Бывшие (СИ) - Ann Lee

выпуская из руки бутылку, с горем пополам, поднимается на ноги. Стоит в прихожей покачивается.

Я закрываю дверь и приваливаюсь к ней, обдумывая, что же мне с ним делать.

— Иди ко мне, Роуз, — тянет ко мне руку.

— Стёп, ты серьёзно? — отталкиваю его, и прохожу мимо, скидываю туфли.

— Да, блядь, я серьёзно, — не отстаёт он, обнимает за талию, со спины, и дышит перегаром.

— Я очень серьёзно, Роуз, — прижимает ближе, и, не смотря на то, что пьян, рука, держит меня крепко, — хочу трахать тебя, хочу засаживать тебе, чтобы ты стонала, и имя моё повторяла, — рука его беспорядочно шарит по моему телу.

— Стеф, я не хочу с тобой пьяным! — пытаюсь вырваться, но он разворачивает меня к себе лицом, и бесцеремонно вливает в рот виски. Я давлюсь, кашляю, и всё же немного глотаю.

— С ума сошел! — верещу я, и толкаю его в грудь, вытираю рот ладонью.

— Вот теперь ты тоже пьяная, — ржёт он, и тоже делает глоток, отставляет бутылку, потом к шее моей припадает и сосёт, покусывает кожу.

— Сошёл, Роуз, сошел. Вижу тебя каждый день на работе, и так и тянет тебя на ковер вызвать, и на самом этом ковре разложит. Задрать твою задницу к верху, и долбить тебя, пока скулить не начнёшь, — бормочет он, и прижимает меня к стене.

— Стеф… — пытаюсь протестовать, но он закрывает мне рот поцелуем. Наполняя меня нестерпимым перегаром. Мне становиться тошно, и я остервенело, колочу его по спине.

— Сука, — отрывается он от моего рта, — околдовала меня. Проси что хочешь! Только дай тебя трахнуть. После Москвы, только об этом и мечтаю, стояк железный на тебя!

— Ты пьяный, Стёп, не хочу так, — попыталась сказать по — жалостливее, понимая, что сопротивление его только заводит.

— А я хочу, — пыхтит он, и задирает моё платье, — зацеловать тебя хочу, вылизать всю хочу, чтобы в рот мне текла, и дрожала, когда вставлю, и кончала!

Вся эта пошлость сбивала с ног. Он словно с катушек съехал.

— Стёп, сегодня же на работу, — пытаюсь отодрать его от моей груди, — как ты такой пойдёшь.

— По хуй мне на работу! — мычит он, кусает мою грудь, прямо через ткань платья и бюстгальтера. — Я твой начальник, даю тебе сегодня выходной. Будем трахаться весь день, а потом всю ночь!

— Давай ты проспишься сперва! — отворачиваюсь от очередного поцелуя.

А он вдруг хватает меня за руку, и кладёт на свой член, который топорщится из под брюк.

— Ты считаешь, что я смогу уснуть? — ворчит он, и толкается мне в руку.

Я быстро соображаю, что же мне делать.

— Только ты мне нужна, — бормотал тем временем Стёпа, обцеловывая мою шею, оставляя на ней отвратный запах алкоголя, — только ты. Шесть лет думал что живу, а был мёртв, пока снова тебя не увидел!

Он снова затронул эту тему.

— Ты моя, слышишь, даже если не со мной! — пьяный бред продолжался. — За шест лет совсем не изменилась, словно локоны твои розовые вижу. Такая же гибкая, охуенная, отзывчивая! Девочка моя, лживая!

Его слова ранят меня в очередной раз, и понимаю, что нужно сбавлять обороты, прекращать всё это, не в том он состоянии, чтобы наводить разборки, а меня надолго не хватит.

— Хорошо, — сдаюсь я, — раздевайся!

Он отходи от меня и глупо улыбается. Скидывает всё одежду, комкая её, как попало, неловкими движениями, и остается голым. Стоит передо мной.

— А ты?

— И я, — киваю, а сама обхожу его и расстилаю кровать, что стоит позади него. Она конечно маловата под его рост, но сейчас не до выбора.

— Ложись, — командую я снова.

Стёпа укладывается на спину, и я ловко уворачиваюсь от его цепких рук.

— Куда? — ворчит он. — Иди ко мне!

— Сейчас приду, подожди немного, душ приму, — и выскальзываю из комнаты, иду в ванную. Душ, конечно, не принимаю, но переодеваюсь в удобную домашнюю одежду, и умываюсь, с особым удовольствием мою шею. Потом чувствую, что меня сильно тошнит, всё же алкоголь с утра на голодный желудок, даже глоток, и то слишком. Пытаюсь удержать позывы, но меня выворачивает прямо в раковину. Вот же блин, сомелье хренов, со своим виски. Но как только меня вырвало, стало заметно лучше. Я ещё раз ополоснула лицо водой, и вышла. Крадучись подошла к комнате и заглянула.

Стёпа спал, так и, развалившись без одеяла на кровати, в чем мать родила. Сто раз видела его голым, и всё равно замираю на пару мгновении, рассматриваю тренированное тело. И замечаю какую-то тёмную полоску, под левой грудной мышцей. Приближаясь, с опаской прислушиваясь к его дыханию, не хочу быть снова заграбастанная его ручищами, в этот алкогольный плен. От одного запаха мутить начинает. Но он на этот раз и вправду спит. Дыхание ровное глубокое, грудная клетка плавно поднимается и опадает. Я склоняюсь над ним, чтобы рассмотреть, что же это за полоска прямо рядом с сердцем. И при приближении понимаю, что это тату. Тонкая работа. Потому что, нераспущенный бутон розы, и её стебель совсем малы. Недаром издалека мне показалось, что это какая-то полоска. Я провожу пальцем по черному рисунку, совсем забыв об осторожности. Рассматриваю уже в деталях сомкнутый бутон, и хрупкий стебель. Интересно когда он её сделал? Сразу после расставания? Или позже, когда понял, как он выразился, что не может жить без меня? А вообще это не важно, по сути. Важно что, я рядом с его сердцем.

Меня отвлекает его телефон, вибрирующий в куче его одежды. Я отрываюсь от цветка, и укрываю Стефа одеялом. Всё ещё под впечатлением, нахожу его телефон. Разговаривать, конечно, не собираюсь, просто хочу посмотреть, кто звонит, хотя и подозреваю, кто это может быть. Но я ошибаюсь, время половина восьмого, и это Пётр, обеспокоенный отсутствием руководства на рабочем месте. Смотрю на дисплей телефона и раздумываю, взять или не взять трубку. Но человек, же беспокоится, и вообще поднимет панику, морги, полиция, больницы. И я принимаю вызов.

— Степан Дмитриевич, доброе утро, возможно, вы забыли… — тут же начинает тараторить Пётр в трубку.

— Пётр, это