Приключение великих уравнений - Владимир Карцев

Химик Дюма писал, что "Фарадей оставил о себе самые приятные, никогда не увядающие воспоминания, которых не мог бы вызвать его шеф. Мы восхищались Дэви, мы любили Фарадея".

В Генуе - опыты с электрическим скатом, Фарадей помогает Дэви. Задача опытов - выяснить, не вызывает ли электрический разряд ската разложения воды.

Во Флоренции - сжигание алмаза в атмосфере кислорода и окончательное доказательство единой природы алмаза и графита.

Здесь Дэви воспользовался уникальной по величине линзой, принадлежавшей великому герцогу Тосканскому. С ее помощью Дэви вместе с Фарадеем направляют лучи южного солнца на алмаз, лежащий в платиновой чашечке под стеклянным колоколом, заполненным кислородом. Фарадей вспоминает: "Сегодня мы выполнили великий эксперимент, заставив гореть алмаз, и, несомненно, то, что мы наблюдали, было исключительно интересным и красивым... Сэр Г. Дэви заметил внезапно, что алмаз явно горит. Когда алмаз убрали из фокуса линзы, он продолжал быстро сгорать. Сверкающий алмаз светился багровым светом, переходящим в пурпурный, и помещенный в темноту, горел еще около четырех минут".

В Академии Чименто Фарадей и Дэви с восхищением осматривают уникальные экспонаты - бумажный телескоп самого Галилея и магнитный камень, поднимающий 150 фунтов.

В Риме они наблюдают, но без особого доверия, за опытами Моричини, пытающегося намагнитить стальные иголки с помощью солнечных лучей и считающего, что это ему блестяще удается.

В Милане - следующая запись: "Пятница 17 июня 1814 г. Милан. Видел Вольта, который пришел к сэру Г. Дэви: он бодрый старик, на груди - красная ленточка, очень легок в разговоре"

В Женеве - знакомство с членом правительства республики, врачом и физиком Шарлем де-ля Ривом и его сыном Огюстом, которому было в то время всего тринадцать лет (через шесть лет Огюст, девятнадцатилетний профессор, покажет Араго, Марсе (мужу мадам Марсе), Пикте и другим известным лицам опыты Эрстеда, что повлечет за собой цепь великих событий).

Фарадей начинает бегло говорить по-французски и по-немецки.

Наконец, самое главное - во время путешествия Фарадей невольно вдыхает аромат несостоявшихся пока, но буквально реющих в воздухе великих открытий в электротехнике.

Трудно себе представить более великолепную школу для Фарадея, глубоко преданного науке, но все же пока еще дилетанта.

Принимая это во внимание, несколько удивляют сетования некоторых биографов Фарадея, подчеркивающих "несчастную судьбу" Майкла Фарадея, отправившегося "не по своей воле" в Европу в качестве "слуги" сэра Гэмфри, особо упирая на то, что Фарадей, мол, жестоко страдал, мучимый своенравной супругой Дэви. Тут надо твердо оговорить, что если и были конфликты между Фа-радеем и леди Джейн, то не последняя в них обычно одерживала верх.

"...Леди Дэви... любит показать свою власть, и я с самого начала обнаружил с ее стороны серьезные намерения подавить меня. Случайные ссоры между нами, в каждой из которых я оказывался победителем, происходили так часто, что я перестал обращать на них внимание. Ее авторитет ослабевал, и после каждой ссоры она вела себя мягче", - писал впоследствии Фарадей.

Кроме того, "растирание красок для великого художника" является, пожалуй, обязательной и лучшей школой для ученого, тем более, что для Фарадея это "растирание красок" вылилось в совместные исследования со всемирно известным ученым и знакомство с наиболее заметными проблемами и людьми науки того времени.

Обращать на этом фоне внимание на некоторые неудобства положения Фарадея как "слуги" Дэви не более, чем ханжество. Такие жалобы напоминают часто слышимые нами по телевизору жалобы наших кинозвезд, снимавшихся, скажем, в фильме из заводской жизни:

"Это было очень волнительно и немыслимо, невероятно тяжело... Пришлось, верите ли, научиться работать на станке, сходило с нас семь потов, приходилось вставать вместе с рабочими в шесть утра и обедать в рабочей столовке... Каждую сцену пришлось повторять по нескольку раз...".

А как же иначе, друзья?

Фарадей, видимо, прекрасно понимал это, поскольку писал в одном из своих писем из-за границы:

"Я мог бы высказать тысячу жалоб, но, размышляя обо всем трезво и объективно, я думаю, что мне вообще нет никакой нужды жаловаться на кого бы то ни было".

