Питер - Шимун Врочек

Иван усмехнулся.

— О-очень интересный. А идея такая…

— Смело, — оценил генерал. Потер подбородок. Крупный, с лёгкой синевой, недавно выбритый. Иван опять подумал, что с таким лицом надо прохожих по голове бить, а не армией командовать. Образина. Но ведь умный мужик — даже страшно становится, насколько умный. Взгляд острый до дрожи, глаза светлые, зрачки словно булавкой наколоты. — Думаешь, получиться? Уверен?

Чёрта с два тут уверен. Иван поднял взгляд.

— Вот и проверим.

— Хорошо мыслишь, — сказал генерал. — Раскованно. Риска не боишься. Это мне нравится.

Иван пожал плечами.

— Я же диггер.

— У меня этих диггеров хоть жопой ешь, — откровенно признался Мемов. — Ты — другой, — пауза. — Как закончим с этим, пойдёшь ко мне замом? Мне нужны такие раскованные. Ты талантливый человек, Иван. Я таких людей уважаю и ценю.

Иван даже сперва не понял, что ответить. От открывающейся перспективы кружилась голова. Заместитель первого человека в Альянсе? Это же офигеть, что такое. Просто офигеть.

«А как же Таня?», подумал он. «Как же наше тихое, блин, семейное счастье?»

— А если не выгорит? — спросил он.

— А это уже неважно, Иван. Веришь, нет?

Иван посмотрел на Мемова. А ведь не врет, сволочь. Серьёзный мужик.

— Верю.

Через два дня заказанное наконец прибыло с Василеостровской.

— Как думаешь, получиться? — спросил Пашка приглушенно. Он поднял биток и с силой опустил. Бум! Взлетело облачко фиолетовой пыли. Работать приходилось в респираторах и противогазах, иначе давно бы все лежали и радостно улыбались в потолок. И так у Пашки весь «намордник» заляпан фиолетово-серой грязью.

Иван качнул головой. Лямка ГП-9 привычно давила на затылок.

Улыбка Косолапого.

— Я везучий.

Иван размахнулся и ударил. Взвилось облачко, часть фиолетовой пыли попала на стекла противогаза.

«Таня. Скоро я буду дома. Только жди меня. Иван».

Глава 7

Победа

Вот этот город.

Серый продрогший слон.

Идёт дождь.

Струи дождя хлещут по отсыревшим фасадам, многие разрушены пожарами, но сохранили некий странный цвет… послецветие. Когда дом умер, умерли его жильцы, но здание продолжает держаться.

Когда идёт дождь, видимость в противогазе падает почти до нуля. Залитые стекла, брызги, разбивающиеся об окуляры, дробный стук капель по резиновой маске, по прорезиненной ткани плаща.

Иван остановился. Достал дозиметр (капли забарабанили по стеклу), сверил показания. Чтобы увидеть хоть что-то, приходится наклоняться впритык. Иногда стекло стукалось о пластик. Треск счетчика тонул в гуле дождя. Как с цепи сегодня сорвался. Но дождь хорош тем, что твари его не особо любят — собаки Павлова точно. Конечно, если не столкнуться с ними лицом к лицу…

Пять рентген в час. Иван присвистнул. Уже сильно. Словно где-то недалеко источник загрязнения. Иван прошёл вдоль стены здания, до угла — уровень стал сильнее на пару рентген. Точно, там что-то есть. Иван спрятал счетчик под плащ, щёлкнул предохранителем «ублюдка». Капли разбивались о чёрный, поцарапанный металл ствольной коробки.

Иван подождал. Издалека медленно наплывал, искажаясь, размякая в сыром воздухе, чей-то тоскливый крик. То ли человек, то ли животное — не понять.

Заходить за угол не хотелось.

Иван посмотрел на бронзовую лошадь, стоящую на дыбах. Она была уже полностью зелёной, насквозь, и мокрой. Капли разбивались о зелёный круп. Мост почти обвалился, но лошади пока уцелели. Странно.

Иван, наконец, решился. Тяжесть в затылке стала свинцовой, но он пересилил себя и сделал шаг. Ещё.

Выдвинулся из-за угла.

Вздрогнул.

У парапета набережной, скрючившись и расставив широко костлявые локти, сидел Блокадник. Он задумчиво раздирал длинными несоразмерными пальцами собачью тушку, от каждого движения брызгала кровь. Шум дождя. По мостовой, смывая бегущую из-под собаки кровь, бежали струи воды. Где-то далеко прогремел гром.

Вот и всё, подумал Иван.

Блокадник выдернул кусок из тушки и повернул голову. В его чёрных глазных провалах была космическая мудрость. Капли барабанили по серой гладкой коже твари.

— Привет, Иван, — сказал Блокадник скрипуче. От звука этого голоса по спине диггера пробежал озноб. — Я тебя давно жду…

Иван открыл глаза — в испуге, что проспал. Сбросил босые ноги на пол, вскочил.

