Дети Сварога - Татьяна Буйнова

— Подымайтесь, дымочки, из печечки! Подымайтесь и вы, ветры буйные! Собирайте с вдов и сирот тоску тоскучую и несите её Дажьбогу в сердце горячее, посеките ножом сердце жаркое удалого Дажьбога-воина. Поселите в мыслях его тоску, сухоту несите ему в кровь, и в жилы, и в печень, чтобы стала я ему дороже родной матери, отца родного милей, роднее Рода небесного! Пусть крепче булата будут мои слова…

И как только вошёл к Морене Дажьбог, совершилось её заклятие. Полюбил он её любовью невиданной, заколдованной, завороженной. В тот же день попросил он Морену стать ему женой. Согласилась Морена Свароговна, и сыграли они тогда свадебку, но печальным было в Ирии это веселие.

С того дня днём жила Морена в светлом Ирии, а по ночам, когда засыпал Дажьбог, отправлялась тайно к Кощею Чернобоговичу. С ним вместе веселилась она, ела и пила, а ещё тайные разговоры вела — как им лучше светлых богов извести, чтобы смерть и зло в мире правили.

Ведь бессмертному Кощею, хозяину зла, было не занимать подлости!

И родились у Морены с Кощеем две дочери, две богини плача погребального, мрачные девы тоски и печали, — одну из них Карной назвали, а Желей другую. На земле поселились сестры, в царстве Яви, и летали повсюду чёрными птицами.

Принялись они тосковать и стенать над каждым умершим, сопровождать людей, когда у них горе тяжкое. Только Карна-Карина стенала протяжно и громко, а Желя тихо и горестно, и ещё душила Желя человека жаром горечи, извергая этот жар из рога пламенного. Стали сестры мёртвых вестницами, богинями скорби и жалости, их доля со дня рождения — сопровождать умерших на погребальный костёр. В честь Жели стали кладбища называть славяне жальниками.

А Дажьбог, светлый бог, в чудесном Ирий изо дня в день терял силу солнечную. Только лишь о Морене-красавице думать стал он с утра и до вечера. Приходили к нему Сварог с Ладою, и Семаргл приходил, и Перун, и Хорс — образумить пытались Ирийского воина, но не слушал Дажьбог речи добрые. Пришёл Сварог и к Морене-дочери, но засмеялась она ему в лицо, отцу-батюшке вызов бросила:

— Знай ты, мудрый Сварог, что навеки теперь только мой Дажьбог. Только мой на веки вечные! Захочу — обращу его мышью-крысою иль сухим заброшенным деревом, а иногда, может, златорогим туром прогуляться позволю по Рипейским крутым горам!

Разозлился Сварог словам дочери.

— Ты ступай-ка, Морена, из Ирия. Без тебя мы здесь Дажьбога вылечим. Ты зазналась больно, дочь Моренушка, не к лицу нам больше со Смертью вместе жить в чудесном саду! Будет здесь у нас страна бессмертия, ни к чему нам печали и горести.

— Что ж, посмотрим, Сварог, мой батюшка, чья же сила одолеет Дажьбога светлого!

Со словами этими странными на край мира ушла Морена холодная и во дворце Кощеевом за семью запорами схоронилась. А вокруг дворца Кощей Чернобогович злобных слуг своих выставил целое воинство, да и мары, Морены помощницы, ко дворцу тому на Хвангуре-горе все дорожки-пути позапрятали.

А Дажьбог как узнал, что пропала Моренушка, от тоски и вовсе потерял голову. В тот же день, не спросясь разрешения, на коня своего сел на солнечного и отправился на её поиски. Переполошились боги Ирийские, хотели вдогонку кинуться, но встала пред ними Макошь великая, богов светлых она успокоила.

— Пусть идёт, — Макошь тихо промолвила. — Всё, как Родом задумано, сбудется. Надо верить в Дажьбога светлого и в нашу силу Ирийскую!

А потом за прялку чудесную села эта пряха небесная, стала дальше прясть пряжу волшебную, самим Родом ей в руки данную. Рядом сели помощницы-рожаницы, Доля справа, Недоля слева, сели рядом Лада и Леля, и заструились нити судеб в руках многомудрой Макоши, и пошли во Вселенной события, как положено, своим чередом.

Между тем Дажьбог ехал по полю, ехал лесом, холмами-оврагами, конь под ним храпел и копытами бил — уползали змеи из-под копыт, разлетались вороны с карканьем, разбегались волки от него во все стороны. Только вскоре на пути его встало воинство — воины чёрные, воины мрачные. То Кощеево ополчение не пускало Дажьбога к Моренушке.

И поднял свой солнечный меч Дажьбог, разметал он чёрное воинство, лишь с самим Кощеем Чернобоговичем не сумел Дажьбог смелый справиться. Видно, силушки в нём поубавилось из-за колдовства коварного, страшного. Одолел бессмертный злодей воина светлого Ирия.

