Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нем было удивительно все. Бывало, что не везло, но – по мелочи. На самом же деле везло так, что те дни я помню лучше всех других и гораздо лучше, чем, например, поездки во Францию, Турцию и другие страны.
Я был свободен. Я был наедине с природой и людьми, которых встречал. Я был собой.
Начало
Правда, уехал я не в тот день, в который было намечено, а на следующий. Притом не просто задержался, а – вернулся! Под нагрузкой стало бить заднее колесо, потому что сносилась втулка, и пришлось разгружаться и ехать в магазин за колесом… Чтобы наверстать упущенный день, я решил отъехать первые сто километров от города на электричке. И тут у самого вокзала остановились часы (забыл завести накануне). А стоило войти в электричку и кое-как пристроить нагруженный велосипед, заняв при этом целых четыре сидячих места, как в вагоне немедленно появился раздражительный гражданин и сурово потребовал:
– Уберите машину, освободите место!
Несмотря ни на что, спокойствие путешественника уже начало овладевать мною, и я вежливо осведомился у гражданина, куда мне ее убрать. Ведь в тамбуре, к примеру, она будет мешать еще больше. А свободных мест вокруг и так сколько угодно.
Гражданин вскипел, – видимо, я ущемил его гражданское чувство – и в яростной деловитости отправился на поиски милиции или еще какого-нибудь начальства. Наверное, не нашлось ни того, ни другого, потому что гражданин вернулся и все-таки сел на свободное место невдалеке. Лицо его выражало неутоленный гнев и обиду.
Ревизоры пришли, когда электричка отъехала уже на порядочное расстояние от Москвы. Проверяя мой билет, один из них равнодушно взглянул на велосипед и ничего не сказал. Гражданин, сидевший невдалеке, тоже промолчал почему-то. Сердце мое благодарно забилось, предчувствуя поворот судьбы. И верно: с этого момента мне и начало везти. Сначала потихоньку, а потом все больше и больше. Говорят: если вернешься – пути не будет. Я вернулся. А путь у меня был. Да еще какой.
Ну, так вот, живешь-живешь, забирает тебя путаница жизни и суета, потихонечку теряешь ориентиры, а потом глядишь – а жизнь-то почти уже позади. Во всяком случае немалая ее часть. А есть ли что вспомнить хорошего? Еще говорят, что есть такая вот притча. Создал будто бы Бог людей и животный мир, роздал всем года жизни, людям досталось по восемнадцать. Прожили люди по восемнадцать лет, понравилось, не хочется умирать. Пришли к Богу с просьбой: дай нам еще годков, Владыка! Подумал Бог, подумал, прикинул, как и что, заглянул в свою кладовую и сказал людям: знаете что, а годов-то человечьих нет у меня больше. Звериных хотите? Почесали люди свои молодые затылки, пораскинули неразвившимися еще мозгами – очень уж не хотелось им умирать – и сказали Богу: ладно, давай хоть звериные, коли так. И дал Бог людям звериные года. Кому какие достались. Кому заячьи, а кому и лисьи, кому волчьи, змеиные, верблюжьи, ослиные, а кому и собачьи, медвежьи… Вот так и живут с тех пор люди: до восемнадцати на свои, человеческие года, а уж после кому как придется. Кто зайцем всю жизнь трясется, скачет, кто волком рыскает, кто по-лисьи ловчит, кто орлом смотрит, а кто, как осел, прямодушен…
А что же она такое, эта самая жизнь? Как надо жить правильно?
В начале августа и вообще летом, даже не летом – раньше еще, с весны, а уж если совсем по правде, то и вообще последние годы жизнь у меня была сумасшедшая. Учеба, работа, опять учеба до одурения… А как раз перед самым отъездом еще и сердечная драма, да не просто драма, а этакое жестокое разочарование. Хоть мне и стукнуло тридцать, а все же нелегко было драму перенести. Но это бы ладно. Самое главное то, что я понял: крутясь и вертясь, топая по жизненному пути без оглядки, теряешь способность вообще понимать хоть что-то, и вот уже тебе начинает казаться, что мир до невозможности плох, а люди кругом все такие дураки, что, как говорится, не приведи господь. Глупости, конечно. А кажется. Вот тут и оглядеться бы, в себя прийти, дыханье перевести перед тем, как дальше бежать…
Так и решился я на свое путешествие. Как говорится, не от хорошей жизни.
Как уже сказано, я и раньше частенько выезжал на велосипеде из города, накатывая за день километров по сорок-пятьдесят по счетчику, а тут и подумал: что, если ехать все время вперед и не возвращаясь? Ночевать можно в гостиницах, а еще лучше – в избах у местных жителей. На сеновале, например, чем плохо? Приходилось же ночевать раньше, когда выезжал на охоту или на рыбную ловлю. И ничего ведь, пускали. Люди добрые страннику в приюте никогда не откажут. Да ведь и интересно у жителей. И так мне захотелось вдруг выехать, что не прошло и недели, как я собрался. Вопреки, надо сказать, совету соседа-врача, вопреки страхам родственников, вопреки мудрой, спокойной житейской логике. Хотя самая-то мудрая житейская логика, как оказалось, была на моей стороне. Тогда я, правда, этого до конца не понимал. Но уже начинал догадываться.
Маршрут такой: Москва – Серпухов на электричке, раз уж так получилось, а дальше Таруса, Алексин, Калуга, Брянск, Новгород-Северский, Чернигов, Киев, Житомир, Винница, Одесса на велосипеде. То по проселочным, то по шоссе. Больше по проселочным. Карта у меня была.
Итак, электричка, в которой мы с велосипедом ехали, спокойно докатилась до Серпухова. Старинный русский город встретил нас пыльной вокзальной площадью, жарой. Оставив велосипед в камере хранения, я зашел пообедать в вокзальный ресторан, обливаясь потом, поговорил с молодой женщиной, что сидела за столиком, к которому сел и я. Разговор был непринужденный, запросто, что не всегда у меня бывает, и мне вдруг понравилась собственная непосредственность в меру (заповедь: не скучать). Приходилось ежеминутно вытираться платком, я держал его в руке наготове, а женщина, не останавливаясь ни на миг, размахивала перед своим лицом книжечкой меню. В ожидании официантки собеседница сказала, что город не так чтобы очень уж интересный, останавливаться и осматривать его не стоит – сама она приехала в командировку и вот уже несколько дней живет здесь, «в этой жаре и дыре»… И я понял, что есть смысл сегодня же доехать ну, например, до Тарусы и там переночевать. Была половина третьего.