Открыл рот, чтобы заорать «подъём!»…

Остановился.

На наручных часах со светящимися зелёными обозначениями было полпятого утра. Рано ещё.

Иван вернулся и сел на койку. Скрип ложа. Теперь они ночевали в ТДП-шке, чтобы не отрываться от работы.

Он снова здесь. И никаких Блокадников, слава богу. Ивана передёрнуло. Всё кончилось. На соседней койке сопел Миша Кузнецов, рядом с ним посвистывал носом Пашка. В глубине подстанции темнела койка, откуда доносились лёгкий храп и бормотание Солохи. За вчерашний день все так умотались, что на Ивановы прыжки никто даже ухом не повёл.

Койка профессора пустовала — впрочем, у него бессонница, понятно.

Все на месте. Все живы. Хорошо.

Пускай ещё полчаса поспят. Сегодня у нас много работы.

Точно.

Иван потрогал повязку на ребрах, поморщился. Опять влажная. Ребра, поврежденные тварью на Приморской, всё никак не заживут. Что за притча?

На месте мочевого пузыря висел горячий мокрый кирпич. Иван, ежась от холода, натянул штаны, обулся и вышел из подстанции.

Подготовка материала заняла целый день. Иван устал как собака. Хорошо, хоть на одной из станций нашёлся компрессор, чтобы закачать в баллоны сжатый воздух. Теперь их поместить в шкафы с обозначениями «ПК» — пожарный кран, и в ящики с пожарным оборудованием, такие же баллоны — в систему вентиляции Маяковской. И ещё нужны механические будильники. Или таймеры на батарейках. Но лучше механика — она надежнее.

В общем, работы до хрена. И всё с сохранением секретности. Н-да.

И есть ещё одна проблема.

— Вообще, надо бы испытать… — профессор посмотрел на баллон с фиолетовой мутной жидкостью. Беспомощно огляделся. В ТДП-шке — тоннельной дренажной подстанции, отведенной под секретную химлабораторию, — проходил смотр высшим начальством научных достижений. Но пока показать было особо нечего.

— Нужен доброволец, — сказал Мемов.

Иван шагнул вперёд.

— Я доброволец.

Мемов покачал головой.

— Нет. Не ты. Нужен здоровый человек.

Значит, он знает про Ивановы болячки? Нормально жизнь идёт.

— А кто тогда? — спросил Иван.

— Почему это сразу я? — удивился Солоха.

Профессор добродушно улыбнулся. Приблизился, как бы между делом отсекая диггера от двери.

— Надо, Сеня, надо. Снимите очки, пожалуйста.

Солоха отступил на шаг.

— Предупреждаю сразу — у меня неадекватная реакция на некоторые лекарственные препараты! — но очки всё-таки снял.

— Аллергия? — деловито осведомился Водяник. — Что-нибудь смертельное?

— Вроде нет… э, вы что делаете?!

— Сейчас проверим, — сказал Водяник, натягивая противогаз. Взялся за баллон, повернул распылитель в сторону диггера. — Готов? — глухо спросил профессор.

— Мама, — сказал Солоха.

Коротко ударила струя жидкости под давлением, распыляясь в воздухе на мелкую водяную пыль. Практически бесцветное облачко повисло в воздухе, быстро рассеиваясь.

Солоха помедлил и осторожно сделал вдох. Все ждали. Ничего не происходило.

Диггер весело оглядел экспериментаторов и улыбнулся:

— Скажите, Проф. А Йозеф Менгеле — случайно не ваш кумир детства?

— В целом, испытаниями я доволен, — сказал Мемов. Кивнул в сторону, там лежал матрас. — Он, похоже, тоже.

Иван хмыкнул.

Солоха лежал и радостно улыбался. И, кроме расширенных зрачков, ничем не отличался от прежнего, не опрысканного Солохи. Разве что Иван не помнил, что бы когда-нибудь видел диггера таким расслабленным.

Солоха просто излучал счастье. В маленькой захламленной комнате от него шло своеобразное сияние, легко забивавшее слабый свет карбидки.

— Агрессии ноль, — сказал Проф, подходя к генералу с Иваном. — Кажется, наш мох имеет сходство с ЛСД — тот тоже блокирует адреналин. У реципиента отмечена повышенная внушаемость. Синестезия. При этом мягкий и быстрый «приход». Некоторые, довольно сильные признаки мышечного паралича, быстро, впрочем, проходящие. Причем очень сильная реакция, хватило всего лишь одной десятой намеченной дозы…

— Профессор, всё понятно, — прервал Иван, хотя половины слов не понял. — Ну что? — он посмотрел на генерала. — Оставляем Маяк?

— Кажется, я нашёл «точку сборки», — сказал Солоха, прежде чем Мемов успел ответить. — Слышите меня? Вам не передать… но я попробую. Смысл жизни — я вижу его: четко и ясно.