Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

– Вы, конечно же, возьмете с собой мисс Лезеран?

– Эми? Ну конечно, мне без нее не обойтись. Так, значит, по-вашему, мне это не повредит?

– Думаю, эта поездка может вам принести большую пользу.

– Вы и вправду очень милый человек. – В глазах леди Матильды мелькнул огонек, который был уже знаком доктору. – Вы считаете, что если я отправлюсь куда-нибудь, где еще не была, и увижу новые лица, то это поднимет мне настроение и прибавит бодрости. Конечно же, вы совершенно правы. Но мне приятно думать, что я еду лечиться на воды, хотя на самом деле мне не от чего лечиться, правда? Разве что от старости. К сожалению, старость не вылечивается, она только прогрессирует, вы согласны?

– Главное, чтобы вы получили удовольствие. Я думаю, вы его получите. Кстати, если вам надоест какая-то процедура, немедленно прекращайте ее.

– Я буду пить воду стаканами, даже если она отдает тухлыми яйцами, не потому, что я люблю тухлые яйца, и не потому, что буду считать это для себя полезным. Просто при этом испытываешь какое-то особенное чувство сродни жертвенности. Знаете, в нашей деревне старухи всегда требовали сильного лекарства, черного, пурпурного или ярко-розового цвета, с резким мятным запахом. Они считали, что такое лекарство гораздо полезнее, чем маленькая пилюля или бутылочка, в которой налито что-то вроде самой обыкновенной бесцветной воды, без всякой экзотики.

– Вы хорошо знаете человеческую природу, – заметил доктор Дональдсон.

– Вы так добры ко мне, – сказала леди Матильда. – Я очень вам благодарна. Эми!

– Да, леди Матильда?

– Принеси мне, пожалуйста, атлас. Я забыла, где Бавария и какие вокруг нее страны.

– Дайте вспомнить. Атлас… По-моему, он есть в библиотеке. Там должно быть несколько старых атласов, годов примерно двадцатых.

– Может, у нас найдется что-нибудь поновее?

– Атлас… – повторила Эми в глубокой задумчивости.

– Если не найдешь, купи новый и принеси его мне завтра утром. Будет очень трудно разобраться, потому что все названия поменялись и я вряд ли пойму, где что. Тебе придется мне в этом помочь. Разыщи большую лупу, ладно? По-моему, я на днях ею пользовалась, когда читала в постели, и она, наверное, провалилась на пол между кроватью и стеной.

Чтобы выполнить эти просьбы, понадобилось некоторое время, но в конце концов атлас, лупа и старый атлас для сравнения были доставлены, и Эми, такая милая женщина, думала леди Матильда, очень ей помогла.

– Ага, вот. Кажется, это место по-прежнему называется Монбрюгге или похоже на то. Это либо в Тироле, либо в Баварии. Все смешалось, и места, и названия.

Леди Матильда оглядела свою спальню в гостинице. Превосходно обставленный номер, очень дорогой. Спальня сочетала комфорт с тем внешним аскетизмом, который мог бы заставить жильца смириться с физическими упражнениями, диетой и, возможно, болезненными сеансами массажа. А обстановка интересная, подумала она. Отвечает любому, самому взыскательному вкусу. На стене в рамке был помещен какой-то текст, написанный готическим шрифтом. Леди Матильда уже подзабыла немецкий, но эта скромная деталь в убранстве номера, казалось, символизировала возвращение ее в золотую чарующую пору юности. И не только. При виде этого торжественного готического письма возникло ощущение, что не только молодежи принадлежит будущее, но и пожилые люди могут пережить вторую молодость.

На тумбочке у кровати леди Матильда, к своему удовольствию, обнаружила гидеоновскую Библию, такую же, какие неизменно находила в номерах американских гостиниц. Она взяла ее, раскрыла наугад и ткнула пальцем в первый попавшийся стих, прочла его, кивая, и записала в блокнот, лежащий на тумбочке. Она часто так поступала, тем самым как бы получая сиюминутное послание свыше.

«Я был молод, а теперь я стар, и все ж не видел я покинутой добродетели».

Она продолжала осмотр комнаты. Под рукой, хоть и не слишком на виду, на нижней полке тумбочки оказался «Готский альманах» – совершенно бесценная книга для тех, кто желает узнать о родословных знаменитых семей, насчитывающих несколько сотен лет; традиции все еще сохраняются и почитаются потомками по сей день. Это может пригодиться, подумала она, надо будет его полистать.

На столе рядом с изразцовой печью лежали изданные в мягких обложках проповеди и учения современных пророков; голоса прежних и нынешних вопиющих в пустыне были представлены здесь для изучения и одобрения молодыми последователями – волосатыми, в странных одеяниях, с горячими сердцами. Маркус, Гевара, Леви-Страус, Фанон.