И уже занёс было окаянный Кощей над Дажьбогом кривую сабельку, — знать, то Морена коварная уготовила злую погибель своему супругу любезному! — но не стал Кощей рубить его сабелькой.

— Обещал я тебе три вины простить, — молвил сын подземного Вия. — Теперь два прощенья за мной останутся. Уходи обратно в свои горы Рипейские и больше не помышляй о Моренушке. Только мне теперь она будет женой, а не то, Дажьбог, поквитаюсь с тобой!

И ушёл Дажьбог в горы Рипейские, но не стал там сиднем рассиживаться. К Алатырскому камню Дажьбог отправился, из-под которого родники текли. Родники с мёртвой водой и водою живой. Омыл раны свои он мёртвой водой — затянулись раны кровавые, а потом облился водой живой, чтоб прибавилось у него светлой силушки, чтоб с Кощеем ему теперь справиться.

И опять на бой вышел Дажьбог с тёмным воинством, с жуткой стражею, снова раскидал проклятых ратичей, но опять не хватило силы совладать Дажьбогу с Кощеем.

— Лишь одно у тебя осталось прощенье, — усмехнулся ему в глаза Кощей. — Лучше б ты судьбу не испытывал!

Но врага своего ненавистного и в этот раз Дажьбог не послушался, вновь отправился в горы Рипейские набираться молодецкой силушки, а потом в третий раз на Кощея отправился, чтоб отбить-таки у него жену свою, колдунью Морену Свароговну. Только и в третий раз не хватило Дажьбогу силушки — победил его опять коварный Кощей и сказал ему злобным шёпотом:

— Вот теперь, удалой Дажьбог, все прощенья у тебя кончились. Если снова придёшь за Мореной, я тебя уже не помилую!

И тогда Дажьбог поднатужился, разозлился да разобиделся, попросил Сметанное озеро напитать его соками чистыми, и опять, уже с новыми силами, на своего обидчика бросился. В этот раз было столько в нём ярости, что теснил он Кощея злобного до самого до его мрачного терема. Как два вихря они сшибались, словно сокол с вороном слетались, от ударов острых их мечей только звон и гул стоял в поднебесье.

А во дворце том на Хвангуре-горе уже поджидала Морена-красавица двух супругов своих, двух возлюбленных. Веселилась, разливала зелено вино. И как только, сверкая мечами булатными, вступили Дажьбог с Кощеем в мрачный чертог, сказала она заклятие, и как вкопанный остановился Дажьбог — вовсе оставила его сила солнечная.

И, чуя беду неминучую, заплакала в тот же миг, закручинилась птица вещая Гамаюн!

И тогда Морена холодная, душой злобная и коварная, приказала Дажьбога приковать к острым Хвангурским скалам цепями железными, тяжкими.

— Здесь ты, дорогой супруг, найдёшь смерть свою нежеланную. Здесь закончится твоё бессмертие и божественное величие. Здесь ты, солнечный бог света белого, навсегда теперь успокоишься. Против смерти нет противоядия, налагаю на тебя смертное заклятие!

Так сказала Морена грозная и ушла с Кощеем и слугами пировать-гулять в чёрном тереме. А Кощей ухмыльнулся многозначительно, на страдания Дажьбога глядючи. И подумал с большим облегчением, покосясь на Морену Свароговну: «Только мне не страшна теперь Морена-Смерть, главное, что бессмертен я от Роду».

А Дажьбог остался висеть на цепях и всё яснее чувствовал с каждой минуточкой, что уходят от него соки светлые — соки светлые, соки чистые. Вкруг него застонали от жалости кипарисы, деревья печальные, заметались рыбы в глубоких омутах, камнем соколы наземь попадали. Коль Дажьбога лишится Вселенная, равновесие мира нарушится, лишится она света белого, света белого, духа божьего, тогда силы злые, неведомые, постепенно её окутают.

Алконост, птица света и радости, стала вмиг, словно Сирин, печальная. И когда начал меркнуть в мире белый свет, склонили все боги головы. Но протяжно, раненой птицею, в далёком цветущем Ирий криком Жива зашлась, лебёдушка белая. Закричала прекрасная Жива:

— Не бывать тому, Морена проклятая! Всё, что умерло, возрождается, и сильней становится, и прекраснее. Я возьму у богов силу Прави, силу светлую, живую, горячую. За Дажьбогом на край света последую и спасу я доброго молодца! У Стрибога возьму буйны ветры, заберу я воды у Макоши, у Семаргла попрошу огня, и подземной плодородной силы я спрошу у мудрого Велеса. А ещё поклонюсь я в пояс Ладе-матушке и её любовь беззаветную попрошу дать мне в путь-дороженьку — любовь чистую, животворящую, ту любовь, что Роду всесильному помогла сотворить когда-то этот мир.

Согласились на всё боги мудрые, всё отдали Живе, что требовалось. Отпустила её в путь Лада-матушка, отпустил её и Сварог-батюшка.