ВДВ. С неба — в бой - Михаил Скрынников

Праздничные дни прошли быстро, начались рабочие будни боевой подготовки. С утра до обеда занятия и занятия. Этот процесс происходил автоматически. Плюс ко всему мы, лейтенанты, часто оставались ответственными в подразделении. Не потому что были молодые и холостые. К этому нас подталкивало безденежье, и мы добровольно подменяли женатых офицеров. К сожалению, мы еще не научились правильно распоряжаться деньгами, они у нас быстро заканчивались, по крайней мере у меня. В солдатской столовой всегда накрывали стол для дежурных и ответственных по подразделению. Правда, нас старшина приглашал вместе с ротой в столовую, но это на халяву, а когда ты ответственный, это уже совсем другое дело. Позднее в столовой военторга покупали талоны на питание, но и это не помогало. В субботу уговаривали буфетчицу принять обратно несколько талонов, а выдать наличными. Хотелось, когда выдавалось свободное время, сходить в кино, съесть мороженое. Мы были еще очень молоды, всего лишь взрослые дети, нам хотелось чего-то вкусненького, поэтому в столовой женщины шли навстречу. Ведь у многих из них сыновья тоже где-то служили. Денежным подспорьем для нас были парашютные прыжки, за них платили деньги, часто удавалось совершить и по два прыжка. По тем временам для лейтенанта это был неплохой денежный довесок. Я лейтенантом получал сто сорок рублей, и без должного жизненного опыта трудно холостяку их растянуть от получки до получки. Как-то утром в ожидании, пока солдаты построятся около дневального, увидел написанное красными чернилами объявление: «Завтра состоится отчетно-выборное комсомольское собрание роты». На следующий день комсомольцы единогласно избирают меня своим вожаком. Для офицера-политработника такое доверие солдат большой плюс, а мне, командиру взвода разведки, лишняя головная боль. Необходимо ежемесячно готовить собрание, вести протокол. Собирать членские взносы у комсомольцев и своевременно их сдавать в финансовую часть. Если действительно вести общественную работу, то времени она отнимает достаточно много. Плохо работать нельзя. Разведчики на виду у штаба дивизии. А есть еще и любимый личный состав, с которым надо ежедневно проводить занятия, а чтобы провести занятие, надо подготовить конспект. Не дай бог, во время проверки у командира взвода не будет по теме конспекта. На совещаниях склонять будут. И сразу вспоминаешь конспекты, которые мы по глупости жгли на костре в училище. Секретарем комсомольской организации роты я трудился около двух лет.

Помню, в первых числах декабря в роте среди наших старших товарищей прошел слух о том, что в ближайший вторник офицеры-политработники будут проверять готовность руководителей групп к проведению политических занятий. Откуда такая информация, поинтересовались мы. «От друзей из политотдела», — сказал замполит. Ротный предупредил, чтобы к занятиям готовились основательно и на совещании в штабе дивизии потом не пришлось краснеть.

В понедельник до обеда занимались разведывательной подготовкой в районе кишлака Акпиляль. Там резко пересеченная местность, есть небольшие посадки. Место для игры в разведчиков вполне подходящее. На таких занятиях, чтобы они интереснее и поучительнее проходили, мы заранее обговаривали тактическую обстановку: кто ведет разведку, а кто организует засаду, и наоборот. Обстановка в зависимости от темы занятий. В ходе занятий отдаляешься от города километров на шесть-восемь. И чтобы не опоздать на обед, приходилось совершать марш-броски. Конечно, в расположение возвращались взмыленными.

Вечером Пидник в канцелярии роты напомнил нам о завтрашнем дне и о проверке политзанятий. На следующее утро я был ответственным в роте. Прибыл за несколько минут до общего подъема. Дежурный доложил, что в роте все в порядке. После подъема солдаты стали готовить классы, в которых будут проводиться политзанятия. Потихоньку стали подтягиваться и остальные офицеры. Чувство ответственности обязывало явиться сегодня раньше.

