Ад находится в Камбодже - Иван Стрельцов

Типичный персонаж вроде Александра Македонского и Наполеона, но с ограничителем демократических заморочек, выдуманных болтливыми демагогами. Хочешь не хочешь, на них приходится оглядываться, а то натравят свору борзописцев, и те заклеймят «сатрапом», «держимордой» или «тоталитарным опричником». А западные шакалы сразу подхватят и разнесут эту вонь по всему свету.

Совещательный зал буквально распирало от количества больших генеральских звезд. По-другому быть и не могло — мелкую сошку с полковничьими погонами не позовут.

Генерал-лейтенант Ремизов как один из заместителей сидел во главе стола, недалеко от главы министерства. Виталий Сергеевич старательно изображал на своем лице внимание, хотя все его мысли были далеко от совещания, и он лишь изредка прислушивался к словам министра.

— Это что же такое творится? Каждую неделю крупномасштабные ДТП с участием рейсовых автобусов. Такое впечатление, что какие‑то маньяки устроили охоту на междугородный общественный транспорт или на места водителей набирают японских камикадзе… На дорогах ежедневно больше жертв, чем во время чеченской кампании. Это что, война? Так хотелось бы узнать, кто нам ее объявил…

И снова генерал Ремизов погрузился в свои размышления. А подумать было о чем. Сегодня заканчивался срок, данный им олигарху Логинову, который по совместительству являлся одним из главных столпов наркоторговли в России.

«А что, если Сэй откажется? Ну, накроет мою группу; недаром же латиняне говорили: „Предупрежден, значит, вооружен“… Ерунда, пошлю еще три, пять команд спецназовцев; хотя, конечно, найти второго знатока того региона, как Давыдов, будет трудно… С другой стороны — почему трудно? Ведь вернулся не он один… Как бы там ни было, рано или поздно я до жирного косоглазого борова доберусь. А потом и с этим хитрожопым разберусь. Аль Капоне хренов… Ну ничего, его доля от прибылей реально усохнет…»

— …Сколько нужно, чтобы реформировать дорожную инспекцию? — продолжал разоряться министр. — Сперва была ГАИ, потом ГИБДД, а результаты все хуже и хуже…

«Реформирование — не действие, а состояние», — мысленно процитировал самого себя генерал-лейтенант и невольно скосил взгляд на лежащий перед ним мобильник. Телефон был предусмотрительно выставлен на вибрацию. Виталию Сергеевичу упорно никто не звонил.

«Да что он о себе возомнил, паскуда, — внутренне закипал Ремизов, к такому отношению он не привык. — Я уже завтра сверну в бараний рог его официальный строительный концерн. А потом…»

Что потом, замминистра пока не загадывал. Службу в милиции он прошел, что называется, с самых низов и потому знал наверняка — любые планы, наработанные не то что на годы или на месяцы, даже на дни — полное говно. Оперативная ситуация может измениться в любую секунду, и на это необходимо реагировать мгновенно. Вот что называется «высшим пилотажем». Мысли в голове Виталия Сергеевича роились, как рой трутней в чужом улье: и вперед идти страшно, и назад улетать жалко. Но одно наверняка знал бывший оперативник МУРа — безвыходных ситуаций не бывает, просто иногда случается нехватка времени, чтобы обнаружить этот выход.

— На обеспечение дорожной безопасности государство тратит каждый год миллионы и миллионы рублей, — продолжал министр, нацепив на нос очки и взяв листки с подготовленными тезисами. — А ситуация на дорогах все хуже и хуже. Всему виной мздоимство и коррупция…

«Вот это точно, — оживился Ремизов, даже позабыл о мобильном, на котором лежала ладонь его левой руки. — Пчелки[10] совсем оборзели, перекрыли все направления, будь то бизнес или просто существование в стране — за все плати. Ни черта не делают, только „нектар“ лакают своими шлангами. Действительно, давно пора дать по хоботку так, чтобы другим было неповадно, и загнать в стойло общественно-полезного труда».

Вдруг почему‑то Виталий Сергеевич вспомнил свою учительницу обществоведения, которая больше тридцати лет назад говорила «Наша страна в состоянии уже через несколько лет построить коммунизм… Но это невозможно, пока не перестроена психология человека. Ну что, казалось бы, проще — „от каждого по работе, каждому по необходимости“. Так нет, современный человек хочет работать как можно меньше, а благ и комфорта получить как можно больше».

