Цунами - Николай Задорнов

Пришел еще один посыльный. Приехал Кога Кинидзиро, ученый из Высшего Управления Наук, родственник, ставленник и единомышленник Хаяси – главы «американской» партии.

Кога не так давно написал книгу «Повесть о варварах», о скитаниях японцев-рыбаков, унесенных морским ветром, которые долго прожили потом среди русских варваров. Хотя сам Кога не видал русских до встречи с Путятиным в Нагасаки, но он и прежде этого считался авторитетным знатоком России. Также приехал Мурагаки Авадзи но ками. Но еще не было главного мецке, официального шпиона, как называли русские, или цензора, как называли американцы. А без цензора запрещено разговаривать с иностранцами. Он, видимо, нарочно запаздывал.

Саэмон но джо послал старику Тсутсую поздравительное письмо по случаю прибытия.

Шел мелкий дождь, и послы со своими приближенными после завтрака двинулись со всех сторон к храму Тонсэнди на заседание. По камням и глине стучали деревянные подошвы вооруженных самураев, а также носильщиков, тащивших на плечах каго с послами. В узких улицах между ветвей с апельсинами плыли сплошные потоки мокрых зонтиков.

– Матсумото Чуробэ еще не прибыл, и мы ничего не можем решить без него, – объявил Старик, когда все расселись после взаимных поздравлений и поклонов. – Но мы все-таки предварительно поговорим как следует и обсудим положение. Все это нам поможет подумать, как лучше действовать.

– Да, это совершенно верно, – подтвердил Исава Мимасаку но ками, губернатор города Урага, где долго были американцы.

Его подпись, ниже подписи Хаяси, в числе других стоит на трактате, заключенном с Америкой в Канагава. Он не включен канцлером Абэ в делегацию, он обязан присутствовать при переговорах с русскими для дополнительного контроля над сторонниками дружбы с Россией и скорейшего заключения договора с Путятиным. Он будет при делегации, для этого назначен одним из губернаторов города Симода, как уже имеющий практику общения с американцами, для которых порт открывается.

Князь Исава Мимасаку прибыл вчера позже всех и, наверно, всю дорогу ехал в каго, полагая, что неприлично в его положении ходить пешком, хотя он еще молод, ловок и подвижен, как американец.

Решили заслушать Накамура Тамея, который ежедневно бывал на русском корабле.

Накамура уверял, что русские все узнают, что делается в городе. У них есть человек, который хорошо говорит по-японски, может быть, это бежавший японец.

Исава сказал, что следует его захватить или потребовать выдачи.

– Гошкевич тоже стал хорошо говорить по-японски, – продолжал Накамура, не обратив внимания на предложение Исава. – Они знают, что Саэмон но джо здесь, и хотят скорей начать дела. Посьет приходил на берег и все узнавал, почему мы не начинаем совещания.

Накамура уверял его, что нет еще Чуробэ, без которого ничего нельзя начать.

Бывший губернатор из города Урага Исава Мимасаку но ками сказал, что он хотел бы с русскими объясняться более твердо и решительно, чем это делалось до сих пор. Его поддержал другой губернатор, Симода. Ученый Кога молчал. Кавадзи полагал, что бы все они тут ни говорили и какие бы планы действий ни составляли, а лишь ему одному придется проводить переговоры с Путятиным. Ключ лежал у него в кармане, и вся тяжесть дела была на его плечах. Поэтому, кинув скрытую насмешку противникам, он не стал вмешиваться в их споры. Ему хотелось махнуть рукой и отвернуться от этих жалких князей – поклонников Америки, как это делали по своему обычаю русские, когда им что-нибудь окончательно не нравилось.

Мурагаки Авадзи но ками доложил о своей поездке на Сахалин. Он начал не с того, что видел там, а с того, что ему пришлось слышать в детстве от своего отца и от деда, которые в свое время служили князю на острове Матсмай и кое-что слышали об айнах на Сахалине. Теперь матсмайскому князю велено считать себя хозяином северных рыбалок.

От шпионов Кавадзи знал секреты всех послов. По пути из Эдо сюда Мурагаки, например, был встречен на одной из станций богатыми купцами, у которых теперь денег и риса больше, чем у князей. Особенно денег. Мурагаки ведет с ними обширную торговлю. Купцы пригласили его на веселый праздник, и он получил дорогие подарки.

По сути дела, Мурагаки сам торговец. Он отличный хозяин, и на его плечах лежат все денежные и материальные дела посольства. Мурагаки хлопочет, чтобы получить семейные цвета владетельных князей для украшения храма, где будет происходить прием русского посольства. Мурагаки сказал, сколько и какой рыбы, снеди и приправ потребуется для парадных обедов. И сколько мяса надо отправить на русский корабль для офицеров. А морские солдаты едят там кашу – невкусную размазню из риса, разваривая его очень сильно.

