Том 24. Куда исчезла Чарити - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уж пожалуйста, — прочувствованно попросил я. — То есть я хотел сказать, лучше уж скажите, чем снова давить на тормоза, ладно?
— Бедненький Рики-Тики! Сильно ударился головкой? — Фрида медленно повернула голову, посмотрела на меня и громко зевнула. — В следующий раз я сорву с себя юбку, выскочу из машины и заору, что меня насилуют!
— Да кто тебе поверит! Ты на себя-то посмотри! — хрипло рассмеялся я.
Серо-зеленые глаза ярко сверкнули.
— А что вас заставляет думать, что у меня под юбкой что-то надето?
Мы с ревом рванули с обочины, словно космический корабль со стартовой площадки, и, когда на всей скорости влились в поток машин, где-то позади снова раздался надрывный скрип тормозов. Оставалось только надеяться, что это не был тот же самый парень, что в первый раз. Через пятнадцать минут я припарковался перед новым многоэтажным зданием с приятным чувством выполненного долга. Всю дорогу Фрида вела себя мирно: тихонько мурлыкала что-то себе под нос и указывала направление. Нам пришлось очень долго простоять перед светофором, но Фрида даже не сделала попытки расстегнуть «молнию» на юбке.
Она провела меня через вестибюль к лифту. Через несколько секунд дверцы лифта раздвинулись, и оттуда вышла толстая, вульгарно разодетая женщина. Бросив взгляд на Фриду, она недоуменно пожала плечами. Я заметил, что серо-зеленые глаза неожиданно сверкнули в ответ, и преисполнился сочувствия к ничего не подозревающей толстухе, но было слишком поздно.
— Пардон, — обратилась к ней Фрида с видом примерной ученицы, — Барни Глутинос на десятом или на одиннадцатом этаже?
— Прошу прощения? — Выщипанные брови толстухи приподнялись чуть ли не на четверть дюйма. — Кто, я не расслышала?
— Глутинос. — Фрида заговорщически подмигнула ей. — Вы же его наверняка знаете, милочка. Он специалист по абортам.
Лицо женщины застыло, и по четырем слоям густо наложенной косметики пошли трещины.
— Боюсь, я понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала она ледяным тоном.
— Неужели? — Фрида по меньшей мере пять секунд пристально смотрела на заплывшую жиром талию дамы, потом снова понимающе подмигнула. — Я поняла, душечка. Вы в конце концов решили оставить ребеночка?
Я шагнул в лифт и забился в уголок: Фрида нажала на кнопку с цифрой «10». Дверцы лифта закрылись, скрывая от нас остекленевший взгляд женщины и ее искаженное ужасом лицо. Фрида беззвучно насвистывала какой-то мотивчик с довольной улыбочкой на лице, словно кошка, которая добралась до сливок. Когда лифт доставил нас на десятый этаж, она вышла первой и двинулась по застланному толстой ковровой дорожкой коридору. Когда я ее догнал, она уже нажимала на звонок.
— Вы полагаете, нас ждут? — с невинным видом спросила она.
— Этот Джордан что же, ясновидящий? — огрызнулся я.
— Значит, возможно, у него вечеринка? — Фрида надавила на дверь кончиками пальцев, и она широко распахнулась. — Не хотите ли поменяться со мной одеждой? — Она бросила на меня вопросительный взгляд: глаза ее были широко распахнуты и излучали невинность. — Я хочу сказать, если у Клайва вечеринка, то вы будете чувствовать себя таким одиноким и неприкаянным…
— Нажмите на звонок! — рявкнул я. — Мы же не хотим напугать его до полусмерти, верно?
— Говорите за себя! — огрызнулась она и вошла в квартиру.
Я последовал за ней. А что еще мне оставалось делать, черт возьми?! Фрида резко остановилась посреди гостиной, да так неожиданно, что я чуть было не наскочил на нее.
— Включайте габаритные огни, — буркнул я.
— Рик? — сказала она каким-то чужим голосом. — Я ведь сильно нализалась, правда?
— Пожалуй, — согласился я. — Но с девушкой такой, как вы, разве можно быть хоть в чем-то уверенным?
— Наверняка я нагрузилась под самую завязку, — напряженно прошептала Фрида. — Или, может быть, это какое-то психоделическое похмелье? То есть я хочу сказать, вы ведь не видите того, что мне мерещится, верно?
— Где? — занервничал я.
— За кушеткой. — Ее голос повысился на октаву. — На полу!
Кушетка представляла собой какую-то нелепую лежанку на высоких ножках, покрытую шелковым покрывалом с чередующимися широкими полосами черного, оранжевого и алого цвета. Я мысленно отметил, что за ней что-то лежит, потом почему-то отбросил эту мысль. Это же смешно! Какой дурак захочет лежать лицом вниз на ковре за кушеткой, совершенно обнаженным, да еще с пистолетом в правой руке? Я автоматически добавил мысленно, что его правый висок представляет собой кровавое, обожженное порохом месиво.
