Время, вперед! Культурная политика в СССР - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данный очерк не позволяет сделать детальный обзор форм, инструментов и подходов к популяризации науки в Советском Союзе. В частности, здесь мы не рассматриваем роль естественно-научных и технических музеев, так же как и детских и подростковых кружков, которые служили мощными инструментами воздействия на мировоззрение. Мы лишь обратили внимание на ключевые этапы трансформации науки в контексте изменений культурной политики, сделав акцент на роли научно-популярных журналов, художественного и документального кино, а также показав, каким образом стиль и практики советской популяризации науки менялись вместе с идеологическими перипетиями и ожиданиями населения, для которого увлечение популярной наукой стало неотъемлемой частью культурного досуга.
© Абрамов Р., 2013
V. Учреждения и практики
Елена Юшкова. Влияние культурной политики СССР на школу Айседоры Дункан в Москве в 1920-е годы
Воспитание гармонично развитого и свободного человека было одной из давних идей Айседоры Дункан. Танцовщица тратила огромные деньги на организацию и поддержание своих школ: сначала – в Германии (1904), затем, при поддержке миллионера Зингера, – во Франции (1914). Поскольку в послевоенное время ни одна европейская организация не соглашалась финансировать дорогостоящий образовательный проект, Дункан в 1921 г. приняла приглашение Советского правительства основать школу в Москве[292]. 24 июля 1921 г. Айседора Дункан приезжает в Советскую Россию с целью создания школы для обучения как минимум 1000 детей.
История создания школы вполне может служить своего рода призмой, через которую преломились основные моменты формирования политики советского государства в 1920-е годы не только в сфере культуры, но и в сферах педагогики, спорта, организации массовых праздников. Школа Дункан в Москве, безусловно, затрагивала и международные отношения, и процесс становления советского театра, танца, пластической культуры, а также междисциплинарной сферы, которая получила название «искусство движения»[293]. Кроме того, на примере сотрудничества с Дункан мы видим, как государство училось использовать зарубежных интеллектуалов для повышения своего престижа, что впоследствии станет вполне обычной практикой в СССР.
Приезд Дункан в РСФСР летом 1921 г. казался бы явлением удивительным, если бы не ряд обстоятельств. Айседора еще до революции пользовалась в России огромным успехом (гастроли проходили в 1904, 1905, 1907–1908, 1913 гг.), была лично знакома со многими представителями российской культуры. Что еще немаловажно, Дункан была революционеркой в искусстве и достаточно авантюристичным и бесстрашным человеком. Кроме того, после потери детей в 1913 г. она стремилась в «горячие» точки – в 1913 г. даже работала медсестрой на Балканах[294]. В репертуаре Дункан уже были «Марсельеза», «Славянский марш», которые описывались современниками как революционные по духу. В начале 1920-х годов она интенсивно искала возможность продолжать свою педагогическую работу, но не смогла реализовать эту идею в Европе.
На такую подготовленную почву попало приглашение молодого советского государства, которое исходило от полпреда страны в Лондоне Л. Б. Красина, увидевшего Дункан на концерте в английской столице в начале 1921 г.[295] Затем довольно быстро прошел период согласования, было получено одобрение А. В. Луначарского после консультаций с «товарищами», в том числе с В. И. Лениным[296], и вот уже в июне 1921 г. Дункан оказалась в Москве, что стало неожиданностью даже для самого автора пригласительных телеграмм в ее адрес, наркома просвещения Луначарского[297].
Абсурд происходящего в тот исторический момент никого не смущал. Пригласить мировую знаменитость для обучения тысячи пролетарских детей, не имея при этом ни помещения, ни средств, ни внятной программы, ни цели существования подобного заведения, – на такое безрассудство не согласился бы, пожалуй, ни один руководитель государства. Но в стране тогда очень остро стоял вопрос о развитии физической культуры пролетариата[298], которая воспринималась гораздо шире, чем просто физкультура[299], а также вопрос о развития образования. В искусстве пока еще господствовал авангард, допускающий реализацию крайне смелых идей; в общественной жизни царил плюрализм, проявлявшийся в бурных дискуссиях. Кроме того, Дункан в России давно уже воспринималась как символ свободы[300], ее идеи оказали влияние на развитие балета, драматического театра[301], на создание многочисленных пластических студий[302]. Почти с самого начала возникновения государства встал вопрос о формировании нового советского человека[303], который должен быть воспитан по-новому.
