотрела на меня так, будто я нарочно сказала какую-то несусветную глупость.

— Неужели ты все еще не поняла… — Сказала она обескураженно и даже отступила от меня на шаг, словно не могла поверить в то, что спустя все сказанное, мне еще нужно было что-то объяснять. — Для нас нет ничего ценнее наших детей, но нельзя менять жизнь одного на жизнь другого вот так. Как оценить, кто достоин остаться под звездами и лунным ликом Лантишан, а кто нет? Для вас людей все проще; вы больше всех жалеете детей, затем женщин, стариков и только после того мужчин. Для вас их смерти в войнах — это данность, не вызывающая удивления. У нас же, живущих бесконечно долго, одинаково ценен будет ребенок и тот, кто прожил уже множество сезонов, женщина и мужчина, потому что оба они для кого-то из нас братья, сестры, возлюбленные, те кто могут стать воинами или поэтами — мы неделимы в своем большинстве. Мы семья. И даже старшая и младшая кровь не играла бы роли, если б выбор пал кому жить, мне или, например, Кадарину. Для богини Лантишан мы все прежде всего ее дети. Ради всех нас она вырвала из груди часть сердца и создала филиамэль, а не только для тех, кто богаче, старше или талантливее. Мы привыкли защищаться, но не нападать, этого нет в нашей сути. Это вы люди признанные мастера убийств и кровавых расправ. Братья, возлюбленные, собственные потомки… Пожалуй, в некотором роде даже драконам есть чему у вас поучиться. — Достаточно резко закончила она и сложила руки на груди, ожидая, что я стану спорить.

Но я не видела в том смысла. Теперь мне все было ясно. В этот самый момент я совершенно точно расставила все по местам и ярко видела настоящее и то, что для меня пытались выдать за таковое.

Как бы они не были на нас похожи, эльфов нельзя было понять, меряя мир человеческими чувствами и моралью — они были другими и думали совершенно иначе. Так же и Феовель никогда не сможет принять моего стремления найти покой и счастье, обрести настоящую любовь. Найти себя в конце концов, а не стать зачарованным источником… колодцем из которого смогут черпать все того достойные. У них для этих целей есть Филиамэль Лаигишан! Обойдутся уж как-нибудь и без меня…

Беда Луциана состояла в том, что будучи воспитанным эльфами, он все же был человеком. Два этих совершенно противоречивых мира, слившихся в нем, делали его чужим для эльфов, для людей и даже для человеческих колдунов. Но сколько же горя выпало на его долю из-за выбора, который сделала его человеческая душа…

Я смотрела в большие зеленые глаза винитарэль и не могла сдержать слез. Да как же можно было Луциану одному вытерпеть такое! Принять нелегкий выбор, совершить страшное… действительно ужасное убийство не одного, а десятков соплеменников. По воле жестокого дракона убить даже собственного отца! Стать причиной помешательства любимой матери, которая с тех пор знать его не хочет… Думать при этом, что поступаешь правильно, спасая хоть кого-то из родного дома и в итоге все равно стать изгоем, клейменным убийцей, без права на помилование в глазах тех, кто должен был принять и простить. Утешить, унять боль…

Один, совершенно один. Незаслуженно лишенный права на счастье и достойную жизнь. Даже на достойную смерть! Что же двигало Луцианом, что заставляло его вставать по утрам? Должно быть то, что было доступно ему, как человеку.

Жажда мести.

Словно прочтя мои мысли Феовель смягчилась и будто желая успокоить провела прохладной ладонью по моему плечу. Сказала, озвучив тяжелую мысль, что только лишь начала формироваться в моей голове:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Какая же ты глупая, Лобелия. Он не любит тебя, нет. Единственное чувство, живущее в черном сердце адана — это жажда мести. Подумай хорошенько и ты поймешь — лучше тебя приманки для дракона было и не придумать! И вот он, твой ненаглядный Луциан, получил все, что хотел: выманил Банагора из неприступного логова, заставил его воевать на своей территории, а приведя тебя ко мне еще и получил поддержку эльфов, чего бы никогда и ни за что не сделал для него ни один дом. АХ, ДИТЯ мое! От тебя даже в сущности ничего не скрывали — ты же слышала, как я отправила с ним два десятка отборных надмитарэль. Наши лучники не промахиваются вовсе и каждый в бою стоит целого отряда ваших, человеческих. — С гордостью добавила она. — Но не печалься. Пойми же наконец, что я на твоей стороне! Все случилось как нельзя лучше для тебя. Милая Либи, здесь ты будешь в полной безопасности и больше не узнаешь горя или предательства. Подумай, наконец. Мой дом готов предложить тебе высочайшее покровительство всего лишь в обмен на то, что ты будешь и дальше следовать пути, что избрал для тебя Эвандоэле. Разве не этого хочет твое сердце? Покоя, места в мире, которое ты сможешь наконец назвать своим домом?