Джума - Гарри Зурабян

но... наступало время "вторых". Гон начинался по всей Росии-матушке, в который уж раз...

- Проходите, Петр Андреевич, - пригласил Багров.

Иволгин успел отметить, что у нового начальника изменилось выражение лица.

"Кресла им, что ли, такую морду придают? - с нарастающим раздражением подумал Иволгин. - Как сядут чуть повыше, так подбородок вверх, губы варениками и в глазеньках - усталость неземная... от щедрот и благ, на макушку свалившихся."

- Петр Андреевич, почему с "делом Свиридова" тянете? - с ходу, недовольным голосом спросил Багров. - Город, того и гляди, в Чикаго превратится, а вы, насколько мне известно, на месте топчетесь. Убийцы за счет государства здоровье себе благополучно поправляют, в больницах отлеживаются. На улицы вечером выйти нельзя. Что

прикажите населению отвечать? Рабочим, служащим? А дети? Им же после уроков погулять надо. Или замуровать их в квартирах? Одним словом, даю вам неделю срок - чтоб с "авторитетами" было покончено. Хватить население нервировать! Вам понятно?

Иволгин встал, вытянувшись в струнку и, пожирая глазами новое начальство, с воодушевлением отчеканил:

- Так точно, товарищ полковник!

Багров понимал, что над ним издеваются, но формально придраться было не к чему. Не копаться же в интонациях подчиненных - так недолго и в записные дураки угодить.

- Вы свободны, - как можно спокойнее проговорил Багров, отпуская майора.

Петр Андреевич вышел в приемную и встретил сочувствующий взгляд секретарши, Татьяны Александровны.

- Мне легче, - вздохнула она и шепотом добавила: - последнюю неделю дорабатываю.

- Да что вы?! - искренне удивился Иволгин.

- Не во мне дело, Петенька, - она молча кивнула на дверь начальника.

- Не дрейфь, Татьяна, - он подмигнул, - прорвемся!

Зазвонил телефон, она подняла трубку. Иволгин кивнул на прощание и поспешил к выходу. Он был уже на пороге, когда ена окликнула его:

- Петр Андреевич, вас капитан Добровольский.

Он вернулся и взял трубку:

- Слушаю тебя, Леша...

Татьяна Александровна, наблюдая за ним, все больше хмурилась, но, в итоге, на лице ее отразился неподдельный испуг. Иволгин же, казалось, вот-вот задохнется. Таким она видела его впервые. Выслушав, не сказав ни слова, он осторожно положил трубку телефона и, увидев испуганное лицо Татьяны Александровны, жестко произнес:

- А прорываться-то, Танюша, придется с боями. Я бы сказал даже, против танков и превосходящих сил противника. - И стремительно покинул приемную.

Шагая по отделению нейрохирургии, майор кожей ощущал накаленную, взрывоопасную атмосферу. Больные попрятались по палатам, зато на всем протяжении коридора сновали люди в милицейской форме и штатских костюмах. Мимоходом он заметил одиноко сидящих на кушетке и испуганно жавшихся друг к другу старушек. Петр Андреевич резко остановился и подошел к ним.

- Добрый день, - поздоровался вежливо. - Это вас привозили на опознание?

Старушки одновременно, молча, кивнули головами. Взгляд у обоих был затравленный и настороженный. Иволгин увидел неподалеку Добровольского, отчаянно жестикулирующего, и о чем-то горячо спорящего с мужчиной в штатском. Тот повернулся и зашагал прочь. Петр Андреевич узнал капитана Стрельцова из госбезопасности. Алексей, заметив майора, поспешил навстречу.

- Леша, - сдерживая ярость, процедил сквозь зубы Иволгин, - быстро отправь на машине отсюда старух. Извинись; в ногах валяйся, если поможет, но чтобы рот под страхом смерти не открывали. Одним словом, максимум обаяния, на какое только ты способен. Не уболтаешь, через час над нами весь город хохотать будет. Где Приходько?

- С персоналом беседует.

- Правильно, надо подключать парня. Один такую работу провернул, а тут... С Багровым, думаю, договорюсь. У парня талант есть, хоть и с придурью он. Так, дальше... Ага! Где Артемьев?

- В кабинете. Ругается, что отделение переполошили. Его больным категорически запрещено волноваться. Кипит, как самовар. Сказал, если не уберемся через полчаса, он лично всех под наркоз и лобэктомию уложит.

- Чего-о-о?!

- Память сотрет и дураками сделает.

- Опоздал, родимый! Мы уже сами себе ее сделали. Но я с этим "мил человеком" сейчас от всей души набеседуюсь. Без него тут точно не обошлось!

- А, может, урки постарались? После того, как Франка убили, вспомнили, наконец, что у них "крестничек кровный" есть?

