Багровое око - Даниэл Уолмер

Собравшись с духом, Илоис заговорила, стараясь, чтобы голос ее звучал холодно и решительно:

— Наши родители обручили нас в раннем детстве, не правда ли? Они не спрашивали при этом нашего с вами согласия. Теперь мы выросли. Не кажется ли вам унизительным, что и во взрослом состоянии мы не можем располагать своей судьбой по собственному усмотрению?

— Я понял вас, — ответил Кельберг. Он изо всех сил старался не шататься. К счастью, Илоис, заметив его не всегда удачные попытки соблюдать строго вертикальное положение, подвела к мраморной скамье, и они сели. — Я с вами полностью согласен.

— Одного согласия мало, — возразила девушка, — Нужны действия. Определенные решительные действия, совершив которые, можно было бы испытывать уважение к самому себе.

— Да, вы правы, — откликнулся юноша. Он и сидя умудрялся покачиваться из стороны в сторону и старался только не задеть при этом плеча сидящей рядом Илоис. — Я готов совершить все действия, которые, как вы считаете, должны быть совершены. По-видимому, вы имеете в виду расторжение нашей помолвки? Я готов сегодня же вечером поставить своего отца в известность, что мы с вами больше не жених и невеста. Вы, со своей стороны, можете совершить то же самое в отношении своего почтенного родителя. Больше того, вы должны сказать ему, что инициатива разрыва исходит от меня. Я — а не вы! — решительным образом отказываюсь вступать с вами в брак. В этом случае гнев наших родителей будет направлен лишь на меня, ваше же доброе имя ничем не будет запятнано.

— Но это несправедливо! — возразила девушка. — Лучше будет сказать, что мы приняли это решение по обоюдному согласию.

— Нет, нет! — Кельберг протестующе взмахнул рукой. — Ни в коем случае! И не считайте это жертвой с моей стороны. Дело в том, что мои отношения с отцом испорчены глубоко и окончательно. Отказ от помолвки не сможет утяжелить их, ибо они и без того предельно тяжелы. Так что ваша совесть может быть спокойна.

Он поднялся и галантно склонил голову Илоис поднялась следом.

— Значит, вы даете слово… Вы не забудете его, ведь ваше теперешнее состояние?.. — Да, я даю слово! Мое состояние этому не помеха, поверьте. Я мог бы выпить в пять раз больше и столь же твердо отвечать за свои слова. Сегодня же вечером я сообщу о своем решении отцу, а он, конечно же, сообщит эту новость вашему. И вы обретете полную свободу и сможете выбрать избранника себе по сердцу.

Он еще раз поклонился и шаркнул ногой, отчего потерял равновесие и чуть не ткнулся лицом в мраморную чашу с цветами. Выпрямившись, он быстрыми шагами направился к замку.

Если бы Кельберг не оглянулся тогда! Если бы у него хватило сил тем же беспечным шагом дойти до дверей и вернуться в гул и звон пиршества… Тогда его голова не стала бы седой в семнадцать лет, а сердце, хоть и сполна напитавшееся отчаяньем и печалью, не было бы разорвано.

Но он обернулся. Илоис по-прежнему стояла возле скамьи, спиной к нему. Что-то в ее фигуре насторожило его. Совсем не так должна бы держаться девушка, только что получившая вожделенную свободу, избавленная от перспективы брака с немилым.

Быстрыми шагами Кельберг вернулся к скамейке. Илоис отвернулась, но он успел заметить, что она плачет, Плачет беззвучно и горько. Душа перевернулась в нем…

Их свадьба должна была состояться вскоре после турнира, на котором юный Кельберг отвагой и ловкостью должен был заслужить почетное звание рыцаря.

Казалось бы, о чем размышлять, к чему колебаться? После короткой схватки Кельберг пронзит мечом раба, груду мускулов, чужеземца, полу животное, и под приветственные крики знати, рукоплескания дам подойдет к королевской ложе с алым драконом на развевающемся штандарте, символе Немедии. Король Нимед наполнит свой кубок багряным пенящимся вином, отопьет и протянет юноше. Выпить из одного кубка с королем и означает вступить в славный и доблестный круг немедийских рыцарей. Красивейшие дамы будут улыбаться ему, и Илоис… Илоис, которая непременно окажется в числе зрителей, пошлет ему взгляд, полный гордости за него и счастья…

В ночь после разговора с отцом волосы Кельберга стали наполовину седыми. Выбор, который требовала от него судьба, оказался чрезмерным для его души.

На одной чаше весов была Илоис, свет ее серых глаз, долгие годы нежной гармонии двух любящих, бьющихся в унисон, сердец. Но платой за это был звук рвущейся человеческой плоти. И если бы только один раз! Но нет, став рыцарем, Кельберг должен был бы принимать участие во всех военных походах, которые вздумается затеять королю, Рука его в тяжелой рыцарской перчатке должна убивать, убивать, убивать… хладнокровно и монотонно.

Если б он мог, как обещал Илоис в четырнадцать лет, продать мрачный замок и отправиться с ней в путешествие по миру длиной в целую жизнь!.. Но отец его был крепок и бодр, он мог еще прожить, оставаясь полновластным владельцем замка, и двадцать, и тридцать лет…

На чаше весов, противостоящей Илоис, были лишь одиночество, нищета, тоска — и свобода.

На рассвете из ворот замка вышел человек. Было еще сумрачно, и стражники не разглядели его как следует, заметили только, что он был молод и, судя по небогатой одежде, принадлежал к простому сословию.

Кельберга, наследника титула, замка и поместья владетельного Брегга, не стало. Появился Шумри — бродяга, степной ветер, слоняющийся по свету перекати-полем.

Через несколько лет бессмысленных и бесцельных скитаний (если и была цель, то — избыть грызущую душу тоску, забыться — дорогой ли, нехитрой работой, песней, беседой со случайной спутницей или спутником) Шумри попал в Аргос, где целых полгода провел в услужении у странного человека. То ли он был великий мудрец, то ли изгой и сумасшедший, Шумри толком так и не понял. Но многие из его поучений запали в душу, укоренились в ней, придали новые краски мыслям и стремлениям.

Особенно поразило его утверждение старца, что мир наш не плоский, но формой своей напоминает сферу. И если идти в одном направлении (не только идти, но и плыть, если появится на пути океан), то в конце концов придешь в ту же самую точку, откуда начал свой путь. Странная идея поселилась в его голове, забродила, как молодое вино: что, если обойти вокруг мира-шара и вернуться в Бельверус, и разыскать Илоис, почтенную замужнюю даму с выводком детей и деспотичным воякой-мужем. Не для того, конечно, чтобы пытаться раздуть в ее груди искру давней любви. У рубаки-мужа не будет поводов для ревности — да и кому пришло бы в голову ревновать к нищему, усталому оборванцу? Он только объяснит Илоис, отчего вынужден был убежать от ее любви и своего счастья. Он расскажет о своих странствиях, и она догадается, что трусливому и жалкому человеку совершить такое было бы не под силу. Он вымолит ее прощение! Он протянет ей дар — круглый, как яблоко или арбуз; маленький, раз он смог одолеть его своими ногами; родной, поскольку каждая встреча, событие, каждый яркий рассвет или ночное падение звезды впитались в его душу.