Фарадей вернулся из путешествия зрелым, самостоятельно мыслящим ученым. Как-то из Флоренции пришла посылка с образцами тосканского известняка герцогиня, во время поездки познакомившаяся с Дэви, просила сделать анализ минерала, видимо, на предмет оценки принадлежащих ей природных богатств.

Дэви, занятый в то время отработкой конструкции знаменитой безопасной шахтерской лампы, предложил выполнить достаточно тривиальную работу Фарадею.

Тот скоро окончил анализы, передал результаты Дэви и был несказанно удивлен, когда последний отдал материал в научный журнал в качестве оригинальной статьи. Первой научной статьи Майкла Фарадея.

До сих пор он, если так можно выразиться, "издал" только одно произведение. Десять лет назад восемнадцатилетний Фарадей взял пустую тетрадь и вывел на обложке:

"Философский сборник

разных статей, заметок, событий, приключений и т. д., относящихся до наук и искусств и собранных из газет, обозрений, журналов и других сочинений с целью содействовать развлечению, самообучению, а также подтверждению или разрушению теорий, распространенных в ученом мире. Составил Майкл Фарадей в 1809 - 1810 годах".

Через десять лет - первая настоящая статья, быть может, со стороны и менее интересная, но неизмеримо более глубокая. Уже в первой статье четко прослеживаются основные черты Фарадея-исследователя: глубина, редкое упорство в достижении цели, исчерпывающая полнота, спокойствие, свойственное лишь великим умам. Мы уже говорили об убежденности Фарадея во всеобщей связи явлений - убежденности, разделявшейся тогда далеко не всеми. Восхищает любовь Фарадея к порядку и полной определенности - он не признавал непроверенных фактов, а манера точно составлять отчеты неоднократно приводила в восторг директоров института. Диапазон его работ в то время довольно широк, но в основном это были исследования в области химии.

Перемена в тематике его занятий случилась в августе 1820 года - в это время по Европе рассылался Эрстедом его знаменитый мемуар: "О воздействии электрического конфликта на магнитную стрелку".

В августе Дэви получил по почте только что напечатанный в Англии мемуар три невесомые странички.

Через день Дэви и Фарадей повторили эксперимент Эрстеда и с восхищением убедились, что Эрстед прав - протекание тока в проводе немедленно вызывало отклонение размещенной поблизости магнитной стрелки.

И знаменитый Дэви, и еще неопытный Фарадей с внезапной ясностью ощутили, как и все, видевшие опыт, что рушится стена между двумя дотоле никак, казалось, не связанными друг с другом силами природы - электричеством и магнетизмом. Стена начала рушиться, и обнаружились неведомые связи, повеяло свежим воздухом новых открытий.

Был август. Потрясенный Араго уже интенсивно работает, развивая опыты Эрстеда, показанные ему молодым де-ля Ривом; он замечает, что не только стрелки компаса, но и железные опилки легко "чувствуют" наличие электрического тока - они облепляют проволочку с током; при выключении тока опилки опадают черными хлопьями...

Был август. Только в сентябре об опытах Эрстеда узнает Ампер, которому суждено первому понять и истолковать их, хотя Дэви и Фарадей узнали обо всем раньше него. Ампер, "этот докучливый умник Ампер", опередил их, развив свою стройную теорию образования магнетизма за счет электричества и потратив всего две недели (плюс, разумеется, всю предыдущую жизнь).

Фарадею и Дэви это не удалось. Все произошло слишком быстро. В августе они узнали об опытах Эрстеда, а уже в сентябре Ампер предложил стройную теорию, объясняющую непонятные опыты.

Нельзя сказать, что Дэви и Фарадей были в восторге от теории Ампера. Но разрушить изящное безупречное здание было трудно: нужны были кропотливые исследования. Шли месяцы, а Дэви и Фарадей не могли предложить ничего, что могло бы заменить теорию Ампера.

Кончилась осень, прошла зима, наступила весна нового 1821 года. Дэви постепенно отдалялся от задач, связанных с электричеством, Фарадей был упорен, но тоже не мог ничего добиться.

Прошла весна, наступило лето, коллеги Фарадея разъехались кто куда. Дэви, как и его друг Волластон, известный химик и физик (он открыл палладий и родий, а также линии, которые впоследствии несправедливо назовут фраунгоферовыми, а не волластоновыми), уехал на курорт, а Фарадей остался в душном Лондоне и упорно работал над новыми проблемами связи электричества. и магнетизма.

В то время произошло важное для Фарадея и его открытий событие. Редактор научного журнала "Философские анналы" доктор Филиппс предложил Фарадею написать обзорный очерк истории электромагнетизма. Предложение было весьма почетным и в какой-то мере, по-видимому, объяснялось и тем, что Дэви и Волластона в Лондоне в то время не было.