«Ну да, с таким электоратом коммунизм не построишь, — генерал-лейтенанта понесло дальше в дебри размышлений. — Раньше большинство желавших обустроить свою жизнь предпочитали „пахать“ на целине, за Полярным кругом, строить БАМ или выдавать по две нормы на родном заводе. Таких было большинство. Но были и другие, в то время еще единицы, которые хотели при минимуме затрат получить максимум, и только в золотой монете. Третьи присасывались к труженикам, вступая в различные профкомы, парткомы и прочие „комы“, и получали всевозможные блага за тех, кто производил станки, растил хлеб или строил дома. Паразиты, которые, подобно термитам, растаскивали изнутри главную основу государства. В результате балки и полы, источенные насекомыми, завалили дом-государство…»

— В конце концов, все происходящее на дорогах, — обличающе звучал казенный тон министра, изредка бросающего взгляды на лежащие перед ним листы с тезисами, — и в других сферах деятельности — причем не только нашего министерства — имеет один корень зла, и имя ему — коррупция. Права на вождение не выдаются по результатам экзаменов, а покупаются, за нарушения дорожных правил также откупаются. А потом сводки напоминают донесения с полей сражения. Погибло столько‑то, ранено и покалечено столько‑то, техники уничтожено такое‑то количество. Так дальше нельзя; взяточникам необходимо объявить настоящую и бескомпромиссную войну. В противном случае будущего у нас нет…

«Хватит пастись на асфальте. Деньги, нажитые нечестным трудом (если это можно назвать трудом), нужно вкладывать во что‑то, что само будет приносить доход, и все равно, что это будет — компания автоперевозок, металлургический комбинат, зверохозяйство, где шьют элитные шубы, — генерал Ремизов скосил взгляд на экран телефона, тот по‑прежнему тускло, безжизненно и равнодушно отсвечивал, — или наркотрафик…»

Виталию Сергеевичу вдруг нестерпимо захотелось закурить, причем не какую‑то легкую импортную сигарету, а затянуться так, чтобы легкие вывернуло наизнанку от едкого дыма отечественного «Беломорканала». Решившись обречь на смерть человека, надо как‑то заломать совесть, скрутить, заткнуть ей рот и затолкать в самый дальний, самый темный и сырой закуток своей души.

Убивать и приговаривать к смерти за долгую службу генерал-лейтенанту приходилось, и не раз, причем в основном это не было связано, как ныне говорят, с профессиональной деятельностью. Но вот как сейчас — обрекать на смерть, медленную, мучительную, со множеством различных негативных последствий — тут нужен определенный настрой, своеобразная нагрузка сознания и, главное (хотя бы на первых порах), моральная оправданность.

«В конце концов, торговля наркотиками ничем не отличается от продажи ядохимикатов для борьбы с вредными насекомыми. И те, и другие всего лишь паразиты, тормозящие общечеловеческое развитие. Причем это касается не только того отстоя, что заполняет всякого рода притоны и живет (если так можно назвать) от дозы до дозы, а значит, от гоп-стопа до гоп-стопа, вырывая у стариков их пенсии, обчищая квартиры и устраивая наскоки на ночные ларьки. Не только они являются паразитами; мажорная срань, оккупирующая ночные клубы, ничем не лучше. Просто находятся они на ступеньку выше по социальной лестнице, и то благодаря своим наетым родителям. Но все же главное зло таится среди голожопой эстрадной педерастии, ведь именно они культивируют и взращивают вместо людей паразитов, человекообразные отходы. И продажа таким наркотиков — если дело и не святое, то на данном этапе необходимое. Это поможет отделить зерна от плевел, а потом… Потом зерна будут всходить буйными урожаями новой нации, а шелуху — на переработку. Можно для них даже ГУЛАГ возродить, и пусть строят восьмиполосную трассу от Урала до Чукотки. Это будет хороший вклад в освоение недр Сибири».

Не особо словоохотливый генерал-лейтенант Ремизов в глубине души любил мысленно поораторствовать. От этой тирады у него аж взмок лоб, а сердце колотилось, как будто пробежал марафонскую дистанцию. «Вот это я загнул, как матерый политик на трибуне Организации Объединенных Наций».

Часто разрозненные мысли, выстроенные в единую логическую цепочку, становятся той переводной стрелкой, что в корне меняет судьбу человека.

Стараясь унять бешеное сердцебиение, Виталий Сергеевич посмотрел на часы, так как по собственному опыту знал, что наблюдение за движением тонкой секундной стрелки успокаивает его.

«Александр Васильевич явно игнорирует нашу договоренность, — со злостью думал генерал о Логинове. — Кажется, этот строительно-героиновый король зажрался и перестал чувствовать землю под ногами. Ничего, вернем на грешную землю-матушку и посадим. Так посадим, что его пятая точка превратится в блин горелый. Мне это, конечно, ничего не даст… А почему, собственно, ничего не даст? У меня достаточно серьезные завязки в прессе и на телевидении, удачно отрежиссированные захваты, грузовики конфискованных наркотиков, вереницы коррупционеров — и все это Я, защитник Отечества на героиновом фронте. Пиар-акция, как сейчас говорят, пальчики оближешь. Получится покруче, чем у Гдляна с Ивановым. А потом, если что по службе не заладится, смело можно идти в депутаты — слуги народа, там сейчас полно генералов; ну, а дальше, может, и закон про ГУЛАГ удастся протолкнуть…»