Неплохо бы почитать и это, чтобы суметь поддержать разговор с золотой молодежью, если понадобится.

В этот момент в дверь робко постучали, она приоткрылась, и показалось лицо верной Эми. «Лет через десять, – вдруг подумала леди Матильда, – Эми будет в точности похожа на овцу – милую, верную, добрую овечку». Сейчас она все еще была очень симпатичным пухлым ягненком с милыми кудряшками, внимательным и добрым взглядом и блеяла нежным голоском:

– Надеюсь, вы хорошо спали?

– Да, дорогая, я прекрасно выспалась. Ты принесла это?

Эми, которая всегда знала, что имеет в виду ее хозяйка, протянула ей требуемую вещь.

– Ах, моя диета. Ладно. – Леди Матильда внимательно изучила ее и произнесла: – До чего же непривлекательно! Что это за вода, которую я должна пить?

– Не очень вкусная.

– Естественно, я и не надеялась, что она будет вкусная. Зайди через полчасика, я попрошу тебя отправить письмо.

Отставив в сторону поднос с завтраком, она подошла к столу, подумала пару минут и взялась за перо.

– Это должно сработать, – пробормотала она.

– Прошу прощения, леди Матильда, что вы сказали?

– Я пишу своей приятельнице. Я тебе о ней рассказывала.

– Эта та, которую вы не видели лет пятьдесят или шестьдесят?

Леди Матильда кивнула.

– Я очень надеюсь, – смущенно сказала Эми, – я хочу сказать, что… Прошло так много времени. У людей сейчас короткая память. Правда, я очень надеюсь, что она вас вспомнит.

– Конечно, вспомнит, – ответила леди Матильда. – Невозможно забыть тех, с кем был знаком, когда тебе было от десяти до двадцати лет. Они навсегда остаются в памяти. Ты помнишь, какие они носили шляпы и как они смеялись, помнишь их недостатки, достоинства и все остальное. А вот тех, с кем я встречалась, скажем, лет двадцать назад, я никак не могу вспомнить даже при встрече. О да, меня-то она вспомнит, и вообще все, что было в Лозанне. Ну ладно, пойди отправь это письмо, а мне надо кое-чем заняться.

Она взяла альманах, вернулась в постель и внимательно изучила те статьи, которые могли бы позднее пригодиться, – некоторые факты о семейном родстве и разные прочие сведения: кто на ком женился, кто где живет, какие несчастья кого постигли. Нет, леди Матильда вовсе не рассчитывала найти в этом альманахе упоминание о той женщине, о которой она думала, но эта женщина здесь жила, специально приехала сюда, чтобы поселиться в замке, который когда-то принадлежал аристократам, и она переняла принятое здесь уважительное и подобострастное отношение к людям из хороших семей. Сама она на знатное происхождение, даже подпорченное бедностью, совершенно не претендовала, ей пришлось ворочать деньгами, океанами денег, невероятным количеством денег.

Леди Матильда Клекхитон вовсе не сомневалась, что уж ее-то, дочь восьмого герцога, непременно пригласят на какую-нибудь вечеринку и, может быть, угостят кофе и вкуснейшими сливочными пирожными.

Проехав пятнадцать миль до замка, леди Матильда Клекхитон вступила в одну из огромных гостиных. Одежда ее была тщательно продуманной, хоть Эми ее и не одобрила. Эми редко давала советы, но ей так хотелось, чтобы ее патронесса преуспевала во всем, что бы ни затевала, что на этот раз она осмелилась выразить слабый протест.

– Вам не кажется, что это ваше красное платье немного подпорчено? Понимаете, вот тут, в подмышках, и еще, знаете, оно лоснится в двух-трех местах…

– Знаю, моя дорогая, знаю. Это поношенное платье, но все-таки оно от Пату. Оно старое, но ужасно дорого стоило. Я ведь не пытаюсь выглядеть богато или экстравагантно. Я – обедневшая женщина из благородной семьи. Те, кому еще нет пятидесяти, несомненно, смотрели бы на меня с презрением. Но владелица замка уже давно живет в таком месте, где богатые томятся в ожидании обеда, а хозяйка терпеливо ждет, когда появится опоздавшая потрепанная старуха безукоризненного происхождения. Семейные традиции – это такая вещь, от которой так просто не избавишься. Они в тебе живут, даже если переехать в другое место и поменять соседей. Кстати, в моем чемодане ты найдешь боа из перьев.

– Вы собираетесь надеть боа из перьев?

– Совершенно верно. Страусовое боа.

– О боже, ему ведь уже столько лет!

– Да, но я его очень аккуратно хранила. Вот увидишь, Шарлотта поймет, что это значит. Она подумает, что дама из одного из лучших семейств Англии настолько обеднела, что вынуждена носить свои старые платья, которые хранила много лет. А еще я надену свою котиковую шубу. Она немного поношена, но в свое время была великолепна.