Но следует учитывать и то, что приглашение Дункан исходило в большей степени из сферы политики[304]. Это отчасти подтверждают документы по организации ее первых двух концертов в ноябре 1921 г., приуроченных к четвертой годовщине революции. Луначарский, активно ходатайствовавший о выделении денег, объяснял, что «в деле Дункан заинтересованы три Наркомата: Наркоминдел, Внешторг и Наркомпрос, которые постановили оказывать всяческое внимание Дункан, принимая во внимание соображения международной известности актера»[305].
Луначарский содействовал и выделению под школу особняка на Пречистенке, 20, и подбору обслуживающего персонала. В частности, именно он пригласил на должность директора школы И. И. Шнейдера, сыгравшего большую роль в дальнейшем сохранении и поддержании школы, а позже написавшего мемуары как о Есенине[306], так и о Дункан – вторые были опубликованы на английском языке в Англии и США в середине 1960-х годов[307].
Луначарский объяснял потом, что, конечно же, чувствовал некоторую неуместность открытия школы в Москве. Во-первых, он считал, что «лучшие годы Айседоры Дункан позади», во-вторых, вовсе не был уверен, что «дальнейшие… шаги нашей культурной работы, когда самые трудные фазы борьбы позади, пойдут по линиям, совпадающим с эстетическими (в оригинале – эстетскими. – Е. Ю.) идеалами Айседоры»[308]. Но тем не менее идею поддержал и уже в августе 1921 г. опубликовал в «Известиях» довольно пространную статью «Наша гостья», наполненную трескучими революционными объяснениями, почему Дункан приехала в Россию. «Ей, как редкому типу самого подлинного художника, претит та атмосфера, которой заставляют дышать каждого человека нынешние буржуазные господа обнаглевшей, оголенной, разоренной, дышащей ненавистью и разочарованием буржуазной Европы»[309]. Таким образом, пропагандистский момент присутствовал уже с самого начала, когда надо было обосновать необходимость организации школы в стране с далеко не лучшей экономической ситуацией. Луначарский объясняет цель Дункан, которая «лежит в области педагогической… Айседора Дункан давно уже является своего рода революционером в области воспитания детей, главным образом физического и эстетического»[310].
Нарком связывает идею открытия школы (для чего еще в тот момент не было никаких реальных перспектив) с социальной революцией и с невозможностью воспитывать детей по-новому в старом буржуазном мире. «Дункановская реформа останется всегда фантастическим цветочком в крапиве буржуазного общества, пока реформа эта не сделается частью общей перестройки школы, что возможно только с социальной революцией»[311].
Таким образом, нетрудно заметить, что с самого начала государственные мужи пытались объяснить народу необходимость приглашения танцовщицы, подчеркнуть ее глубинную связь с народом, ее революционную сущность и напряженную борьбу с прогнившим буржуазным обществом. Особенно данные мотивы сильны в статье П. С. Когана, который в 1921 г. стоял у истоков создания ГАХН, а затем стал ее президентом[312]. Ему удалось сформулировать четыре основных точки соприкосновения Дункан и советского государства: она вышла из народа, всегда боролась с христианским отношением к телу и с буржуазным искусством, а самое главное – хотела воспитывать нового человека, «свободного от буржуазных оков, которыми европейское мещанство сковывало всякий свободный порыв человека»[313]. Автор также отмечает, что искусство Дункан «волнует, как рев революционной трубы»[314] и что «творческие стремления ее созвучны беспредельным замыслам революции»[315]. Фразы – одна цветистее другой – чередуются с наукообразными объяснениями волновой природы движения, связанными с теориями самой Дункан[316], дореволюционными цитатами из Розанова и поэтическими гимнами в честь разрушения старого мира.