Вдруг к телефону пригласили ротного. После разговора комроты сказал: «К нам в гости придет секретарь партийной комиссии дивизии подполковник Харахашьян». Видеть-го его мы видели, но что он за человек, не знали. «Чередник, — сказал Харахашьян, — понимающий офицер, что нужно, подскажет». Тема политических занятий была семинарская, а сегодня лекция. То есть два часа надо было о чем-то говорить, да еще в присутствии проверяющего. Для подготовки к занятиям, как правило, использовали учебник «На страже Родины», журнал «Коммунист Вооруженных сил», окружную газету «Фрунзевец», а также сообщения по радио и телевидению. За взводом был закреплен класс разведывательной подготовки. В нем я всегда проводил занятия, в том числе и политические. Класс был первой аудиторией на пути движения начальника из штаба дивизии в роту. Они могли сначала зайти в класс, а затем в роту. Так оно и случилось. Представитель политотдела зашел во взвод. Я по звонку занятие не начинал, ждал прихода Харахашьяна, а то, не дай бог, выдохнусь на первом часе и потом думай, чем дальше солдат тешить. В армии говорят: чем отличается командир взвода от профессора? Тем, что профессор знает много, но преподает одну дисциплину, а командир взвода знает мало, но своих солдат должен учить всему. Я подал команду и доложил подполковнику, что провожу политзанятия по такой-то теме. Он сел на свободное место за последний стол. Сначала немного разволновался, аж вспотел, потом намотал нервы на кулак и начал лекцию. Читал медленно, чтобы солдаты успевали записывать. Делал отступления, пользовался политической картой мира. Видно, получилось все хорошо, потому что проверяющий поднялся и стал прохаживаться между столами, смотреть конспекты у солдат. Иногда задавал вопросы, и разведчики на них отвечали. Затем он обратился ко мне, спросил, как долго я служу в Фергане. «Да всего три месяца». — «И как тебе Фергана?» Рассказал все, что знал о городе, о республике.

В это время в учебном корпусе послышалась команда окончить первый час занятий. Чувствую, проверяющий доволен организацией занятия и моей болтологией. Выходя из класса, сказал: «Лейтенант, продолжай в том же духе», — и направился в роту. Позднее, на служебном совещании, инспекционный вояж политработников в подразделения был разрекламирован как нечто сенсационное в их работе. Среди отмеченных назвали разведчиков, взвод связи, Агузарова и мой разведывательный взвод. О том, как нас хвалили в верхах, рассказывал ротный, который всегда присутствовал на подобных совещаниях. Это был мой первый плюс в офицерской карьере.

На следующее утро мы всей ротой выходили на стрельбище, но разведчики шли каждый своим маршрутом. По пути отрабатывали вопросы разведывательной подготовки. Всеми действиями разведывательных органов руководил Чередник. Поскольку он, как первый заместитель, отвечал за боевую подготовку роты, ему нравилось накручивать сложную тактическую обстановку, которая вынуждала как бы стравливать разведгруппы между собой. Местность — огромное пространство, резкопересеченное, простиралось на десятки километров. Нам завидовали европейские дивизии, у которых полигоны были ограничены сельскохозяйственными угодьями. Холостых маршей разведчики на стрельбище и обратно не совершали, имели место разведывательная подготовка или марш-бросок. Пока разведчики воевали друг с другом, ротный готовил стрельбище, чтобы после небольшого перекура приступить к выполнению учебных стрельб. Стрельбище только совершенствовалось в соответствии с новым курсом стрельб, и на первых порах нужно было пораньше приезжать, чтобы все подготовить вовремя. Из-за отсутствия своей подстанции и с электричеством часто возникали проблемы. Часа через три разведчики прибыли на стрельбище. Ротный без нас уже «соскучился» и с нетерпением ждал нашего прибытия. Стрельбища по отношению к Фергане было выше метров на триста. Поэтому он высматривал нас, но мы всегда появлялись неожиданно и совсем с другой стороны. Честно говоря, офицеры его недолюбливали. Был он всегда хмурым, чем-то недовольным. С ним особо и разговаривать не хотелось. В разведку пришел с должности командира парашютно-десантной роты. Петряков был более коммуникабельным офицером, но у нас командиров не выбирают, а назначают или присылают сверху.