Шотландия и Англия в первой половине XV в.: высокая политика и региональные амбиции - Сергей Валерьевич Игнатьев

«Вечный мир», таким образом, не был заключен, а требования разрыва союзных отношений с Францией не нашли отражение в рамках этого договора. Несмотря на включенный в текст договора пункт относительно запрета на военную помощь французскому дофину, принц Джеймс, по словам хрониста Боуэра, прямо заявил, что, хотя он и не будет лично отправлять шотландцев на континент, тем не менее, Джеймс не станет препятствовать тем, кто пожелает туда поехать[396]. Кроме того, те из его соотечественников, кто уже воевал во Франции против англичан, по его мнению, были свободны от соблюдения Дарэмского договора[397].

Напомним, что Дарэмский договор был заключен уже после битвы при Боже (1421) и Краванте (1423) и сформулированные в нем положения не касались последнего шотландского пополнения дофину Карлу во главе с Арчибальдом Дугласом, четвертым графом Дугласом[398], отплывшим во Францию больше чем за месяц до его подписания.

Наконец, договор от 28 марта 1424 года окончательно определил список шотландцев, которые должны были выступать в качестве заложников. Несмотря на то, что, как уже говорилось, их число увеличилось с 21 до 26 человек, исключенные из него графы, во многом понижали его совокупный политический вес. Оставшиеся в этом реестре графы Кроуфорд и Мори не являлись значимыми фигурами в шотландской политике.

Освобождение принца было тесным образом связано с политической ситуацией внутри самой Англии и борьбой в ее правящих кругах. Перевес в борьбе за лидерство в регентском совете при малолетнем Генрихе VI между другом детства принца Джеймса — герцогом Глостером и семейством Бофортов оказался на стороне Глостера, облегчив, тем самым, освобождение Джеймса Стюарта из английского плена.

Но не только то обстоятельство, что в период переговоров об освобождении принца в 1423 г. именно Хамфри Глостер возглавлял регентский совет, как представляется, помогло Джеймсу вернуться на родину. Сказались и английские общегосударственные соображения. Для страны, увязшей в войне с Францией и постоянно нуждавшейся для ее проведения в деньгах, было важно не только обеспечить спокойствие на границе, но и получить деньги на континентальную войну. В некотором роде, гарантом выполнения этих условий должен был служить брак с близкой родственницей правящего королевского рода, английское воспитание Джеймса и знатные шотландские заложники.

В известной мере расчеты англичан себя оправдали. До 1428 г. со страниц хроник практически исчезает не только вопрос о шотландском корпусе во Франции, но и упоминания столкновений на англо-шотландской границе, столь частые прежде. Впрочем, возможно, их заслонили собой достаточно бурные события в каждом из королевств; на континенте продолжалась Столетняя война.

Однако оставались два момента, осложнявших отношения Англии и Шотландии во второй половине 1420-х годов. Во-первых, возникли проблемы с выплатой выкупа за Джеймса. Только незначительная часть денег (что-то около 700 марок) из 30.000 фунтов, собранных для этой цели в Шотландии в виде чрезвычайного налога, ушла в Англию. Оставшаяся сумма была использована королем для внутренних нужд[399]. Во-вторых, вызывало озабоченность англичан соблюдение условий англо-шотландского договора, определившего семилетний мир на Пограничье в части, касавшейся непредоставления военной помощи французским союзникам.

Новый шотландский король полностью сосредоточил свое внимание на внутриполитических вопросах. Вернувшись в Шотландию, как передает Пласкарден, «очень недовольным и спешащим»[400], 26 мая 1424 г., уже через пять дней после своей коронации, на первом же заседании парламента продемонстрировал своим поданным, что у него есть свое четкое представление о методах управления государством. Король заявил: «Не будет ни одного места в моем королевстве, от которого бы у меня не было ключа»[401], ясно давая всем понять серьезность своих намерений.

Такое понимание власти короны у нового короля могло сложиться только под влиянием его английского опыта. Пребывание Джеймса в плену совпало с весьма яркими и важными политическими событиями эпохи правления Генриха IV и Генриха V. Особенно поучительными для будущего царствования Джеймса был, можно полагать, опыт подавления могущественной северо-английской знати и шаги Генриха IV по укреплению основ династии.

Дальнейшие политические шаги шотландского короля также преломляли, в той или иной мере, английские порядки, усвоенные королем за годы плена. С первых своих шагов король Джеймс отступил от политики своих предшественников, которые предпочитали маневрировать между соперничающими группировками знати. Об этом свидетельствуют изданные Джеймсом законы о наказании виновных в мятежах и за измену королю в период его английского плена[402], а также введение закона о запрете вооруженных дружин[403], неудачное в 1424 г., но достигшее успеха в 1428 г.[404] Король неоднократно прибегал к арестам и конфискациям в отношении лордов, нарушавших этот закон[405].

Решение Джеймса пойти на открытое обострение отношений с крупными лордами, вероятно, были связаны с его наблюдениям политической ситуации в Англии в период 1406–1423 гг. В эти годы политический авторитет знати был существенно ограничен, что положительно сказалось на укреплении позиций английской короны. Подобно английским королям, Джеймс I спешил нейтрализовать ближайших родственников и наиболее влиятельные кланы.

После гибели в августе 1424 г. в сражении при Вернее двух видных шотландских лордов: Арчибальда Дугласа, четвертого графа Дугласа и брата герцога Мердока Джона Стюарта, графа Бачена — лордов, пользовавшегося большим влиянием в Шотландии, у короля Джеймса, как полагает не без основания Дж. Маккинон, «были развязаны руки в делах с шотландскими принцами»[406]. Погибший граф Дуглас был близким соратником первого регента Олбани и пользовался популярностью в среде шотландской знати. Граф Бачен являлся на тот момент единственным представителем дома Олбани, обладавшим внушительным опытом в военных и политических делах, а, кроме того, поддерживавшим тесные отношения с французским двором.

Общеизвестным является тот факт, что, опираясь на парламент, английские короли достигали очевидных успехов в борьбе с сепаратистки настроенной местной знатью. Джеймс, несомненно, был осведомлен об успехах английской короны. Похоже, шотландский король тоже стремился сделать ставку на помощь парламента, рассчитывая при его поддержке осуществить реформы административной и судебной системы Шотландии. Джеймс видел, как Ланкастеры опираются на английский парламент и, думается, был готов следовать этому примеру. Едва ли случайно то, что важным направлением политики Джеймса I явились его взаимоотношения с шотландским парламентом. Очевидно, король возлагал большие надежды на помощь и поддержку со стороны сословий. Первый год его царствования, по словам Р. Таннера, «казался годом новых изменений в шотландской парламентской истории»[407] и, действительно, среднее дворянство, похоже, рассчитывало на то, что король смягчит политику «баронских интересов», которой придерживался Олбани, и даст рыцарству возможность упрочить свои политические позиции и влияние в стране.

20 марта 1425 г. в начале парламентской