Конечно, при угощении русского посла и офицеров на берегу кушанья должны быть деликатными. Для этого привезли из Эдо поваров. Не кормить же гостей простыми кушаньями!

Поднялась целая буря. Стали говорить наперебой, что рыбу в Симода подают плохую и чай нехорош. Губернатор обиделся. Началась невообразимая суматоха.

– Даже для чиновников бакуфу присылают рыбу не очень свежую, – раздавались голоса.

– Могла быть получше: тай или тунец.

Дождь кончился, и после длинного и скучного заседания Кавадзи перед обедом прошелся по берегу и посмотрел на русский корабль. Наблюдатели губернатора сообщают, что сам Путятин иногда тайком приезжает вместе с другими на берег и бывает в городе.

Но что теперь? Он смотрел на корабль, и опять чувство одиночества овладевало им. Неприятно вспомнить о старческом упрямстве князя Мито Нариаки. Кавадзи должен обмануть Путятина. «Может быть, от Путятина потребовали, чтобы он обманул меня? Он ведь тоже был у своих берегов и получил распоряжение своего правительства!»

Кавадзи заметил сегодня самодовольное выражение лица бывшего урагского губернатора. А сам? Наблюдатели сообщают, как вел себя Исава вместе с другими князьями, когда принимали американцев в Канагава! «И он еще будет после этого следить за мной и рассуждать, что с русскими надо действовать строже! Он еще смеет судить, сохраняю ли я дисциплину!»

Не зря Исава так понравился американцам. Они уверяли его, что за японскими делегатами, подписавшими договор с Америкой, не только слава в будущем… «Вы еще так молоды, что ваше имя много раз упомянется в истории!» Исава курил сигару за сигарой и хлестал виски, как западный человек. Он стоек на ногах и с крепкой головой, весел, остроумен, разрешил американцам сходить в общественную баню.

А здесь он сидит, мрачно насупившись, и кажется, постарел лет на двадцать!

Сидим без дела и ждем Чуробэ. Он – главный мецке. Тсутсуй только формально назначен главнейшим мецке в государстве, для придания ему авторитета в глазах своих, а также иностранцев. Но настоящим наблюдателем является Чуробэ. Чиновник с таким высоким положением, как Кавадзи, при любых шпионах действует независимо и не обращает на них внимания. Но к ответу могут всегда потребовать. В любой миг. Поэтому халат Кавадзи запахнут справа налево. Он знает, что рано или поздно с его умом, благородным характером и остроумной речью ему прикажут вспороть себе живот.

Чуробэ очень хороший семьянин, очень любит своих милых горбоносых мальчиков и ласков с ними. По службе он исполнителен и молчалив. Он всегда и все внимательно слушает, но редко и мало говорит.

Но по его распоряжению и донесениям даже знатнейшие князья попадают в опалу, а некоторым посылается высочайшее повеление совершить сеппуку.[70] Целые княжеские семьи уничтожаются вместе с детьми, так что не остается ни единой души и некому в будущем отомстить за погибших. Совершаются казни по суду и убийства тайные, без суда.

Трудно сказать, сторонником чьей же партии является Чуробэ. Может быть, служит правде? Или живет по правилу «действовать медленно и верно, стараясь угодить тому, кто даст больше выгод»? Но этого в дневник не запишешь.

«Убийцы и поджигатели едят досыта, а у почитающего Будду всегда пустой желудок» – так говорит пословица. Да, сегодня рыба была нехороша и чай плох. Тут живешь голодом, ничего нет, порт еще только строится, и губернаторы этим хотят оправдаться. Но зря ничего не делается… Унижается само значение переговоров с Россией?

От губернатора пришли чиновники, чтобы просить у Кавадзи совета. Наблюдатели сообщили, что десять человек русских высадились на острове. Бугё хотел бы их прогнать. Запрос послан ко всем чиновникам приема, но решающее слово, как подразумевается, конечно, принадлежит Кавадзи.

– Не трогайте их. Пусть они поступят по своему желанию, – приказал Саэмон.

«Чем хотят доказать наши права! После того, как американцы тут всюду ходили и делали все, что им вздумается… Все! Как же можно после этого запрещать русским прогулки на пустынном острове!»

Вечером наблюдатели сообщили, что русские на острове поставили ванну в форме человеческого тела, а вокруг натянули парус. Нарубили дров, нагрели воды и подавали ее в маленьких металлических бочках под получившийся занавес. Накалили на огне камни, плескали на горячие камни воду, по очереди все перебывали в пару и воде, и так вымылись за день двести человек. Полицейские сидели вблизи и наблюдали, всех сосчитали, все записывали и обо всем доложили в управление. Оттуда сведения разосланы всем чиновникам приема.