По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

нее начались галлюцинации. Внезапно оборвав стон, Ольга вытянула шею, прислушиваясь, и больно вцепилась ногтями в его ладонь.

— Слышишь? Они едут, едут! Это же они, иди встречай! — Она с неожиданной силой оттолкнула его от себя. — Чего ты сидишь, иди встречай, это же они! — страстно убеждала она его, и Георгий, подчиняясь, вылез из палатки, прислушался.

Шумел дождь, длинно скрипела старая, разбитая молнией сосна, уныло посвистывал ветер, цепляясь за острые ребра скалы, сердито ворчала Шельма. Привычные таежные звуки, которых обычно не замечаешь. Завозился в своей палатке Коля, невидимо спросил из темноты:

— Нужно что-нибудь?

— Нет. Спи.

Ольга жалобно позвала его.

— Это правда, они приехали? — будто упрашивая его сказать «да», говорила Ольга. — Я же слышала, мотор шумел, и голос Васи, еще чей-то. Приехали, да?

— Они утром приедут, сейчас темно, — сказал Георгий.

— Господи, я же не сумасшедшая! — плачущим голосом сказала Ольга. — Я же слышала! Почему они не едут? Вася же сам говорил, я же сама слышала, что к вечеру приедут и привезут врача! Господи, ведь так больно, так больно… Потуши свечку, здесь же нечем дышать!

Георгий потушил свечку. Ольга чуть слышно всхлипывала в темноте и вдруг спросила:

— Зачем ты куришь? Тут ведь и так нечем дышать!

— Я не курю, Оленька…

— Как же не куришь, когда куришь! Я же не сумасшедшая! Потуши сигарету, неужели не можешь подождать?!

Георгий подумал, что чадит свечной огарок, и, потянувшись к нему в темноте, задел Ольгу. Она вскрикнула:

— Не трогай меня, мне больно, понимаешь, больно!

Она заплакала по-детски, навзрыд. Георгий трясущимися руками нащупал фонарик, включил. Батарейка села, и лампочка еле светилась. Сам чуть не плача, Георгий беспомощно говорил:

— Оленька, я случайно, тут же темно, ничего не видно. Прости, пожалуйста. Я не курю, это от свечки такой запах. Я сейчас уберу ее.

— Нет, — еле выговорила Ольга.

— Что нет?

— Зажги. Мне страшно.

Георгий снова зажег свечку. Ольга затихла. Послышались шаги Коли, и она сразу вздрогнула, попыталась приподняться.

— Это они приехали, да?

— Нет, это Коля.

Она как будто не поверила, продолжала прислушиваться.

— Ну да, это Коля, — наконец сказала она. — А это они. Слышишь, мотор гудит? Слышишь?

Но не было слышно никакого мотора, по-прежнему только ночь шумела за стенками палатки. Но Ольга исступленно говорила:

— Слышишь? Иди, иди, это они, приведи их скорее, еще ведь не поздно, они что-нибудь сделают, и я выживу! Я жить хочу, слышишь, жить! Почему ты сидишь? Они же могут проехать мимо и не найти нас. Иди скорее!

Георгий, путаясь в застежках полога, вывалился из палатки. Дождь утихал, и чуть-чуть светлее стало. Коля, присев на корточки, пытался разжечь костер. Георгий закурил, прислушиваясь к слабому голосу Ольги, — она продолжала что-то говорить, но слов разобрать было нельзя. А потом громкие, животные звуки заставили его снова броситься в палатку. Ольгу опять рвало. Она, перегнувшись набок, почему-то пыталась зажать себе рот, но что-то черное сочилось у нее между пальцами, и вся она судорожно дергалась, словно болезни тесно было внутри ее большого тела и она рвалась наружу с криком и кровью. А Георгий мог только стоять перед Ольгой на коленях и смотреть — притронуться к ней он не решался. Наконец она откинулась на спину, медленно подняла руки к лицу:

— Смотри, это же кровь… Это же кровь! — закричала Ольга и потеряла сознание.