- Долго вспоминали, Леша, слишком долго. Да и уверен я, знали они, кто Свиридова убил. С самого начала знали, потому парня и не тронули. Здесь несколько дней только наши были. Убрать его - плевое дело, сам знаешь. А сейчас Астахова из-под носа у "конторы" увели. Ты представь - у "конторы"!!! Уголовники с ней связываться бы не стали. Тут мозги покруче нужны или.. совсем надо их не иметь. В любом случае, провернул это тот, кто с этими самыми мозгами, - черт, будь они неладны! - не один год провел.

- Думаешь, все-таки, Артемьев?

- Уверен, Леша!

- Ну, ни пули тебе, ни "пера"!

Когда Иволгин открыл дверь в кабинет заведующего, Артемьев стоял лицом к окну, заложив руки за спину. Он медленно повернулся и, вздохнув, подошел к столу, жестом предлагая майору кресло напротив.

- Прошу, Петр Андреевич, - произнес устало.

Майор сел и расслабленно поинтересовался:

- Георгий Степанович, у вас, случайно, выпить нет? - и по выражению лица нейрохирурга понял: счет 1:0 в свою пользу.

- А вам разве можно... при исполнении? - обескураженно спросил Артемьев.

- Мне, дорогой Георгий Степанович, уже все можно. Я ведь с завтрашнего дня - на пенсии... благодаря вам.

- Да что вы такое говорите, Петр Андреевич! - возмутился тот.

- Так есть выпить или нет?

- Е-есть, конеч-ч-чно, - заикаясь, выдавил Артемьев и поднялся, все еще недоверчиво глядя на Иволгина. - А как же... ваши?.. - он кивнул на дверь.

- Не бойтесь, не набегут. Им сейчас не до того.

- Помилуйте, я совсем другое имел в виду, - обиделся заведующий, но бутылку коньяка все-таки выставил. Затем разлил янтарно-ароматную жидкость, поставил рюмку перед Иволгиным и вопросительно посмотрел на него.

Петр Андреевич поднял свою, понюхал и, смакуя, медленно выпил.

- Хор-р-рош! А, вы, что же?

Георгий Степанович смутился и, налив буквально несколько капель, нехотя выпил.

- Ну что, по второй? - глаза Иволгина азартно заблестели. - За успех безнадежного, казалось, предприятия! А, Георгий Степанович?

Артемьев недовольно поджал губы. Не скрывая неприязни, холодно заметил:

- Уж, простите, Петр Андреевич, но я считал вас, в некотором роде, интеллигентным и светским человеком. А вы, по-моему, изволите хамить. Тем более, старшему по возрасту.

Иволгин откинулся на спинку кресла и несколько минут пристально изучал сидящего напротив доктора, временами склоняя голову то в одну, то в другую сторону.

- Что вы на меня так смотрите?! - не выдержали нервы у Артемьева.

- Георгий Степанович, - начал, вздохнув, Иволгин, - если бы вы не сотворили сегодняшнюю глупость, поверьте, многое в жизни вашего пациента могло бы радикально измениться. В том, что здесь не обошлось без вашего участия, я уверен на сто один процент. - Он в упор взглянул на нейрохирурга: - Я не стану спрашивать, кто вам помогал и где парень сейчас. Рано или поздно я это узнаю. Меня интересует другое. Чем он вам так дорог? Почему вы решили принять столь деятельное участие в его судьбе, зная, что прессинг будет мощнейший - не только по отношению к вам лично, но и на персонал отделения, на больных? Клянусь, все, что вы скажите, не выйдет за пределы этого кабинета. Даю вам слово офицера!

Майор видел, как Артемьева одолевают мучительные, противоречивые чувства. Но не торопил, зная, как важно, порой, для человека принять самосточтельно единственно верное и правильное решение. Георгий Степанович сидел, сгорбившись, сцепив пальцы рук и глядя прямо перед собой. Наконец, он поднял голову. На лице его читались отчаяние и какая-то безысходная решимость.

- Петр Андреевич, - начал он дрожащим голосом, - я и рад бы помочь вам. Но... - он бессильно развел руками, - ... боюсь ошибиться сам. Видите ли, мой пациент, возможно, является родственником одного человека. Это история давних лет, времен гражданской войны и даже раньше. Дело в том, что мои покойные родители дважды обязаны были тому человеку своей жизнью. А этот молодой парень оказался поразительно на него похож. Поймите, - в отчаянии воскликнул Артемьев, - это, если хотите, долг памяти и чести! Я обязан был дать ему шанс...

- Один на миллион... - Задумчиво проронил Иволгин и тут же встрепенулся: - А, знаете, Георгий Степанович, мне, кажется, его судьба использует этот шанс. Не может быть, чтоб не использовала, когда есть люди, готовые пожертвовать ради этого всем. - Он поднялся и, улыбаясь, предложил: - Давайте выпьем за "вашего пациента"!

Артемьев вскочил, глядя на Иволгина глазами, полными слез. Суетливо наполнил рюмки. Они чокнулись и залпом выпили до дна.