Рай на краю океана - Сара Ларк

– Вы женитесь и на этом тоже, – заметил Джеймс. – И не нужно мне рассказывать, что вам это безразлично.

Уильям бросил на него гневный взгляд.

– Еще как безразлично! Я люблю Куру. Я сделаю ее счастливой. Все остальное не играет роли. Мне нужна только Кура, а ей нужен я!

Джеймс кивнул, хотя Уильяму не удалось переубедить его.

– Что ж, вы ее получите.

Воля человеческая

Квинстаун, озеро Пукаки, Кентерберийская равнина

1894—1895 гг.

Глава 1

Уильям Мартин и Кура-маро-тини Уорден поженились незадолго до Рождества 1893 года. Свадьба была самым роскошным праздником, состоявшимся в Киворд-Стейшн со времен смерти ее основателя Джеральда Уордена. Год в Новой Зеландии сменялся в самый разгар лета, поэтому праздновать можно было в саду. Гвинейра поручила поставить дополнительные павильоны и шатры, чтобы быть готовой к внезапному летнему дождю, однако погода тоже была за молодых. Солнце сияло, пытаясь затмить гостей, явившихся в большом количестве, чтобы поздравить молодоженов. Здесь собралась половина Холдона, а впереди всех, конечно же, находилась постоянно всхлипывавшая Дороти Кендлер.

– Она еще на моей первой свадьбе рыдала так, что едва глаза не выплакала, – сообщила Джеймсу Гвинейра.

Конечно же, пришли и жители окрестных ферм. Гвинейра приветствовала лорда и леди Баррингтон, а также их младших детей. Старшие учились в Веллингтоне или в Англии, одна из дочерей вышла замуж и уехала на Северный остров. Бизли, которые раньше были самыми ближайшими соседями, умерли, не оставив прямых наследников, и дальние родственники решили продать ферму. Теперь майор Ричлэнд, ветеран Крымской войны, занимался разведением овец и лошадей так же «по-джентльменски», как и Реджинальд Бизли. К счастью, у него были способные управляющие, которые просто не обращали внимания на противоречивые приказы незадачливого фермера.

Из Крайстчерча приехали Джордж и Элизабет Гринвуд, тоже в сопровождении лишь своих дочерей. Один из их сыновей еще учился в Англии, второй заканчивал практику в австралийских филиалах торгового дома.

Старшая дочь Дженнифер, бледная светловолосая девушка, склонная к робости, и вовсе умолкла, едва увидела Куру-маро-тини.

– Она прекрасна! – только и прошептала она, глядя на Куру в подвенечном платье сливочного цвета.

И этого нельзя было отрицать. Сшитое в Крайстчерче платье подчеркивало идеальные формы Куры и не казалось при этом непристойным. Венок у нее был из свежих цветов, длинные, до бедер, распущенные волосы вполне заменяли собой фату. Несмотря на то, что она казалась такой же безразличной, как и на всех остальных праздниках, которые соизволила почтить своим присутствием, глаза девушки вспыхивали всякий раз, когда ее взгляд падал на жениха. Когда она шла к алтарю, движения ее были грациозны, как у танцовщицы. Впрочем, была еще одна небольшая проблема, прежде чем приехавший из самого Крайстчерча епископ мог соединить пару под украшенным цветами балдахином.

Дженнифер Гринвуд, которая обычно играла на органе в Крайстчерче – по мнению священника, «просто ангельски», – утратила мужество. И неудивительно, ведь Дороти Кендлер ярко живописала ее матери, как брачующиеся встретились после сенсационного концерта Куры в Холдоне.

– Я не могу, – шептала Дженни матери, краснея до ушей. – Особенно теперь, когда я ее увидела. Я наверняка собьюсь, и все будут смотреть на меня и сравнивать с ней. Я думала, что рассказ про Илейн О’Киф – преувеличение, но…

Гвин, до ушей которой долетели эти слова, закусила губу. Конечно, Гринвуды наверняка были посвящены во все подробности скандала вокруг Илейн и Куры в Квинстауне. Джордж и Элизабет крепко дружили с Хелен; в юности они оба были ее любимыми учениками. В Англии Хелен была домашней учительницей Джорджа, а Элизабет была из числа сирот, которых она позже сопровождала в Новую Зеландию. При этом Хелен ничего не скрывала, по крайней мере от Джорджа. Без сильной поддержки торговца, занимавшегося экспортом и импортом шерстью, ее муж Говард не смог бы долго удерживать свою ферму и замужняя жизнь Хелен была бы еще драматичнее, чем это произошло на самом деле. Кроме того, Рубен О’Киф буквально боготворил своего «дядю Джорджа»; даже младшего сына назвал в его честь. Вполне возможно, что в разговорах Рубена с Гринвудом – или Джорджа со своим крестным – всплыли неприятные подробности.