Минут через пятнадцать она пришла в себя, беззвучно пошевелила губами. Георгий наклонился над ней:

— Что, Оля?

Она наморщила лоб, оглядела низкое серое полотно палатки и неожиданно попросила:

— Вынесите меня.

— Куда?

— На воздух.

— Там холодно, Оленька, и ветер. А у тебя температура.

Ольга пристально посмотрела на него и с ужасающим спокойствием сказала:

— Не здесь же мне умирать. Дайте хоть напоследок свежим воздухом подышать, на небо взглянуть.

— Ты… — начал Георгий, не находя слов. — Ты… не умрешь, Оля.

Она как будто усмехнулась — раздвинула липкие губы и показала желтые тусклые зубы.

— Не хочется, конечно, а придется. Зови Колю. Пока не очень больно, вынесите.

— Они скоро приедут, — быстро сказал Георгий. — Сейчас уже утро, они должны приехать. Наверно, не сумели ночью пройти по Шельме. А сейчас приедут.

Ольга, не слушая его, разглядывала свои руки.

— Слышишь, — громко сказал Георгий, — они сейчас приедут!

Ольга поморщилась:

— Не кричи, пожалуйста, у меня голова болит.

— Прости.

— Смотри, — она протянула ему свои руки.

— Что смотреть?

— На ногти смотри.

Георгий вгляделся и увидел, что ногти у Ольги синие.

— Это еще ничего не значит, — беспомощно сказал он, уже понимая, что означает эта синева. Сепсис. Заражение крови.

— Да, — покорно согласилась Ольга. — Мне трудно говорить, Гоша. Вынесите меня.

Они вынесли ее прямо в спальном мешке и положили под сосной, постелив два плаща, и укрыли всем, что нашлось в палатках. Ольга вытянула руки вдоль тела, медленно обвела вокруг взглядом и сказала:

— Ну вот и хорошо…

Огляделся и Георгий. Начиналось серое, узкое утро: с трех сторон их окружала тайга, прямо перед ними равнодушно и быстро катилась Шельма, а за ней опять была тайга. Он взглянул на Ольгу. В уголках ее закрытых глаз наливались слезы. Ему вдруг захотелось закричать — от нелепости и бессмысленности всего происходящего. Логика неумолимо подсказывала, что Ольга и в самом деле умирает и даже если бы сейчас, сию минуту, оказался здесь врач, спасти ее не удастся, слишком поздно, — но все в нем восставало против этой логики. Не может такое случиться. Так не бывает, не должно быть. Все-таки есть в мире какие-то законы человечности и справедливости, и они должны восторжествовать, потому что смерть Ольги была бы бесчеловечна и несправедлива…

Через полчаса приступы боли возобновились и не прекращались уже до конца. Ольга теряла сознание, иногда, казалось, ненадолго приходила в себя, но смотрела неузнавающими, чужими глазами. Около полудня выдались несколько спокойных, ясных минут. Ольга, придя в себя, с минуту лежала, глядя вверх, — будто вспоминала что-то.

— Оля! — негромко позвал ее Георгий.

— Ближе, — попросила Ольга. Георгий сел в изголовье. Ольга взглянула на Колю. — И ты тоже.

Коля подошел, спросил:

— Как ты, Оля?

— Устала очень. Но теперь уже скоро. — Она взглянула на верхушку сосны, помолчала. — Везти меня никуда не надо, похороните здесь, под сосной.

Коля сморщился и хотел что-то сказать, но Ольга слабо пошевелила рукой, останавливая его.

— Не надо. Некогда. Иди пока. Прощай.

Коля потерянно взглянул на Георгия и отошел. Ольга, наморщив лоб, сосредоточенно думала и наконец тронула Георгия за руку.

— Что-то я хотела сказать тебе… Не могу вспомнить. Раньше надо было. Никому не рассказывай об этом, не надо. Тебе