Тигр, тигр, светло горящий ! - Михаил Савеличев

Вес космического хлама, выведенного человечеством на орбиту, в ближнее и дальнее Внеземелье за сто лет космической эры оценивается «Ллойдом» (страхование от такой разновидности несчастных случаев и бедствий стало популярным еще с начала века и крупнейшей компании пришлось взяться за математическую оценку и таких рисков) в пять миллиардов тонн титана, железа, ферросплавов, пластика, кремния, композитных материалов, золота, магния и прочего мусора. Сюда входят первые, до сих пор не сгоревшие в атмосфере, по странной прихоти приливного воздействия Луны, Солнца и Юпитера, спутники связи, шпионы, метео- и георазведки и прочие малышки, инфузории зари космической эпохи типа «Молния», «Метеор», «Поход», «Аполло» и «Форчун». Но вся эта мелочь не в счет. Большую проблему представляют гиганты «мюонного» Золотого Десятилетия, когда в небо забрасывались конструкции в сотни тонн весом, из которых собирались присно памятные «Ковчеги», «Галеоны» и другие ноевы корабли, уменьшившие население Земли на пять миллиардов человек и на девяносто процентов полезных ископаемых, окончательно загадившие атмосферу и почти уничтожившие озоновый слой.

Этот «железный навес» послужил хорошим трамплином для Освоения и честь ему и хвала была бы в этом, если бы не его паршивое свойство — все эти уже вышедшие из употребления станции, лаборатории, космополисы и прочие железки, имели тенденцию со временем возвращаться на грешную Землю. И если с первыми космическими «инфузориями» никаких проблем не возникало — они благополучно испарялись, радуя влюбленных и детей, то эти громадины и монстры предпочитали проделать весь путь до конца и, как иные люди, оставить свой след на Земле.

Следы при этом оставались столь примечательными, что была организована специальная служба по демонтажу орбитальных сооружений и отбуксировки их подальше от Планеты.

Но случались казусы — не дождавшись своей очереди, изуродованная метеорными потоками и изъеденная солнечной радиацией махина неожиданно обрушивалась вниз, на головы незадачливых прохожих. Представляете? Идет человек по родному городу, по родной улице, подходит к родному дому и тут раздается гром, свист, удар, бах! — и человека нет. Это наводит на определенные размышления.

Моисей Эпштейн устроил безвременно почившему брату шикарные, но скромные похороны (а я раньше думал, что это — слова-антонимы, пока не убедился собственными глазами в их синонимичности), оттер засаленным рукавом поношенного пиджака горькие слезы и принял бразды правления процветающей фирмы «Эпштейн и Эпштейн». С тех пор компания зацвела еще обильнее и я, помятуя все то добро, которое сделал мне хитрый домосед Авраам, прибегнул к его услугам уже как свободный литератор.

Моисей, в отличие от брата, особой эксцентричностью и хитростью не отличался, но был честен и обязателен. Поэтому если кому-нибудь приспичивало позвонить ему в четыре часа ночи, он добросовестно вылезал из постели, одевал тапочки и, чтобы не разбудить любимую Риву, перетаскивал видеофон в гостиную и там высказывал звонившему все, что он думал о нем и его родителях. И только потом отвечал на вызов. Если не знать этой его особенности, то можно было не дождаться ответа и отказаться от вызова, что еще больше раздражало Моисея. Но я был человек опытный и терпеливо подождал пять минут, прежде чем экран загорелся и из него не вылезло знакомое худое лицо с черными волосами с проседью и круглыми очками на носу.

— Что у тебя с ухом? — буркнул он, нисколько не удивившись.

Я потрогал ухо. Сейчас оно болело меньше, но это компенсировалось его распуханием до огромных размеров. Слоны мне бы позавидовали. Черт бы побрал эту Одри с ее рецептами быстрого протрезвления.

— Медведь наступил, — объяснил я, — еще в детстве. Извините, что так рано тебя разбудил.

— А за то, что так рано меня покинул Вы извиниться не хочешь? вздохнул Моисей.

Обмен любезностями мог продлиться долго и поэтому, чувствуя, что силы мои на исходе после бурной ночи чревоугодия и пьянства, я взял быка за рога с места в карьер:

— Моисей, мне нужна твоя помощь.

Моисей помолчал, пожевал губами и предположил:

— Деньги? Наркотики? Шлюхи? Или я должен тебе посодействовать в присвоении имени Малхонски самому мелкому астероиду Системы в знак благодарности за то, что лучший коммерческий писатель десятилетия, за мои труды и седины, в один прекрасный момент заявляет, что я, я! прости меня Бог за грубое слово! я — полное собачье и еще шесть всяких разновидностей дерьмо,? А что, это сейчас модно. А уж меня, к тому же, никто не заподозрит в предвзятости.

— Я хочу написать книгу.

— Ах, он хочет написать книгу! — чуть ли не крикнул, разойдясь, мой агент, — Он хочет написать книгу! Сначала он врывается ко мне, ломает мебель, бьет посуду, распугивает кошек и кричит, что он больше никогда пера в руки не возьмет! что люди не понимают его книг! что он правдиво живописует ужасы войны, а они, эти подонки из Министерства, награждают его премиями за патриотизм, а придурки-пацифисты обвиняют его в разжигании новой войны! Нет, какое чудо! Никто не понимает великого Малхонски, кроме его самого и его кота, но тот, к сожалению, пока не научился писать рецензии! И тогда Малхонски решает удалиться из мира, как Лев Толстой, и сидя на травке, писать веселые книжки о птичках, как Пришвин. Уж не хочешь ли ты, чтобы я прислал тебе свою коллекцию бабочек и впридачу купил двух канареек?

— Нет. Я хочу, чтобы ты мне достал мои записи на Европе.

Моисей надолго замолчал. Я не прерывал его раздумий, поглаживая больную мочку уха.

— Дело еще хуже, чем я думал, — сделал он вывод, — теперь ты действительно хочешь начать Третью мировую войну. Ты что, Кирилл, не понимаешь какую кучу дерьма ты хочешь вывалить на человечество?

— Понимаю, — ответил я, — мы сами ее и наложили.

— А как же твой «Бежин луг» и прочие охотничьи рассказы? Впрочем, можешь не отвечать. Я всегда знал, что эти твои планы гроша ломаного не стоят. Пиши то, что знаешь лучше всех, либо то, что не знает никто. Охотник и натуралист из тебя никудышный, с воображением у тебя всегда было слабовато, а войну лучше тебя действительно никто не знает. Но сейчас ты действительно делаешь крупную ошибку. Бочка с порохом уже готова, фитиль вставлен и теперь ты хочешь его поджечь.

— Ну так ты мне поможешь, — начал терять я терпение, — или мне обратиться в другое, менее склочное агентство?

— Вот тебе, — сунул мне дулю под самый нос вежливый рабби Моисей, — у нас с тобой контракт. И хотя ты им подтерся и выкинул, он все еще в силе. Если не хочешь ходить голым и сидеть в долговой яме на Валуне, дальше меня тебе хода нет.