— Хотелось бы мне, чтобы мне это померещилось! — прошептала Фрида. — Это ведь Клайв Джордан, и он мертв, верно?
— Думаю, да, — сказал я. — Похоже на самоубийство.
Слабое мяуканье напугало меня так, что я постарел сразу на десять лет. Маленький черный котенок с большим белым бантом вокруг шеи появился из-под кушетки и осторожно направился к нам. Фрида наклонилась, взяла его на руки и начала нежно гладить по голове.
— Тише, тише, — приговаривала она ласково. — Тебе больше нечего бояться, котеночек! Ты тут был совсем один и… Рик!
— Угу! — Мне потребовалось сделать усилие над собой, чтобы прекратить пялиться на тело, лежащее на полу, и вместо этого посмотреть на Фриду.
— Смотрите!
Она протянула мне котенка, и мне понадобилось добрых пять секунд, чтобы понять, о чем это она, черт бы ее побрал! По большому белому банту, завязанному вокруг шеи котенка, шла надпись. Я чуть было не свернул себе шею, стараясь ее прочесть. И тут я почему-то от души пожалел, что ввязался во все это. Надпись была незатейлива. Она гласила:
«На память капризному мальчику. С любовью. Леонард».
Глава 3
— Я, черт возьми, хочу убраться отсюда поскорее! — сказала Фрида тихо, но решительно.
— Ладно, — ответил я ей, — через минуту.
— Я не хочу иметь к этому никакого отношения! — Когда она пристально посмотрела на меня, ее серо-зеленые глаза стали огромными. — Давайте уйдем отсюда!
— Сейчас, — сказал я, опустившись на колени рядом с телом.
Тело было еще теплым, не окоченевшим — все говорило за то, что Джордан явно был мертв всего несколько часов. Под запекшейся кровью, месивом, вылившимся из пулевого отверстия в виске, кусочками раздробленной кости вперемежку с хрящом и каким-то желеобразным веществом я рассмотрел грязноватый налет черного пороха, прилипшего к опаленным волосам вокруг раны. Если не считать этого, на теле больше никаких повреждений не было. Я поднялся с колен и решил произвести беглый осмотр квартиры. Спальня как спальня. Рубашка, галстук, нательное белье и носки были аккуратно разложены поверх покрывала на кровати. Вешалка с костюмом висела на ручке встроенного шкафа. В бумажнике, лежащем на бюро, не оказалось ничего особенного; наличность — двадцать пять долларов. В ванной комнате пол под душем был еще влажным. Кухня — без единого пятнышка, словно никто не заглядывал туда вот уже целую неделю. Если Джордан оставил записку перед самоубийством, то она наверняка должна была лежать на видном месте.
Когда я вернулся в гостиную, Фрида заметно дрожала. Котенок уютно устроился у нее на руках и довольно мурлыкал.
— Теперь мы можем уйти? — спросила она прерывающимся голосом.
— Думаю, сначала нужно позвонить в полицию, — сказал я.
— Только без шума! — Фрида упрямо сложила губы. — Клайву теперь все равно, а я не хочу иметь к этому никакого отношения!
— Поэтому можешь валить отсюда, а я вызову полицию.
— Мы уйдем вместе. Ты нужен нам с котеночком.
— С котеночком?
— Ну не можем же мы его оставить здесь?! — Фрида прижала котенка к лицу и потерлась щекой о его мех. — Нельзя оставлять его здесь одного! Он может умереть с голоду или получит тяжелую психическую травму.
— Он? — переспросил я с сомнением.
— Он, — уверенно кивнула она.
Окончательно все взвесив, я решил, что и сам не хочу связываться с полицией. По крайней мере, до того, как основательно потолкую с Леонардом Ридом. Я припомнил все предметы, до которых фотографировался, и решил, что беспокоиться не о чем. Бумажник оказался слегка засаленным, и, по всей вероятности, отпечатки пальцев Джордана были на всей его поверхности, поэтому у полиции нет никаких шансов отыскать среди них свежий отпечаток пальцев Холмана.
— Порядок, — сказал я Фриде. — Как назовем котенка?
— Леонард, — тут же нашлась она. — В честь его папочки.
Выходя из высотного здания, мы не встретили никого, и это было уже кое-что. У меня возникло мерзкое опасение, что та разодетая толстуха, которую мы встретили у лифта, наверняка вспомнит нас, если ее об этом спросят. По пути к моему дому на Беверли-Хиллз, маленькому символу моего общественного положения, Фрида нянчилась с котенком и воркующим голоском разговаривала с ним, полностью игнорируя меня. Через пять минут после того, как мы вошли в дом, все было организовано: Леонард лакал молоко из блюдечка, мы с Фридой сидели на диване и пили, соответственно, бурбон со льдом и мартини.