Элизабет, светловолосая, все еще стройная женщина в простом элегантном платье, предприняла попытку уговорить дочь.

– Это ведь совсем простой «Свадебный хор», Дженни. Ты сыграешь его, даже если тебя разбудить среди ночи! Ты ведь уже играла в соборе!

– Но когда она так смотрит на меня, я готова провалиться сквозь землю… – Дженни кивнула в сторону Куры, которая действительно бросила на нее недружелюбный взгляд. В конце концов, музыка должна была зазвучать давным-давно.

К тому же Дженни совершенно не было нужды прятаться. Она была высокой, очень стройной девушкой с золотистыми волосами и узким худощавым лицом, на котором выделялись большие матово-зеленые глаза. Однако сейчас она растерялась, опустила голову, пряча лицо за волосами, словно за занавеской.

– Нет, мы не можем так рисковать! – Молодой человек, до сих пор находившийся в последнем ряду, хотя Гвин, конечно же, отвела ему место впереди, галантно поклонился. Стивен О’Киф – единственный представитель родственников из Квинстауна – был в числе ближайших родственников невесты. Его послали вместо себя Флёретта и Рубен, чтобы не спровоцировать новый скандал, бойкотируя свадьбу. Флёретта ясно дала понять в своем письме, что, несмотря на свои искренние поздравления в адрес Куры и Уильяма, она ни в коем случае не хочет, чтобы Илейн присутствовала на празднике. «От нее осталась лишь бледная тень, хотя, кажется, наша дочь постепенно приходит в себя после того, как мистер Мартин отверг ее. К сожалению, в этом она винит исключительно себя. Вместо того чтобы злиться, Илейн терзает себя размышлениями о том, что она сделала не так и насколько она некрасива по сравнению с кузиной. Мы ни в коем случае не хотим, чтобы она увидела Куру в облике ослепительной невесты», – писала Флёретта.

Зато у Стивена были рождественские каникулы, и он добровольно отправился в Киворд-Стейшн. Несмотря на то что он был в курсе случившегося между Илейн и Курой из писем матери, молодой человек не воспринял случившееся всерьез. Приехав в Квинстаун, он буквально пришел в ужас из-за того, какой расстроенной и сломанной казалась его сестра. И он не мог упустить возможности познакомиться с обоими виновниками столь трагичной перемены.

– Если вы позволите… – Стивен с улыбкой поклонился Дженни Гринвуд и занял ее место за роскошным роялем, который успешно заменял здесь орган. Новенький инструмент был свадебным подарком Гвинейры своей внучке, хотя Джеймс недовольно ворчал: «Из-за него нам придется убрать половину мебели из салона!»

– А ты умеешь играть? – удивилась Гвинейра, вставшая со своего места, чтобы разобраться, в чем причина задержки.

Стивен улыбнулся.

– Я ведь внук Хелен О’Киф и вырос рядом с ее церковным органом. А этот смешной свадебный марш смог бы сыграть даже Джорджи.

И без дальнейших проволочек он извлек из рояля первые звуки, а затем спокойно сыграл произведение, даже с некоторой небрежностью. Жених и невеста тем временем подошли к импровизированному алтарю. Поскольку Стивен не знал песни для следующего выхода, он сыграл вместо нее весьма темпераментную «Amazing Grace», за что был вознагражден веселым взглядом со стороны Джеймса МакКензи и суровым – от Гвинейры. Ведь текст песни «Какие сладкие звуки, спасающие такую бедняжку, как я» был не очень-то лестен по отношению к юной невесте.

Как бы там ни было, Стивен сыграл безупречно. Неуверенность была ему чужда. Дженнифер с благодарностью улыбалась ему из-под занавески волос.

– За это мне полагается первый танец, да? – прошептал ей Стивен, и Дженнифер снова покраснела, правда, на этот раз от радости.

Тем временем перед павильоном устроилась группа музыкантов из маори. Марама, мать Куры, присоединилась к ним и спела несколько традиционных песен. При этом каждый сразу понял, от кого девушка унаследовала свой чудесный голос: среди своего народа Марама была известной певицей. Впрочем, голос у нее был выше, чем у Куры, и имел почти эфирный тембр. Если добрые духи, которых призывала в своих песнях Марама, слышали ее, то они вряд ли сумели бы устоять перед ней, в этом Гвинейра не сомневалась. Гости тоже слушали ее как зачарованные.

И только Уильяму, похоже, представление тещи казалось скорее неуместным, несмотря на то что Марама была одета по-западному, да и остальные музыканты не надели экзотических нарядов и не выделялись татуировками. В общем, жених старательно пытался не замечать туземцев и, казалось, обрадовался, когда их музыкальное представление закончилось. Поздравления гостей порадовали его гораздо больше, хотя ему показалось несколько странным, что «овечьи бароны» поздравляли Гвинейру по меньшей мере столь же сердечно, сколь и новобрачных.